DOI: 10.7256/2454-0625.2022.6.38010

Аннотация: В настоящей работе автор продолжает изучение и осмысление авторской трактовки Дж. Ноймайером образов главных героев балета «Сон в летнюю ночь». Проводится содержательное истолкование хореографического воплощения Ипполиты и Тезея – одной из двух ипостасей главных героев балета, с целью выявления их особенностей в контексте спектакля и творчества хореографа. Основываясь на методах балетоведческого анализа, утвержденных историками и теоретиками балета Добровольской, Красовской, Суриц, автор применял сравнительно-исторический, идейно-художественный и аналитический методы, а также метод включенного наблюдения (основанный на личном опыте работы с Ноймайером). В ходе источниковедческого анализа автором были использованы видеоматериалы из архивов гамбургского «Ballettzentrum» и московского Большого театра. Проведенный детальный анализ хореографической партитуры партий Ипполиты и Тезея позволяет сделать вывод, что основными фрагментами, характеризующими этих героев, Ноймайер делает два развернутых дуэта, отличных между собой. В первом из них хореограф использует насыщенную дуэтную технику: верхние поддержки без подходов (часто начинаемые с позиций на коленях), нестандартные комбинации парных вращений – элементы, определяющие дальнейшую линию развития его хореографического стиля. Композиция и средства хореографической выразительности второго дуэта скорее нетипичны для творчества Ноймайера. Здесь балетмейстер позами и техничными сольными фрагментами танцовщиков намекает на схожесть с балетами классического наследия, с помощью чего подчеркивает парадность и церемонную торжественность этого дуэта. Также в нем используется такой дополнительный атрибут, как шлейф, придающий движениям балерины еще большую весомость и царственность. Таким образом, хореографическая разработка образов Ипполиты и Тезея занимает одну из ключевых позиций (наряду с Титанией и Обероном) в спектакле «Сон в летнюю ночь», а также становится важным этапом в эволюции авторского стиля Дж. Ноймайера.

DOI: 10.7256/2454-0625.2022.6.35785

Аннотация: Объектом исследования являются радикальные изменения в гендерных отношениях во Франции в первой половины XVII века, повышение социальной роли женщин. Процесс превращения рыцарского сословия в придворное на фоне усиления королевского двора приводит к тому, что мужчины покидают исторически обжитый и привычный идеал рыцарской доблести, вступая в пространство салонов и двора. В этом пространстве они вынуждены постигать новое для них искусство светского общения и искусство нравиться участникам этого общения. То искусство, которым, по мнению современников, в совершенстве владели женщины. Посредством языка, воспитания, литературы, женщины принимают участие в рождении и утверждении публичного пространства, построенного вокруг новых гендерных норм, новой практики художественной литературы. Признание женщины в моралистической литературе первой половины XVII века равной мужчине в достоинствах и благородстве, делает ее равноправным участником светского общения. Женский авторитет со временем начинает определять направление критики, женщины выступают арбитрами хорошего вкуса в литературе и искусстве. В это время формируется современный взгляд на взаимоотношения полов. Все эти явления характерны для европейской культуры в целом и во многом определяют современную европейскую ментальность. Анализ исторических предпосылок возрастания социальной активности и роли женщин необычайно важен и актуален как для понимания многих исторических реалий, в том числе формирования европейской гендерной традиции, так и для изучения влияния этих процессов на формирование новых эстетических идеалов. Галантная эстетика складывается с участием и под влиянием женщин, поскольку галантная культура - это культура, пронизанная идеей любви.

