Аннотация: Для философского осмысления специфической этнопсихологии миллиарда африканцев, а также психологического феномена «законсервированного» в их сознании прошлого и его исторических перспектив в современную эпоху автор обращается к творческим исканиям и уникальным находкам великого интеллектуала Африки – легендарного сенегальского политика, психолога и поэта Леопольда Сенгора и нигерийского драматурга и режиссера, оригинального мыслителя Воле Шойинки – лауреата Нобелевской премии по литературе, а также к своеобразному фольклору народов континента - истокам, в образах которого коренные африканцы сих пор черпают связь со своим историческим прошлым и надежды на лучшее будущее.

DOI: 10.7256/2454-0749.2018.3.26670

Аннотация: Предметом исследования данной статьи является структура последования пятой субботы Великого поста (Субботы акафиста). Это богослужение уникально тем, что именно на нем исполняется акафист - древний гимн в честь Пресвятой Богородицы, связанный с праздником Благовещения. Объектом для исследования послужил ряд рукописей славянских Триодей XII-XIV вв. В работе представлены и проанализированы сведения из девяти рукописных источников. При этом восемь из них изучены de visu; один - в факсимильном издании. Основной метод, примененный в исследовании, - метод типологического анализа, позволивший определить сходство последования богослужения Субботы акафиста с аналогичным последованием зафиксированным в памятниках греческого византийского богослужения. Исследование показало, что богослужение Субботы акафиста несколько раз компилировалось под одну из известных западновизантийских литургических моделей. При чем на компиляцию указывают не только типологические, но и текстологические характеристики. Подобный вывод дает направление к новому пониманию составления и развития триодного сборника на славянской почве.

Аннотация: для философского осмысления специфической этнопсихологии миллиарда африканцев, а также психологического феномена «законсервированного» в их сознании прошлого и его исторических перспектив в современную эпоху автор обращается к творческим исканиям и уникальным находкам великого интеллектуала Африки — легендарного сенегальского политика, психолога и поэта Леопольда Сенгора и нигерийского драматурга и режиссера, оригинального мыслителя Воле Шойинки — лауреата Нобелевской премии по литературе, а также к своеобразному фольклору народов континента - истокам, в образах которого коренные африканцы сих пор черпают связь со своим историческим прошлым и надежды на лучшее будущее.

DOI: 10.7256/2454-0749.2023.10.43609

EDN: BPCZCE

Аннотация: Предлагается контрастивное исследование метафорической семантики нумератива "три" в русских и китайских фразеологических единицах (ФЕ). Его цель – выявить сходства и различия в значении числа "три" в данных ФЕ, а также определить национальные особенности их использования. Авторы применяют лексико-семантический синхронный подход, фокусируясь на семантическом анализе числа "три" по его метафорическим лексическим значениям и ЛСГ, указывающим на объект количества. Исследование подтверждает, что символические значения числа "три" в русских и китайских ФЕ иногда совпадают, но все же существуют национальные особенности. В русских ФЕ число "три" чаще имеет значение "больше, чем норма", что связано с переходом от древней к современной языковой картине мира. В китайских ФЕ обнаруживается полное отсутствие значения "меньше, чем норма", но в целом в них значение числа "три" более неопределенно и часто используется для обобщения схожих признаков. Результаты исследования имеют практическую применимость в области межъязыковой коммуникации и культурного понимания. Авторы заключают, что русские ФЕ с числом "три", передающие значение "больше, чем норма", являются распространенными в современной речи, в то время как ФЕ с значение "норма" устаревают. Анализ оценочности в китайских ФЕ показывает предпочтение метафор, связанных с предметами или понятиями, а не с группами людей. Исследование подтверждает значимость культурного контекста при анализе символической семантики числа "три" во фразеологии и демонстрирует потенциал контрастивной лингвистики для лучшего понимания языковых особенностей и культурных нюансов.

