DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.12483

Аннотация: В статье формулируются проблемы, заставляющие по-новому осмыслять детство и старость как две рамки (становление и завершение), замыкающие индивидуальную жизнь человека. Рассматриваются филогенетические параллели развитию ребенка в детстве. Водится представление о культурах человека, которые характеризуются особенностями жизнедеятельности и видения (сознания), а также характером форм социализации. Детство ‒ это не только самостоятельная культура жизни, но и начало трудного перехода от одной жизни к другой (от «прамы» к личности). В детстве два основных способа освоения мира: игра и формирование первых социально значимых практик. Ребенок осваивает взрослый мир посредством игры, «мыслит» схемами. Смысл кризиса детства, о котором сегодня много говорят, ‒ это кризис нашей, взрослой жизни. Как культура жизни старость складывается при условии, что общество признает своеобразие жизни пожилых людей и создает специальные условия для такой жизни. Другое условие ‒ усилия и работа самих пожилых людей и стариков: выстраивание своего рода концепции старости и ее реализация. Третье осмысление старости в культуре (литература, музыка, наука и прочее), создание «семиотики старости». Рассматриваются различные концепции старости и такой важный их компонент как конституирование в этой культуре смысла жизни. Основные методы исследования: сравнительный анализ, методологическая проблематизация, культурно-историческая реконструкция, анализ кейсов. Общая методология – философское осмысление, опирающееся на гуманитарный и культурологический подходы. На основе проведенного исследования удалось ввести понятия культуры детства и старости, показать при каких условия они формируются, в чем особенности и сущность каждой культуры, какие проблемы стоят в их отношении, какие основные направления решения этих проблем. В целом автор предлагает новую философскую концепцию детства и старости.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.65250

Аннотация: В статье формулируются проблемы, заставляющие по-новому осмыслять детство и старость как две рамки (становление и завершение), замыкающие индивидуальную жизнь человека. Рассматриваются филогенетические параллели развитию ребенка в детстве. Водится представление о культурах человека, которые характеризуются особенностями жизнедеятельности и видения (сознания), а также характером форм социализации. Детство ‒ это не только самостоятельная культура жизни, но и начало трудного перехода от одной жизни к другой (от «прамы» к личности). В детстве два основных способа освоения мира: игра и формирование первых социально значимых практик. Ребенок осваивает взрослый мир посредством игры, «мыслит» схемами. Смысл кризиса детства, о котором сегодня много говорят, ‒ это кризис нашей, взрослой жизни. Как культура жизни старость складывается при условии, что общество признает своеобразие жизни пожилых людей и создает специальные условия для такой жизни. Другое условие ‒ усилия и работа самих пожилых людей и стариков: выстраивание своего рода концепции старости и ее реализация. Третье осмысление старости в культуре (литература, музыка, наука и прочее), создание «семиотики старости». Рассматриваются различные концепции старости и такой важный их компонент как конституирование в этой культуре смысла жизни. Основные методы исследования: сравнительный анализ, методологическая проблематизация, культурно-историческая реконструкция, анализ кейсов. Общая методология – философское осмысление, опирающееся на гуманитарный и культурологический подходы. На основе проведенного исследования удалось ввести понятия культуры детства и старости, показать при каких условия они формируются, в чем особенности и сущность каждой культуры, какие проблемы стоят в их отношении, какие основные направления решения этих проблем. В целом автор предлагает новую философскую концепцию детства и старости.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.65251

Аннотация: В статье опровергается оценка Ф. М. Достоевским пушкинского стихотворного цикла "Подражания Корану", высказанная им в "Пушкинской речи" 8 июня 1880 г., где писатель интерпретирует этот цикл как религиозно-народнический. Достоевский интерпретировал в ней Пушкина -- певца принципа личности как идеолога соборно-авторитарных ценностей религиозного народа, империи, церкви, почвы, делал его как бы идейным союзником в своей идеологической работе. С этой точки зрения его Пушкинская речь была объективно антипушкинской речью, искажающей ценностный мир поэта. В статье доказывается, что Пушкин на материале текстов Корана преследовал чисто творческие цели, создавая русскую поэзию. Применен сравнительный анализ логики мышления Мохаммеда и Пушкина, а также приведены неадекватные оценки Достоевского. Если Мохаммед оперировал смыслами Бога и народа, то Пушкин формировал поэтические смыслы в "сфере между" этими абсолютами. Впервые в достоевсковедении осуществляется социокультурный анализ несостоятельности точки зрения Достоевского на пушкинский стихотворный цикл "Подражания Корану", опираясь на сравнительный анализ ценностей личности. которыми оперировал Пушкин, и народно-религиозных ценностей Корана. Тем самым вывод об искажении Достоевским смысла "Подражаний Корану" переходит из статуса декларируемого в статус доказанного. Это позволяет продвинуться вперед в понимания "Пушкинской речи" как объективно антипушкинской.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.65252