DOI: 10.7256/2454-0625.2022.6.38258

Аннотация: Объектом исследования данной статьи является экзистенциальный опыт пребывания человека в виртуальном пространстве, реализующийся в феномене одиночества. Предметом исследования является преломление метафоры пустыни применительно к виртуальному миру. Как известно, развитие современных информационных технологий привело к изменению экзистенциальных координат человека, поэтому погружение в виртуальное пространство для нынешнего поколения становится всё более актуальным, а порой и подменяющим многие реальные события. Вопрос о взаимодействии человека и техники обретает противоречивые грани, ведь угроза тотального сближения виртуальности и реальности уже не кажется столь мифической. Именно эти положения заставляют вновь пересмотреть положение человека в современном мире и попытаться дать этому оценку. В работе делается попытка проанализировать экзистенциальное пространство виртуального мира человека через метафору пустыни. В итоге были получены некоторые результаты. В первую очередь, естественное стремление индивида быть в социуме прекрасно может быть реализовано в виртуальном мире, однако оно превращается в усиленное внимание индивида к самому себе (потребность к удовлетворению своих виртуальных запросов), что и приводит его к чувству одиночества. И во вторую очередь, применяя метафору пустыни к виртуальному пространству, мы видим, что в ней сокрыт контекст уединения, ухода, для поиска ответов на многие вопросы. Человек в виртуальном мире видит себя через призму своего запроса в виртуальную пустоту, порой даже не ожидая ответа на него, что ещё раз подтверждает мысль о некоем экзистенциальном переживании одиночества в интернет- пространстве. Научная новизна работы заключается в применении метафоры пустыни к экзистенциальному пространству виртуального мира.

DOI: 10.7256/2454-0625.2022.6.38308

EDN: DRPEVY

Аннотация: В статье анализируется поэма Пушкина «Евгений Онегин» и два противоположных истолкования ее, Александром Минкиным и критиком Владимиром Козаровецким. Автор частично соглашается с интерпретацией поэмы, которую предложил Минкин, возражает Козаровецкому, но в основном осмысляет «Евгения Онегина» на основе своей концепции искусства и предложенной им методологии анализа произведений искусства. Сравниваются взгляды на поэму Минкина и Козаровецкого: первый считает, что поэма описывает нравственную эволюцию личности Александра Сергеевича, а второй, что перед нами гениальная мистификация, затеянная Пушкиным, чтобы эпатировать читателей. Автор предлагает свое прочтение поэмы Пушкина, в котором многое основывается на анализе художественной реальности.   Он показывает, что повествование в «Евгении Онегине» ведется от четырех лиц (самого Пушкина, Онегина, Татьяны и остальных героев), причем повествователи передают свои представления и содержания друг другу. Хотя формально Онегин говорит очень мало, за него много и умно говорит Пушкин; хотя Пушкин ‒ это не Онегин, но судьба Онегина угрожает и Пушкину. Повествователь в поэме «Евгений Онегин» напоминает Протея: то говорит от себя, следуя своему характеру и натуре, то от лица других повествователей, прикрываясь их обликами и речами. Читателю необходимо разобраться в этом поэтическом маскараде: отделить автора от героев, понять, где автор ‒ автор, а где он герой и повествователь, где герои говорят от себя, а где от имени Пушкина? Выстроив такую художественную реальность, заставляющую читателя трудиться, разгадывая построения автора, размышляя и над своей жизнью, Пушкин выступил как настоящий новатор искусства.

DOI: 10.7256/2454-0625.2022.6.38336

EDN: EIZXEV

Аннотация: В статье представлены два плана анализа знаменитой постановки Римаса Туминаса «Евгений Онегин». В первом обсуждаются проблемы и трудности перевода поэтического произведения Пушкина на язык театра. При этом автор использует анализ этой постановки, осуществленный Александром Минкиным в книге «Немой Онегин». В частности, рассматривается ряд приемов (расщепление героев, Онегина и Ленского, на две персоны, придание историческим событиям современной формы существования, что предполагает переосмысление их); их, по мнению Минкина, применил в своей постановке Туминас. Автор предоставляет голос Александру Сергеевичу, который не узнает свое произведение в постановке Туминаса, предполагая, что тот решал задачи, далекие от интересовавших Пушкина.   Во второй части предлагается реконструкция логики, в соответствие которой вероятнее всего действовал Туминас, создавая свою постановку. Автор показывает, что, во-первых, Туминас не пытается изложить по-новому, современно, гениальное произведение Пушкина, а создает новое произведение, свое; во-вторых, художественная реальность этого нового произведения составлена из очень разных событий, в том числе рефлексивных. Он ставит вопрос, каким образом эти разнородные события создают целое. Если в традиционной эстетике художник изображает существующие вне человека (или внутри его) мир и жизнь, которые рассматриваются как общезначимые для всех, то в новой описывается и конституируется мир и события сознания личности художника и зрителя.