DOI: 10.7256/2454-0749.2023.10.68831

EDN: BQEGYX

Аннотация: В статье исследуется понятие «удача» в двух языковых картинах мира – русской и китайской. Исследование является контрастивным, полученные результаты сопоставляются. Описание каждого понятия производится по четкому алгоритму: исследуется этимология слова, мифологические корни понятия, его сочетаемость, из сочетаемости вычленяется вещественная коннотация по В. А. Успенскому, производится сопоставление словарных дефиниций. Цель исследования – на материале семантического поля понятия «удача» в русском и китайском языках выявить особенности представления этого понятия в разных культурах. Сопоставление проводится с целью увидеть сходства и различия в мировоззренческой картине разных народов. Научными методами данного исследования являются: сравнительно-исторический метод, метод обобщения и метод семантического анализа - которые применяются для анализа данной темы. Важно отметить, что данная тема считается малоисследованной, и ранее не проводились лингвокультурологические исследования, охватывающие это понятие в рамках русской и китайской культур. Это делает данное исследование научно новаторским. Полученные в результате исследования данные окажут существенное воздействие на взаимопонимание между народами и могут рассматриваться как некий понятийный мост, способствующий лучшему взаимопониманию между представителями разных культур. Кроме того, полученные результаты могут быть полезны при разработке учебных курсов по регионоведению, сравнительному изучению культур, и при преподавании соответствующих языков. Таким образом, данное исследование имеет широкий диапазон применения в научных и образовательных областях.

DOI: 10.7256/2454-0749.2016.1.18110

Аннотация: В статье исследуются истоки оригинальной историософской и историко-литературной концепции Н.М. Карамзина (1766–1826), которую отечественные авторы (от кн. П.А. Вяземского до П.Б. Струве) определяли как «либеральный консерватизм». Автор статьи полагает, что предысторию «сотворения Карамзина» (Ю.М. Лотман) надо искать в московском периоде его учебы (1778–1782) в частном пансионе профессора И.М. Шадена, находящимся в центре московской Немецкой слободы. Фактически, это было «первым путешествием Карамзина в Европу», на десять лет предшествовавшее известной поездке 1789–1790 гг. Парадокс заключался в том, что эту свою «первую Европу» юный Карамзин нашел не на Западе, а в Москве, причем уже, как вполне органичную часть русской жизни. Автором использованы новые материалы о жизни и учебе Карамзина в Немецкой слободе, а также об образцах европейской литературы, на которой он был воспитан. Особая роль в этом воспитании принадлежала сочинениям немецкого философа-моралиста и поэта-баснописца Х.В. Геллерта, по местам которого в Лейпциге Карамзин потом путешествовал в 1789 г. В статье впервые в истории отечественной философии и культурологии высказывается гипотеза о том, что Н.М. Карамзин стоял у истоков русского «христианского либерализма» (учения не политического, а культуро-центричного), о чем свидетельствует его «духовное завещание» 1826 г.

DOI: 10.7256/2454-0749.2016.1.67591

Аннотация: В статье исследуются истоки оригинальной историософской и историко-литературной концепции Н.М. Карамзина (1766–1826), которую отечественные авторы (от кн. П.А. Вяземского до П.Б. Струве) определяли как «либеральный консерватизм». Автор статьи полагает, что предысторию «сотворения Карамзина» (Ю.М. Лотман) надо искать в московском периоде его учебы (1778–1782) в частном пансионе профессора И.М. Шадена, находящимся в центре московской Немецкой слободы. Фактически, это было «первым путешествием Карамзина в Европу», на десять лет предшествовавшее известной поездке 1789–1790 гг. Парадокс заключался в том, что эту свою «первую Европу» юный Карамзин нашел не на Западе, а в Москве, причем уже, как вполне органичную часть русской жизни. Автором использованы новые материалы о жизни и учебе Карамзина в Немецкой слободе, а также об образцах европейской литературы, на которой он был воспитан. Особая роль в этом воспитании принадлежала сочинениям немецкого философа-моралиста и поэта-баснописца Х.В. Геллерта, по местам которого в Лейпциге Карамзин потом путешествовал в 1789 г. В статье впервые в истории отечественной философии и культурологии высказывается гипотеза о том, что Н.М. Карамзин стоял у истоков русского «христианского либерализма» (учения не политического, а культуро-центричного), о чем свидетельствует его «духовное завещание» 1826 г.