Аннотация: Предметом исследования в статье являются способы достижения национально-культурной идентичности россиян посредством локализации ее механизмов. В связи с этим цель работы направлена на поиск основного механизма локальной идентификации (локализации) национально-культурной идентичности. При этом оказывается возможным отражение в нем совокупности билингвальной, этнотворческой, поведенческой, ценностной и духовной форм идентификации. Последние становятся тесно связанными с этноконфессиональными, семейными, хозяйственно-бытовыми и празднично-обрядоыми, художественными и социально-культурными традициями россиян, символизирующими слияние глобального и регионального. В работе используется системный, структурный и концептуальный культурологический анализ. Методологически работа строится на основе идей мультикультурализма диалога культур (М. М. Бахтин). Научной новизной обладают: формы национально-культурной идентификации: билингвальная, этнотворческая, поведенческая, ценностная, духовная и локальная и ее механизмы. Их совокупность являются некоторым пусковым механизмом языкового, этнотворческого, поведенческого, ценностного и духовного единства, интегрируемого в своеобразную локальную форму идентификации, опосредуемую также духовной, менталитетом и настроениями национальных групп.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.65253

Аннотация: В статье рассматривается история суффизма и исихазма, которые трактуются автором как эзотерические учения. Вначале характеризуется как автор понимает, что такое эзотерическое учение. Важной предпосылкой эзотерики выступает личность, которая открывает подлинную реальность, соответствующую ее мечтам и высшим ценностям. Разводятся религиозные и эзотерические представления и способы спасения, рассматривает один важный вариант эзотеризма, где подлинная реальность понимается как Бог. Еще один вариант эзотеризма - мистика, когда подвизающийся в спасении добивается непосредственного контакта и встречи с Творцом. Автор показывает, что исихазм и суффизм тоже начинают выдающиеся личности, выходящие на идею непосредственной встречи с Богом. Развитие этих эзотерических учений проходит три основные этапа: становления учения, когда формулируются его основные идеи, которые и реализуют подвижники, омассовления, предполагающее создание своего рода сакральной технологии и, наконец, слияния и с исходной "материнской" религией (исламом и праославием). Осуществляя историческое исследование, автор реализует методологию культурно-исторической реконструкции, предполагающую в том числе проблематизацию и сравнительный анализ. На основе проведенного исторического исследования удается охарактеризовать особенности эзотерического пути и представлений, развести эзотеризм и религию, показать роль личности в становлении раннего эзотеризма, описать три основные этапа становления эзотерики, а также его схождение с материнскими религиями, в результате чего изменяются как эзотерические, так и религиозные учения.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.12420

Аннотация: В статье опровергается оценка Ф. М. Достоевским пушкинского стихотворного цикла "Подражания Корану", высказанная им в "Пушкинской речи" 8 июня 1880 г., где писатель интерпретирует этот цикл как религиозно-народнический. Достоевский интерпретировал в ней Пушкина -- певца принципа личности как идеолога соборно-авторитарных ценностей религиозного народа, империи, церкви, почвы, делал его как бы идейным союзником в своей идеологической работе. С этой точки зрения его Пушкинская речь была объективно антипушкинской речью, искажающей ценностный мир поэта. В статье доказывается, что Пушкин на материале текстов Корана преследовал чисто творческие цели, создавая русскую поэзию. Применен сравнительный анализ логики мышления Мохаммеда и Пушкина, а также приведены неадекватные оценки Достоевского. Если Мохаммед оперировал смыслами Бога и народа, то Пушкин формировал поэтические смыслы в "сфере между" этими абсолютами. Впервые в достоевсковедении осуществляется социокультурный анализ несостоятельности точки зрения Достоевского на пушкинский стихотворный цикл "Подражания Корану", опираясь на сравнительный анализ ценностей личности. которыми оперировал Пушкин, и народно-религиозных ценностей Корана. Тем самым вывод об искажении Достоевским смысла "Подражаний Корану" переходит из статуса декларируемого в статус доказанного. Это позволяет продвинуться вперед в понимания "Пушкинской речи" как объективно антипушкинской.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.12024

