DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.19861

Аннотация: Статья посвящена сравнительному анализу на материале античной и ближневосточных культур сущности и истоков добродетели, как этического концепта, направляющего духовно-нравственную составляющую жизни человека и общества, регулирующего социально-политические и экономические отношения в обществе. Основой для сравнительного анализа является этическое учение Аристотеля, предложившего метод исследования анатомии морального поступка, связи ценностного выбора человека и его социальной деятельности. В своем этическом учении Аристотель предложил результирующее понятие добродетели как итога социально-этической мысли античности. Метод Аристотеля позволил нам выстроить и понимание добродетели, сложившееся в русле ближневосточных культур, опираясь на исследования С.С. Аверинцева и корпус текстов, посвященных культуре хеттов. Для анализа различия этических концепций мы опираемся на труды Аристотеля, корпус текстов, посвященных культуре хеттов (исследования Вяч. Вс. Иванова, В.Н. Топорова, В.Г. Ардзинбы, О.Р. Герни, Г.Г. Гютербока, И.М. Дьяконова и др.), труды по аксиологии Г.П. Выжлецова, В.Н. Сагатовского, Н.О. Лосского и др. Методологическим основанием статьи является наша концепция ценностно-архетипического комплекса, позволяющая выявлять ценностные детерминанты культуры: человек совершает ценностный выбор свободно, но в рамках существующего в данной культуре понимания добра и зла – ценностной системы координат, в которую встраивается его ценностное сознание. Ценностная система координат культуры имеет аксиологическую доминанту, образованную реальными для человека «фундаментальными ценностными содержаниями, воспринятыми им на уровне носителя культуры», которые являются для него неизменными и объективными. В свою очередь аксиологическая доминанта есть результат решения диалектики духовного и психофизического начал природы человека, выполненных на его основе первоначальных ценностных выборов народа в начале его исторического пути, выстроенных относительно абсолютных ценностей, [14, С. 69-70; С. 65]. В данной статье мы доказываем, что истоками добродетели выступают аксиологическая система координат и аксиологическая доминанта этнической культуры. Они выступают координаторами этического поступка человека, задавая ему возможные варианты ценностного выбора. Основными результатами сравнительного анализа истоков и содержания добродетели и ее роли в жизни общества являются следующие выводы: 1. этические концепции античной и ближневосточной культур имеют и общее, и разное. Общим является понимание добродетели как разумного сдерживания своих страстей и желаний ради общего блага членов общества. 2. но за пределами общего в понимании добродетели стоит коренное отличие: мы доказываем, что человек совершает ценностный выбор свободно, но в рамках существующего в данной культуре понимания добра и зла, которое задает человеку ценностную систему координат, в которую встраивается его ценностное сознание. Анализ показал, что ценностная система координат античности исключает страдающую, телесно-унижаемую сторону природы человека, тогда как ценностная система хеттско-византийской магистрали ближневосточных культур включает все стороны природы человека. Исключение или же приятие всей полноты природы человека соотносится с аксиологической доминантой ценностно-архетипического комплекса этнической культуры, которая также оказывает определяющее влияние на ценностный выбор человека. Так, для античной культуры характерно при отрицании страдающей стороны природы человека безличное, рационально-холодное начало в аксиологической вершине культуры. Хеттско-византийская магистраль напротив ориентируется на личное, интимное, расположенное к диалогу с тобой начало в вершине культуры. 3. Мы доказываем, что истоками добродетели выступают аксиологическая система координат и аксиологическая доминанта этнической культуры. Они выступают координаторами этического поступка человека, задавая ему возможные варианты ценностного выбора.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.19827