DOI: 10.7256/2454-0749.2016.3.18876

Аннотация: Предметом исследования предлагаемой статьи является идея вечного возвращения Ф. Ницше в поэтическом наследии А. Блока. Объектом исследования выступает осуществляющаяся в поэзии А. Блока трансформация ницшевской идеи вечного возвращения того же самого в поэтику и эстетику незавершенного возвращения. В статье осуществляется сравнительный анализ философских воззрений Ф. Ницше и поэтического миросозерцания А. Блока. Автор опирается на результаты современных исследований как в области литературоведения, так и в области философии. В статье применяется комплексный подход, основанный на синтезе семиоэстетического, дискурсивного и интертекстового анализа. Общий подход может быть определен как философский анализ художественного текста. Основным выводом проведенного исследования является положение, что в поэтическом мире А. Блока идея вечного возвращения трансформируется в феномен незавершенного возвращения. Автор показывает, что Блоком был ассимилирован преимущественно космологический, негативный аспект ницшевской идеи. Позитивный, антропологический аспект данной идеи не получил полного воплощения в творческом наследии поэта.

DOI: 10.7256/2454-0749.2016.3.68247

Аннотация: Предметом исследования предлагаемой статьи является идея вечного возвращения Ф. Ницше в поэтическом наследии А. Блока. Объектом исследования выступает осуществляющаяся в поэзии А. Блока трансформация ницшевской идеи вечного возвращения того же самого в поэтику и эстетику незавершенного возвращения. В статье осуществляется сравнительный анализ философских воззрений Ф. Ницше и поэтического миросозерцания А. Блока. Автор опирается на результаты современных исследований как в области литературоведения, так и в области философии. В статье применяется комплексный подход, основанный на синтезе семиоэстетического, дискурсивного и интертекстового анализа. Общий подход может быть определен как философский анализ художественного текста. Основным выводом проведенного исследования является положение, что в поэтическом мире А. Блока идея вечного возвращения трансформируется в феномен незавершенного возвращения. Автор показывает, что Блоком был ассимилирован преимущественно космологический, негативный аспект ницшевской идеи. Позитивный, антропологический аспект данной идеи не получил полного воплощения в творческом наследии поэта.

DOI: 10.7256/2454-0749.2018.3.26313

Аннотация: Предметом исследования являются особенности восприятия А. А. Фетом танатологии А. Шопенгауэра и волюнтаристской картины мира немецкого философа. На примере стихотворений "Смерть" (1878) и "Смерти" (1884) автор подробно рассматривает такие аспекты темы как: процесс рецепции иррациональной философии А. Фетом, особенности преломления танатологических философем Шопенгауэра в творчестве русского поэта, особенности формирования художественного образа смерти в стихотворениях "Смерть" и "Смерти". В заключении делается вывод об особенностях восприятии танатических концепций Шопенгауэра А. А Фетом. Методологическая основа исследования предполагает актуализацию возможностей системного, историко-культурного, сравнительно-исторического и рецептивно-эстетического видов анализа. В творчестве Фета активно используются многие элементы философской картины немецкого философа. Тем не менее, отдельные особенности творческого диалога между русским поэтом и немецким философом остаются не проясненными. Основными выводами приведенного исследования являются следующие положения: рецепция танатологических философем А. Шопенгауэра А. А. Фетом представляет собой неоднородное явление; смерть представляется естественным, постоянным и неотъемлемым компонентом, скрывающимся под каждым явлением жизни, являясь противовесом изменчивой, непостоянной, призрачной жизни; с другой стороны, смерть представляется эфемерной сущностью, она является своего рода призраком, иллюзией человеческого разума.