Аннотация: Предметом исследования в статье являются способы достижения национально-культурной идентичности россиян посредством локализации ее механизмов. В связи с этим цель работы направлена на поиск основного механизма локальной идентификации (локализации) национально-культурной идентичности. При этом оказывается возможным отражение в нем совокупности билингвальной, этнотворческой, поведенческой, ценностной и духовной форм идентификации. Последние становятся тесно связанными с этноконфессиональными, семейными, хозяйственно-бытовыми и празднично-обрядоыми, художественными и социально-культурными традициями россиян, символизирующими слияние глобального и регионального. В работе используется системный, структурный и концептуальный культурологический анализ. Методологически работа строится на основе идей мультикультурализма диалога культур (М. М. Бахтин). Научной новизной обладают: формы национально-культурной идентификации: билингвальная, этнотворческая, поведенческая, ценностная, духовная и локальная и ее механизмы. Их совокупность являются некоторым пусковым механизмом языкового, этнотворческого, поведенческого, ценностного и духовного единства, интегрируемого в своеобразную локальную форму идентификации, опосредуемую также духовной, менталитетом и настроениями национальных групп.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.12026

Аннотация: В статье рассматривается история суффизма и исихазма, которые трактуются автором как эзотерические учения. Вначале характеризуется как автор понимает, что такое эзотерическое учение. Важной предпосылкой эзотерики выступает личность, которая открывает подлинную реальность, соответствующую ее мечтам и высшим ценностям. Разводятся религиозные и эзотерические представления и способы спасения, рассматривает один важный вариант эзотеризма, где подлинная реальность понимается как Бог. Еще один вариант эзотеризма - мистика, когда подвизающийся в спасении добивается непосредственного контакта и встречи с Творцом. Автор показывает, что исихазм и суффизм тоже начинают выдающиеся личности, выходящие на идею непосредственной встречи с Богом. Развитие этих эзотерических учений проходит три основные этапа: становления учения, когда формулируются его основные идеи, которые и реализуют подвижники, омассовления, предполагающее создание своего рода сакральной технологии и, наконец, слияния и с исходной "материнской" религией (исламом и праославием). Осуществляя историческое исследование, автор реализует методологию культурно-исторической реконструкции, предполагающую в том числе проблематизацию и сравнительный анализ. На основе проведенного исторического исследования удается охарактеризовать особенности эзотерического пути и представлений, развести эзотеризм и религию, показать роль личности в становлении раннего эзотеризма, описать три основные этапа становления эзотерики, а также его схождение с материнскими религиями, в результате чего изменяются как эзотерические, так и религиозные учения.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.12260

Аннотация: События на Украине, следствием которых являются расхождения в их оценке со стороны России и Запада, возвращают к извечной проблеме взаимоотношений между России и Западом как двумя цивилизациями. Эти взаимоотношения развертываются по принципу диалога, хотя в истории были периоды, когда этот диалог нарушался. Это произошло в годы первой мировой войны, столетие с начала которой мир отмечает в 2014 году. Но обострение отношений между Россией и Западом, о чем свидетельствовала первая мировая война, не было последним. Вторая мировая война явилась следующим актом этой трагедии. Размышляя о двух мировых войнах ХХ века, автор затрагивает один из самых болезненных вопросов истории - имеющее место между разными цивилизациями непонимание, очередную вспышку которого мы наблюдаем и сегодня. В статье сделана попытка осмыслить не только то, какой ущерб наносит столкновение цивилизаций культуре, но и то, как культура проявляет себя в ситуации войны. Одной из основополагающих функций культуры является функция выживания человеческих коллективов в экстремальных ситуациях, в том числе, и в ситуации столкновений между цивилизациями. В связи с этим автор подробно уделяет внимание проблеме ментальности народов, вступивших в конфликтные отношения. Войной обычно занимаются историки и, еще точнее, военные историки. Мало кто исследует психологический фактор войны. Предполагается, что столкновение между цивилизациями это не только столкновение военных потенциалов, но и ментальностей народов. Исследование ментального фактора как значимого признака культуры в истории войн, чему и посвящена данная статья, позволит утвердить новый взгляд и на войну, и на диалог между цивилизациями, и на функции культуры в экстремальных ситуациях.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.65254