Аннотация: Статья посвящена проблеме теоретического познания открытых систем. В их число входят, прежде всего, те, которые сущностно не могут быть замкнуты в своём содержании без ущерба их истинностной трактовки. Это историко-культурные системы и связанные с ними экзистенциально-личностные миры человеческого бытия. Если вопросы природного познания успешно решаются на основе формализованно-математического моделирования и предполагают естественное ограничение исследуемой области, то общественно-историческое познание не может развиваться на основе простого переноса естественнонаучной методологии в область изучения истории. В связи с этим возникает проблема даже не методологического плана, не требование некоего «усовершенствования» имеющейся методологии, а более сложный комплекс вопросов относительно самого характера теоретизации в сфере человеческого бытия. Автор полагает возможным выстраивание здесь истинностной рациональной понятийности, выполненное с соблюдением требования конкретности и критически-логического расширения содержания. Выделяется три ступени теоретической аппроксимации, являющиеся необходимыми ступенями корректно проводимого познания. На первой, подготовительной, блокируется мифотворчество, на второй формируется исток рационализации, на третий проводится собственно понятийная работа, получившая адекватную основу развертывания. Приводятся и подробно разбираются два примера теоретизирования, составляющие полюса, соответственно, негативного и истинностного понимания.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.20222

Аннотация: В статье рассматривается проблема ценности знания и некоторые подходы к её решению и, в частности, классическая точка зрения Платона, подходы Дункана Притчарда, Тимоти Уильямсона и Эрнеста Созы. Анализируется предлагаемое Притчардом различие между первичной, вторичной и третичной проблемами ценности знания. Акцент делается на особой ценности знания. Рассматриваются аргумент Притчарда, направленный против тезиса о финальной ценности знания, защищаемого эпистемологией способностей/достоинств Созы, и утверждающий особую ценность понимания, а также позиция Картера и Гордона, что особую ценность имеет объектное понимание. Сравнительный анализ различных позиций позволяет выявить их сильные и слабые стороны. Особая ценность знания, если таковая существует, должна быть одной и той же для всех видов знаний и, в частности, для тех видов знаний, которые, согласно Джону Греко, подчиняются различным (более или менее сильным) эпистемическим нормам. Мы отвергаем позиции Притчарда и Картера & Гордона в пользу тезиса об особой ценности знания и отдаём предпочтение экстерналистской точке зрения Тимоти Уильямсона, что особая ценность знания состоит в его фактивности. Мы также делаем предположение, что позиция Уильямсона совместима с позицией Витгенштейна.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.20621

Аннотация: В статье на основе идей, высказанных Ж. Рансьером в работе «Эстетическое бессознательное», выявляется существенная роль фантазма как составляющей эстетической структуры на территории литературы и искусства. При этом речь идет об основывающейся на бессознательных интенциях и имеющей принудительную силу работе фантазии, продуктом которой и является фантазм. В контексте теории Фрейда выявляются те особенности фантазии, которые обусловливают ее эстетический потенциал. С опорой на идеи Ж. Рансьера выявляются точки соприкосновения и расхождения фрейдовского и эстетического бессознательного. Главное внимание в связи с этим уделяется теме des Unheimlichen – в фрейдовском и эстетическом бессознательном. Уникальным литературным источником для исследования данной темы является повесть Н. Гоголя «Вий». Сюжеты данного текста занимают в статье центральное место в интерпретации пространства unheimlich-фантазма. Затрагивается также тема корректности психоаналитических интерпретаций художественных произведений, а также так называемых «литературных сновидений», - тема, обретающая в силу сосуществования фрейдовского и эстетического бессознательного более глубокий смысл. В данной статье были использованы некоторые принципы сравнительного, феноменологического, психоаналитического методов, а также - метод интерпретации. Фантазм оказывается вписанным в эстетическую структуру произведения таким образом, что данное либидо (художника, читателя, зрителя) принимает форму именно этого фантазма и соответствующих ему образов. Это принципиально важно, поскольку Фрейд, понимая эстетическое с точки зрения формальной привлекательности, отводил самой художественной форме в ее эстетическом аспекте место всего лишь «заманивающей премии». Фрейдовская тема des Unheimlichen рассматривается (на материале повести Н. Гоголя «Вий») в аспекте не столько фрейдовского, сколько эстетического бессознательного. Соответственно, феномен жуткого интерпретируется в терминах трансгрессии. В конечном итоге проводится мысль о нередуцируемости фантазма: фантазм, существуя и как фрейдовское, и как эстетическое бессознательное, по сути, не поддается десублимации, но сам по себе – бессознательно, – эстетически соединяя даже уже разведенные в рефлексии реальное и воображаемое, выполняет темпоральную работу явления скрывающегося.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.20586