DOI: 10.7256/2454-0749.2014.4.13430

Аннотация: Сопоставляются воззрения двух философов - А. Лосева и М. Бахтина. Оба работали в сфере постсимволизма: как русского (с приоритетными аллюзиями к Вяч. Иванову), так и немецкого (т.е. в контексте немецкой классической философии ― Гёте, Шеллинг, Гегель и др.,), а тем самым и в диалоге с неокантианством и феноменологией, которые в этом смысле можно толковать как постсимволистский этап немецкой философии. Показано, что именно тем, что развитие идей обоих философов шло по общим «постсимволистским» лекалам, определяется ― при всем тематическом и аксиологическом различии ― и их интеллектуально-техническая (операциональная), и интуитивно-тематическая, и в конечном итоге типологическая общность. Метод исследования феноменологическое описание и сопоставление сравниваемых концепций как на историческом фоне (постсимволизм), так и на фоне современных когнитивных и нарративных теорий; применение двойной методологической оптики: одновременный поиск контрастных и типологически общих параметров. В результате исследования выявлено: 1) что под резко отличающейся тематической поверхностью текстов Лосева и Бахтина лежит схожая интеллектуально-операциональная техника, определяемая в своем сходстве общей установкой на постсимволизм, 2) что указанная операциональная общность лежит в основе тех смысловых тематических инноваций Лосева и Бахтина, которые по своему прямому тематическому составу, на первый взгляд, не имеют ничего общего (имяславие и двуголосие). Обосновано, что и Лосев, и Бахтин работали с одними и теми же двумя феноменами, которые условно предложено называть двоичными и троичными символами, и что при этом операциональное обращение с этими феноменами оказывается у них по многим пунктам схожим. Оспорена дискуссионная точка зрения, согласно которой двоичность выражает самую сердцевину русского типа философствования, в отличие от троичности, которая, как утверждается оппонентами, ею не приемлется ― по тем или иным причинам, вплоть до «мистического испуга» перед постулируемым ею «третьим» элементом. В противовес распространенному мнению, что троичность не была адекватно воспринята русским символизмом в статье показано, что троичный символ не только признавался Лосевым и Бахтиным, но коррелировал с их ранними инновационными идеями. У раннего Лосева на концептуальном месте троичного символа говорится об имени (в контексте имяславия), у Бахтина ― о двуголосом слове (ДС), ведущем в перспективе к полифонии. Показано, что в лосевском имени как троичном символе непосредственно не данным третьим компонентом является сама сущность (она проявляется исключительно только через свою энергию); в бахтинском же ДС в качестве третьего (подразумеваемого) компонента можно понять скрытый ― внешне никак лингвистически не маркированный ― смысл отношения одного голоса к другому. Анализ всех дополнительных напластований в ДС составляет особую нарратологическую проблему, адекватно подойти к которой можно только через подробное рассмотрение феноменов символической двоичности и троичности. В движении обоих философов в постсимволистском направлении в статье выделено две фазы: 1) релятивная, на которой оба двигались от троичного символа по направлению к тезису о релятивности языка, и 2) фаза адеквации, на которой оба философа равно обосновывали, что существуют такие стратегии порождения речи, которые преодолевают языковой релятивизм силами самого языкового релятивизма. На фоне темы релятивности и ее преодоления обнажилось одно из значимых ― и более того: типологических для русской философии начала ХХ века ― сходств Лосева с Бахтиным: в статье высказана гипотеза, что с лосевской теорией относительных мифологий коррелирует бахтинская теория расхищенности единого языка на разные (профессиональные, жанровые, направленческие и т.д.) подъязыки, а с лосевской теорией абсолютной мифологии частично коррелирует полифоническая концепция Бахтина. Имеется в виду, что аналогично тому, как в лосевской абсолютной мифологии гасятся особенности относительных мифологий, так в бахтинской полифонии специфические подъязыки (голоса) входят в много векторные взаимные соотношения, которые гасят их специфическую релятивность и выводят высказывание в целом на адеквации. Такова только общая канва взаимоотношений абсолютной лосевской мифологии и бахтинской полифонии, за которой вскрывается взаимосвязанная система операциональных и тематических различий, в центре которой ― противостояние диалектики и диалога.