Аннотация: События на Украине, следствием которых являются расхождения в их оценке со стороны России и Запада, возвращают к извечной проблеме взаимоотношений между России и Западом как двумя цивилизациями. Эти взаимоотношения развертываются по принципу диалога, хотя в истории были периоды, когда этот диалог нарушался. Это произошло в годы первой мировой войны, столетие с начала которой мир отмечает в 2014 году. Но обострение отношений между Россией и Западом, о чем свидетельствовала первая мировая война, не было последним. Вторая мировая война явилась следующим актом этой трагедии. Размышляя о двух мировых войнах ХХ века, автор затрагивает один из самых болезненных вопросов истории - имеющее место между разными цивилизациями непонимание, очередную вспышку которого мы наблюдаем и сегодня. В статье сделана попытка осмыслить не только то, какой ущерб наносит столкновение цивилизаций культуре, но и то, как культура проявляет себя в ситуации войны. Одной из основополагающих функций культуры является функция выживания человеческих коллективов в экстремальных ситуациях, в том числе, и в ситуации столкновений между цивилизациями. В связи с этим автор подробно уделяет внимание проблеме ментальности народов, вступивших в конфликтные отношения. Войной обычно занимаются историки и, еще точнее, военные историки. Мало кто исследует психологический фактор войны. Предполагается, что столкновение между цивилизациями это не только столкновение военных потенциалов, но и ментальностей народов. Исследование ментального фактора как значимого признака культуры в истории войн, чему и посвящена данная статья, позволит утвердить новый взгляд и на войну, и на диалог между цивилизациями, и на функции культуры в экстремальных ситуациях.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.12530

Аннотация: В работе проводится анализ идеи произведения в работах М.Хайдеггера и П.А.Флоренского. Показывается онтологическая близость этих авторов. Первый выходил на проблематику художественного творения на основе понятия выведения человеком самого себя из онтологически потаенного в свет бытия. Художественное произведение увязывалось с онтологией, утеря корней и связи с которой превращает искусство в формотворчество, а технэ в постав. И сам человек становится живым носителем этой формы мира, знаком, указателем этого мира творения. Флоренский выводил идею произведения человека, его неорганической телесности на основе понятия органопроекции. Оба автора вставляли проблематику произведения в понятийный ряд органопроекции, технэ и бытия человека, тем самым вплетая искусство в онтологическую ткань. Автор проводит онтологический анализ базовых концептов работ М.Хайдеггера и П.юА.Флоренского и выводит идею произведения из онтологических оснований данных концеов, построенных на таких понятиях как технэ, постав, потаенное, непотаенное, произведение, органопроекция, энергийное тело. В работе предлагается понимание проблемы генезиса произведения , выводящее за рамки собственно эстетики и искусствознания. Проблема произведения ставится как онтологическая проблема, проблема неклассической антропологии, в рамках которой сам человек, становясь органом бытия и формируя свое энергийное тело, становится произведением, оседающим потом в следах и орудиях, текстах и артефактах. Тем самым автор, опираясь на классические работы, предлагает неклассическое видение проблемы генезиса произведения.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.65255

Аннотация: В работе проводится анализ идеи произведения в работах М.Хайдеггера и П.А.Флоренского. Показывается онтологическая близость этих авторов. Первый выходил на проблематику художественного творения на основе понятия выведения человеком самого себя из онтологически потаенного в свет бытия. Художественное произведение увязывалось с онтологией, утеря корней и связи с которой превращает искусство в формотворчество, а технэ в постав. И сам человек становится живым носителем этой формы мира, знаком, указателем этого мира творения. Флоренский выводил идею произведения человека, его неорганической телесности на основе понятия органопроекции. Оба автора вставляли проблематику произведения в понятийный ряд органопроекции, технэ и бытия человека, тем самым вплетая искусство в онтологическую ткань. Автор проводит онтологический анализ базовых концептов работ М.Хайдеггера и П.юА.Флоренского и выводит идею произведения из онтологических оснований данных концеов, построенных на таких понятиях как технэ, постав, потаенное, непотаенное, произведение, органопроекция, энергийное тело. В работе предлагается понимание проблемы генезиса произведения , выводящее за рамки собственно эстетики и искусствознания. Проблема произведения ставится как онтологическая проблема, проблема неклассической антропологии, в рамках которой сам человек, становясь органом бытия и формируя свое энергийное тело, становится произведением, оседающим потом в следах и орудиях, текстах и артефактах. Тем самым автор, опираясь на классические работы, предлагает неклассическое видение проблемы генезиса произведения.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.12371