Аннотация: Статья посвящена исторической реконструкции развития онтологических моделей науки в западноевропейской философии в средние века и эпоху Возрождения. Их развитие рассматривается в общефилософском контексте, в рамках которого основу мировоззрения составляло христианство, а основой онтологических представлений о предмете точных наук служила метафора Книги Природы. Метафора Книги Природы в своей основе имела семиотическую аналогию, которая проводила параллели между коммуникационными отношениями человек-человек и отношениями человек-природа. Такая установка является естественной и использование её в качестве фундамента для онтологических построений имело свою основу в предшествующий период в рамках древнегреческой философии. В средние века и в эпоху Возрождения семиотическая онтология получила своё развитие. Историческая реконструкция основана на выделении основных направлений развития онтологических представлений о реальности с единых позиций. Такой подход предполагает широкое использование методов сравнения и аналогии при проведении анализа фактического материала. Показано, что онтологические модели развиваются в рамках трёх линий, в зависимости от того, предмет какой науки берётся за основу представлений о реальности. Причиной, по которым семиотическая онтология в процессе развития научного знания была предана забвению, явилась натурализация, что и привело к утрате первичных смыслов. Историческая реконструкция позволяет восстановить эти смыслы, а её результаты могут быть актуальны в современных исследованиях в области онтологии науки.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.19748

Аннотация: Предметом исследования является моральная философия Дьюи как фундаментальная основа его либеральной социально-политической философии. Американский мыслитель считал мораль не набором фиксированных норм, а подвижным, изменчивым инструментом для создания оценочных суждений, которые могли бы сделать общество лучше. По мнению Дьюи, оценочные суждения являются проблематическими и сугубо практическими, а его метаэтика основана на чётком разграничении оценок и ценностей. Автор уделяет особое внимание рассмотрению структуры, сущности и функциям оценочных суждений, разграничению американским философом оценочных суждений и ценностей, а также роли моральной философии в системе либеральной социально-политической философии американского мыслителя. Автор также рассматривает моральную эпистемологию Дьюи, которая носит прагматистский и контекстуалистский характер. Методом исследования является концептуальный анализ текстов Дьюи, посвященных моральной проблематике. Системный подход к исследованию проблемы позволил выявить роль и место моральной философии в системе социально-политических взглядов американского мыслителя. Основные выводы исследования можно свести к следующему. Дьюи считал, что главная проблема этики в современном ему мире связана со способом организации общества, а не с личными решениями, поэтому его моральная философия является не самостоятельной системой, а основой его социально-политической философии. В фокусе его инструменталистской и сугубо прагматистской моральной философии находится организация социальных институтов, которые влияют на способность людей выносить разумные моральные суждения. Последняя, по мнению Дьюи, нуждается в постоянной перестройке, для чего необходимо развивать "экспериментальный интеллект". Таким образом, моральная философия Дьюи есть основа его либеральной социально-политической философии, а её изучение является необходимым для понимания фундаментальных основ англо-американского либерального социально-философского дискурса XX века.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.19686

Аннотация: Объектом данного исследования является виртуальная социальная коммуникация, предметом – социально-онтологические условия существования виртуальной социальной коммуникации. Целью данного исследования является экспликация и изучение условий осуществления социально-онтологически неполных форм коммуникации, в частности события коммуникации с участием искусственного актора. Главный вопрос, который поднимается в данной работе, звучит так: возможна ли смысловая коммуникация в условиях социально-онтологичееской неполноты? Другими словами, формулируется проблема смыслообразования в ситуации виртуальной коммуникации. В качестве методологического инструментария используются методология социального конструктивизма и эволюционной эпистемологии, понятия и концепты структуралистской философии. В ходе исследования были выделены два основных направления оценки роли виртуальной коммуникации в развитии общества. Первое - пессимистическое, согласно которому, виртуализация коммуникации представляет собой тупиковый путь развития человечества. Второе - оптимистическое, в котором виртуальная коммуникация выступает фактором интенсификации социальной динамики в обществе. Устанавливается, что в виртуальной коммуникации присутствуют факторы регресса семантики сообщений. Определяются условия снижающие воздействие данных факторов.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.23230