DOI: 10.7256/2454-0625.2022.6.35993

EDN: EKSCFP

Аннотация: Предметом исследования является существующая классификация графического искусства анархистской периодики рубежа XIX–XX вв. Объектом исследования служат публикации, посвященные проблеме составления классификации произведений графического искусства анархизма. Это работы Р. и Е. Гербертов, А. Дардел, Л. Литвак, Ж. Годар-Даванта, К. Фергюсон - зарубежных специалистов в области графики анархизма. Отечественных публикаций по данной теме не имеется. Особое внимание автор статьи обращает на сходство в подходах к классификации разных авторов и существующие лакуны в данной области искусствоведения с целью определения дальнейших перспектив исследования рассматриваемой проблематики.   Научная новизна работы заключается в выяснении не систематизированных в российской историографии тенденций классификации, предлагаемых в литературе на английском, французском и испанском языках, на основе которых разрабатывается методологическая база для анализа темы. Методы, использованные в работе, следующие: анализ историографии с целью выявления существующих подходов к изучению графики анархистской периодики; компаративистский анализ, позволяющий сопоставить две основные тенденции (по тематико-иконографическому и образно-тематическому принципу) между собой, найдя дальнейшие перспективы интерпретации и существующие лакуны. Результаты исследования раскрывают существующую традицию классификации, авторы которой продвигают свои методы, препятствуя появлению других подходов и типов классификации, могущих пролить свет не только на образ анархиста, но и на особенности диалога между анархистской графикой и художественным авангардом.

DOI: 10.7256/2454-0625.2022.6.35754

EDN: EOXATF

Аннотация: Актуальность данной статьи заключается в том, что дизайн, как феномен проектной деятельности, является одной из передовых областей проектной культуры XXI в., но несмотря на это в современной художественно-проектной деятельности можно наблюдать гендерное неравенство в реализации творческих проектов. Это противоречит заявленному европейским обществом равноправию. Похожая ситуация существовала с самого зарождения дизайна, как особой сферы человеческой деятельности. Рассмотрение данного вопроса с культурологической, культурно-исторической стороны позволит выявить структурную взаимосвязь между заявленными принципами и действительностью гендерной политики в области дизайна. Целью данной работы является освещение и систематизация основного вклада женщин художников, художников — проектировщиков Баухауса в развитие дизайна в целом. Объектом исследования является гендерная политика школы Баухаус. Предметом исследования является художественная, ремесленная и художественно — проектная деятельность женщин студенток и преподавателей школы Баухаус. Авторы рассматривают Баухаус в социокультурном аспекте гендерной политики, выявляют личности женщин, анализируют и структурируют их вклад в развитие искусства. Рассмотрев школу Баухаус в социокультурном аспекте гендерной политики авторы выявили, что несмотря на заявленное гендерное равноправие женщины были ограничены в своей деятельности и правах. На основании полученных данных авторами была выявлена зависимость женского образования в Баухаусе, во — первых, от курса школы, диктуемого руководством, во — вторых, от политических и экономических процессов, происходящих в то время в стране и в мире в целом. Авторы осветили личности женщин Баухауса, таких как Гунта Штёльцль, Анни Альберс, Марианна Брандт, Гертруда Арндт, а также выявили их роль в формировании дизайна как внегендерной профессии.