Аннотация: Эксперименты в области акустического наполнения пространства при исполнении композиций — одно из основных новаторских качеств современного музыкального искусства. Они характерны для творчества многих композиторов второй половины ХХ века — Д. Кейджа, К. Штокхаузена, Я. Ксенакиса, Д. Крама, Д. Адамса, Р. Щедрина, А. Шнитке, Н. Корндорфа, В. Мартынова, С. Губайдулиной и др. Достаточное количество подобных сочинений можно заметить в творчестве ярчайшего представителя постмодернизма, немецкого композитора-новатора Маурисио Кагеля (1931-2008) . Наследие Кагеля включает в себя большое количество произведений, имеющих отношение к экспериментам в области акустики. Существует ряд параметров, которые обеспечивают важность этих самых экспериментов и придают им весомую значимость в эволюции музыкального творчества в целом. Среди них — использование в качестве музыкальных инструментов нехарактерных музыкальному искусству предметов, особое расположение инструментов и предметов в пространстве сцены и зала, передвижение акустических объектов при сценической реализации опуса. В статье путем целостного анализа рассмотрен ряд произведений Кагеля, в которых главным становится экспериментирование в области звуковой акустики. Этот анализ формулирует ряд выводов о практической значимости кагелевских экспериментов. В большинстве случаев у Кагеля параметры акустических экспериментов не становятся знаком тенденции к так модному в ХХ столетии эпатажу, а выражают авторское отношение к изобретательности, желание новаций в сфере акустических преобразований устаревших («классических») форм музицирования. Не запутавшись в обилии экспериментальных тенденций, не переступив черту, отделяющую музыкальный опус (его акустические свойства, звук как носитель информации) от эпатажа и конгломерата синтезирующихся в одном сочинении техник и манер письма, чем грешили многие композиторы постмодернистского поколения, Кагель стал своеобразным лидером этого самого музыкального постмодернизма.

DOI: 10.7256/2454-0625.2014.3.65256

Аннотация: Эксперименты в области акустического наполнения пространства при исполнении композиций — одно из основных новаторских качеств современного музыкального искусства. Они характерны для творчества многих композиторов второй половины ХХ века — Д. Кейджа, К. Штокхаузена, Я. Ксенакиса, Д. Крама, Д. Адамса, Р. Щедрина, А. Шнитке, Н. Корндорфа, В. Мартынова, С. Губайдулиной и др. Достаточное количество подобных сочинений можно заметить в творчестве ярчайшего представителя постмодернизма, немецкого композитора-новатора Маурисио Кагеля (1931-2008) . Наследие Кагеля включает в себя большое количество произведений, имеющих отношение к экспериментам в области акустики. Существует ряд параметров, которые обеспечивают важность этих самых экспериментов и придают им весомую значимость в эволюции музыкального творчества в целом. Среди них — использование в качестве музыкальных инструментов нехарактерных музыкальному искусству предметов, особое расположение инструментов и предметов в пространстве сцены и зала, передвижение акустических объектов при сценической реализации опуса. В статье путем целостного анализа рассмотрен ряд произведений Кагеля, в которых главным становится экспериментирование в области звуковой акустики. Этот анализ формулирует ряд выводов о практической значимости кагелевских экспериментов. В большинстве случаев у Кагеля параметры акустических экспериментов не становятся знаком тенденции к так модному в ХХ столетии эпатажу, а выражают авторское отношение к изобретательности, желание новаций в сфере акустических преобразований устаревших («классических») форм музицирования. Не запутавшись в обилии экспериментальных тенденций, не переступив черту, отделяющую музыкальный опус (его акустические свойства, звук как носитель информации) от эпатажа и конгломерата синтезирующихся в одном сочинении техник и манер письма, чем грешили многие композиторы постмодернистского поколения, Кагель стал своеобразным лидером этого самого музыкального постмодернизма.