Аннотация: В статье рассматриваются основные смыслы социальной адаптации в историческом контексте и на современном этапе развития научной мысли. Показана противоречивая природа социальной адаптации и многозначность ее трактовок. Установлена зависимость понимания смысла социальной адаптации от конкретного исторического временного периода. Показано, что адаптация как процесс рассматривается в рамках трех основных научных направлений: естественно-научного, психологического, философского. Философский смысл адаптации раскрывается с точки зрения ее интерпретации как деятельного отношения, которое формируется между личностью и социальной средой и направлено на разрешение возникающих между ними противоречий. методологическим подходом к исследованию социальной адаптации может служить деятельностный подход и его аспекты. С этой точки зрения социальная адаптация имеет двоякую природу, проявляющуюся во взаимодействии двух начал: пассивного (приспособление человека к социальной среде) и активного ( преобразование, подчинение среды). Раскрыта роль социальной адаптации в процессе развития и становления человека в обществе. Показано, что разрешая противоречия, актуализирующие адаптационный процесс, человек тем самым усваивает и приобретает необходимый опыт, позволяющий ему становится полноправным членом общества и успешно социализироваться в нем. Обосновано, что Процесс социальной адаптации - это динамически-деятельностное многофазное «развертывание» личности – особый тип последовательных личностных преобразований в пределах индивидуально «очерченного» диапазона изменчивости, заданного как индивидуальными особенностями, так и требованиями конкретной социальной среды. Это значит, что благодаря социальной адаптации у человека появляется способность к такой активности, которая позволяет найти способ разрешения социальных противоречий при сохранении собственной самоидентичности и с учетом требований социальной среды.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.20329

Аннотация: В качестве предмета исследования в данной статье выступает то, как смерть выстраивается в общественном сознании и поддается социальной интерпретации сквозь призму религиозных и атеистических представлений. Последние понимаются как часть более общих социальных представлений, которые выступают в виде комплекса взглядов, типов чувствования, возможностей для объективирования и предполагаемых способов взаимодействия, связанных со смертью и вызванных событием смерти или соответствующим дискурсом. Реальное отражение смерти в сознании людей, то есть продукт социальных представлений, обозначается концепцией смерти. Автор использует феноменологическую методологию (проект феноменологии Э. Гуссерля) и герменевтический метод анализа религиозных и философских текстов применительно к танатологической проблематике. Проведя сравнительный анализ представлений о смерти, автор отмечает специфику каждого из них и принадлежность к эсхатологии определенного типа. Для религиозных представлений свойствен взгляд на смерть как на преодолимое квази-препятствие, приоткрывающее подлинное бытие духа. Религиозная эсхатология обосновывает возможность бытия-после-смерти. В рамках атеистических представлений смерть знаменует собой возвращение в состояние до-бытия. При этом особое значение уделяется социальному бытию и установлению в нем социальной эсхатологии. В заключительной части статьи делается вывод о синтезе религиозных и атеистических представлений о смерти в современности, что создает возможность для интересных будущих исследований в области социальной танатологии.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.19805

Аннотация: Особое место в философии Востока занимает вопрос человеческого достоинства и чести личность, в частности, у самураев. Бусидо является неписаным кодексом самураев, сводом правил и рекомендаций «идеального война», который во главе всего ставит честь и достоинство своей личности. Изначально бусидо возникло в виде общих принципов война-самурая, но благодаря его трансформациям дополнилось этическими нормами и окончательно оформилось к XVI—XVII вв. в виде неписаного кодекса самурайской этики. Понятие чести является одним из философских проблемных вопросов во всех культурах.Особую роль он обретает в философии Востока. Методом исследования является философский анализ бусидо. В результате исследования выявлены религиозные и философские основания бусидо, а также рассмотрена его трансформация в культуре Востока. Новизна исследования заключается в сравнительном анализе восточной культуры самураев и европейской культуры средневекового рыцарства, а также выявлены различия данных культур и их культурно-этических оснований.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.20475