DOI: 10.7256/2454-0749.2014.4.65775

Аннотация: Сопоставляются воззрения двух философов - А. Лосева и М. Бахтина. Оба работали в сфере постсимволизма: как русского (с приоритетными аллюзиями к Вяч. Иванову), так и немецкого (т.е. в контексте немецкой классической философии ― Гёте, Шеллинг, Гегель и др.,), а тем самым и в диалоге с неокантианством и феноменологией, которые в этом смысле можно толковать как постсимволистский этап немецкой философии. Показано, что именно тем, что развитие идей обоих философов шло по общим «постсимволистским» лекалам, определяется ― при всем тематическом и аксиологическом различии ― и их интеллектуально-техническая (операциональная), и интуитивно-тематическая, и в конечном итоге типологическая общность. Метод исследования феноменологическое описание и сопоставление сравниваемых концепций как на историческом фоне (постсимволизм), так и на фоне современных когнитивных и нарративных теорий; применение двойной методологической оптики: одновременный поиск контрастных и типологически общих параметров. В результате исследования выявлено: 1) что под резко отличающейся тематической поверхностью текстов Лосева и Бахтина лежит схожая интеллектуально-операциональная техника, определяемая в своем сходстве общей установкой на постсимволизм, 2) что указанная операциональная общность лежит в основе тех смысловых тематических инноваций Лосева и Бахтина, которые по своему прямому тематическому составу, на первый взгляд, не имеют ничего общего (имяславие и двуголосие). Обосновано, что и Лосев, и Бахтин работали с одними и теми же двумя феноменами, которые условно предложено называть двоичными и троичными символами, и что при этом операциональное обращение с этими феноменами оказывается у них по многим пунктам схожим. Оспорена дискуссионная точка зрения, согласно которой двоичность выражает самую сердцевину русского типа философствования, в отличие от троичности, которая, как утверждается оппонентами, ею не приемлется ― по тем или иным причинам, вплоть до «мистического испуга» перед постулируемым ею «третьим» элементом. В противовес распространенному мнению, что троичность не была адекватно воспринята русским символизмом в статье показано, что троичный символ не только признавался Лосевым и Бахтиным, но коррелировал с их ранними инновационными идеями. У раннего Лосева на концептуальном месте троичного символа говорится об имени (в контексте имяславия), у Бахтина ― о двуголосом слове (ДС), ведущем в перспективе к полифонии. Показано, что в лосевском имени как троичном символе непосредственно не данным третьим компонентом является сама сущность (она проявляется исключительно только через свою энергию); в бахтинском же ДС в качестве третьего (подразумеваемого) компонента можно понять скрытый ― внешне никак лингвистически не маркированный ― смысл отношения одного голоса к другому. Анализ всех дополнительных напластований в ДС составляет особую нарратологическую проблему, адекватно подойти к которой можно только через подробное рассмотрение феноменов символической двоичности и троичности. В движении обоих философов в постсимволистском направлении в статье выделено две фазы: 1) релятивная, на которой оба двигались от троичного символа по направлению к тезису о релятивности языка, и 2) фаза адеквации, на которой оба философа равно обосновывали, что существуют такие стратегии порождения речи, которые преодолевают языковой релятивизм силами самого языкового релятивизма. На фоне темы релятивности и ее преодоления обнажилось одно из значимых ― и более того: типологических для русской философии начала ХХ века ― сходств Лосева с Бахтиным: в статье высказана гипотеза, что с лосевской теорией относительных мифологий коррелирует бахтинская теория расхищенности единого языка на разные (профессиональные, жанровые, направленческие и т.д.) подъязыки, а с лосевской теорией абсолютной мифологии частично коррелирует полифоническая концепция Бахтина. Имеется в виду, что аналогично тому, как в лосевской абсолютной мифологии гасятся особенности относительных мифологий, так в бахтинской полифонии специфические подъязыки (голоса) входят в много векторные взаимные соотношения, которые гасят их специфическую релятивность и выводят высказывание в целом на адеквации. Такова только общая канва взаимоотношений абсолютной лосевской мифологии и бахтинской полифонии, за которой вскрывается взаимосвязанная система операциональных и тематических различий, в центре которой ― противостояние диалектики и диалога.