Аннотация: Предметом исследования выступает процесс субъективации — как его понимал М. Фуко: как складывание субъективности — неизбежно начинается с момента появления человека и проходит через всю его жизнь, так что истинная субъективность (опять же по выражению Фуко) достигается индивидом к зрелому возрасту, да и то не в своем абсолюте. При этом под субъектом понимается достигший определенного экзистенциального уровня индивид, прошедший эволюционную триаду субъективации: индивид-личность-субъект (А.В. Павлов). Феноменологический метод исследования позволил интуитивно, досконально, дескриптивно и аналитически установить различия и привести к ясности феномены сознательной жизни. Научной новизной является выбор начальной точки — периода младенчества индивида — и предполагается остановиться на проблеме самоидентификации (обретении себя) субъекта, выражаемой Ж. Лаканом в т. н. стадии зеркала, а также на триаде лакановских регистров, задающих свои особенности и процессу конституирования субъекта, и универсально и тотально охватывающих все поле действия субъекта. Также планируется рассмотрение предлагаемых М. Фуко практик себя, подробно разъясняющих процесс самополагания субъекта, и интерсубъективности, для которой взгляд и ответ Другого имеет важное значение для формирования Я.

DOI: 10.7256/2454-0757.2017.5.19657

Аннотация: Темой статьи является творчество Джона М. Кейджа - известного американского композитора, философа, поэта, музыковеда и художника, который одним из первых в авангардной музыке начала ХХ в. использовал при её создании алеаторику, «случайные операции», электронную музыку и нетрадиционное использование музыкальных и не музыкальных инструментов, рассматривавшего фактор случайности и неопределённости как существенный и формообразующий элемент музыкального производства. Композитор также радикально изменил восприятие музыки, а его музыкальные идеи во многом определили развитие не только новых тенденций в музыке, но и визуальную культуру послевоенного авангарда. В работе используется культурно - исторический метод исследования многообразного творчества композитора, предоставляющий основание для обоснования положения о том Кейдж был и остаётся не только одним из самых влиятельных композиторов, начала ХХ в. чье влияние распространяется далеко за пределы царство музыки и в искусстве, литературе, кино и другие эстетические и концептуальные выражение познания о мире, но и, со всей очевидностью, недооцененным художником в современной истории музыкальной культуры. Композитор открыл новое богатство возможностей в современном искусстве, эпоху массовых экспериментов во многих видах искусства – музыке, живописи, хореографии, поэзии и др., сместив фокус от внутренней психики художника к современной художественной среде, создал основу для особой формы восприятия музыки - молчанию, дав толчок к расширенному понятию о музыкальной композиционной практике и призвав к созданию новой формы слуховой духовности, где звук становится хамелеоном, адаптацией в соответствии с меняющимся вокруг него звучанием. Основным вкладом автора в исследование темы является то, что статья восполняет всё ещё существующий теоретический пробел в русскоязычной научной литературе по истории экспериментальной музыки в отношении многообразного творчества и личности композитора. В исследовании обосновывается тезис о том, что культурно-исторический анализ творчества композитора, которого ещё называли «музыко - философом», закономерно дополняет фундаментальные исследования его творчества как композитора. К основным выводам исследования можно также отнести обоснование утверждения о том, что композитор стремился рассматривать все виды звуков как потенциально музыкальных, призывая аудиторию к принятию в качестве равноценных всех звуковых явлений, по существу осуществив революцию в музыке таким образом, чтобы сделать возможным сочинять и исполнять любую музыку, приравнявшим распространение шума к статусу музыкального тона и расширившего звуковое пространство музыки введением новых немузыкальных звуков и звучностей.