DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.19641

Аннотация: Статья посвящена роли философии как оппонирующей инстанции по отношению к идеологии. Данная тема имеет долгую историю, в ходе которой складывались различные взгляды на эту проблему. Став актуальной в эпоху Просвещения, дискурс «критики идеологии» отразил самые полярные суждения по этому поводу. Теория интересов, согласно которой мышление человека определяется его инстинктивными или осознанными интересами, развилась в теории сознательного обмана. «Ложь» появилась на сцене в качестве нового элемента идеологии. С тех прошло более двух веков. Мощное интеллектуальное движение, направленное на критику идеологии, окончательно закрепило за ней статус «ложного сознания». Отталкиваясь от основных идей Э.Ю. Соловьёва, который, выступая на методологическом семинаре в Институте философии, представил развёрнутую исследовательскую программу по разоблачению идеологии, автор стремится расширить рамки дискуссии по этой теме. Автор опирается, вслед Э.Ю. Соловьёвым, на различные духовные традиции европейской культуры, которые позволили докладчику обосновать схемы контр-идеологической аналитики. Впервые в отечественной философии проводится мысль о том, что «критика идеологии» как определённая исследовательская парадигма, направленная на её изобличение, изжила себя. Чисто когнитивное отторжение этого феномена не сопровождается разносторонним изучением самого социального феномена – идеологии. В результате восприятие идеологии как иллюзии явилось всего лишь первым уровнем размышлений над ней. Позже Г. Гадамер признал, что «критики идеологии» просчитались в оценке её очевидной неприемлемости. В материале отмечается, что «критика» не сокрушила идеологии, которая по-прежнему выполняет в обществе присущие ей социальные функции, в первую очередь интегративные. Таким образом, социальный философ неизбежно сталкивается с идеологией. Тема соотношения философии и идеологии не только актуальна, но и весьма содержательна. Однако она не исчерпывается разоблачением социальной мифологии.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68054

Аннотация: Статья посвящена роли философии как оппонирующей инстанции по отношению к идеологии. Данная тема имеет долгую историю, в ходе которой складывались различные взгляды на эту проблему. Став актуальной в эпоху Просвещения, дискурс «критики идеологии» отразил самые полярные суждения по этому поводу. Теория интересов, согласно которой мышление человека определяется его инстинктивными или осознанными интересами, развилась в теории сознательного обмана. «Ложь» появилась на сцене в качестве нового элемента идеологии. С тех прошло более двух веков. Мощное интеллектуальное движение, направленное на критику идеологии, окончательно закрепило за ней статус «ложного сознания». Отталкиваясь от основных идей Э.Ю. Соловьёва, который, выступая на методологическом семинаре в Институте философии, представил развёрнутую исследовательскую программу по разоблачению идеологии, автор стремится расширить рамки дискуссии по этой теме. Автор опирается, вслед Э.Ю. Соловьёвым, на различные духовные традиции европейской культуры, которые позволили докладчику обосновать схемы контр-идеологической аналитики. Впервые в отечественной философии проводится мысль о том, что «критика идеологии» как определённая исследовательская парадигма, направленная на её изобличение, изжила себя. Чисто когнитивное отторжение этого феномена не сопровождается разносторонним изучением самого социального феномена – идеологии. В результате восприятие идеологии как иллюзии явилось всего лишь первым уровнем размышлений над ней. Позже Г. Гадамер признал, что «критики идеологии» просчитались в оценке её очевидной неприемлемости. В материале отмечается, что «критика» не сокрушила идеологии, которая по-прежнему выполняет в обществе присущие ей социальные функции, в первую очередь интегративные. Таким образом, социальный философ неизбежно сталкивается с идеологией. Тема соотношения философии и идеологии не только актуальна, но и весьма содержательна. Однако она не исчерпывается разоблачением социальной мифологии.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.19475

Аннотация: Предметом исследования является осмысление диалектики как универ¬салии критического интерпретативного рационализма. Рассматриваются основные этапы становления диалектического метода в истории философии. Особое внимание уделяется гегелевской и марксистской теориям диалектики. Выявляется основной кластер элементов (ядро) диалектики, который сохраняется на протяжении всей истории её разви¬тия. Даётся развёрнутая критика понимания диалектики К. Поппером и реконструкция основных идей герменевтики Х.-Г. Гадамера и метода Ж.П. Сартра. Анализируются подходы отечественных авторов и предлагается авторский подход – синтез классической диалектики и герменевтики. При анализе современной постановки вопроса о диалектике используются исторический (диахронный) и логический (синхронный) методы исследования. При рассмотрении взглядов и подходов разных авторов применяется общий метод критического рационализма, а также метод контент-анализа. Новизна исследования заключается в следующих утверждениях. Линейной (прямолинейной) диалектике XIX в. в настоящее время противостоит нелинейная («челночная») диалектика, суть которой состоит в герменевтическом движении с целью разрешения противоречия между частью и целым, частным и общим, второстепенным и главным. Объект рассматривается поочередно в различных контекстах, и мышление как бы постоянно совершает «челночное» движение от объекта к одному «горизонту», от него к другому и снова к объекту. В отличие от линейной схемы (тезиса — антитезиса — синтеза) новое понимание диалектики заключается, прежде всего, в умении вписать объ¬ект в различные, чаще всего противоположные (контрарные) смыс¬ловые контексты, которые противостоят друг другу как бинарные оппозиции.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68055

Аннотация: Предметом исследования является осмысление диалектики как универ¬салии критического интерпретативного рационализма. Рассматриваются основные этапы становления диалектического метода в истории философии. Особое внимание уделяется гегелевской и марксистской теориям диалектики. Выявляется основной кластер элементов (ядро) диалектики, который сохраняется на протяжении всей истории её разви¬тия. Даётся развёрнутая критика понимания диалектики К. Поппером и реконструкция основных идей герменевтики Х.-Г. Гадамера и метода Ж.П. Сартра. Анализируются подходы отечественных авторов и предлагается авторский подход – синтез классической диалектики и герменевтики. При анализе современной постановки вопроса о диалектике используются исторический (диахронный) и логический (синхронный) методы исследования. При рассмотрении взглядов и подходов разных авторов применяется общий метод критического рационализма, а также метод контент-анализа. Новизна исследования заключается в следующих утверждениях. Линейной (прямолинейной) диалектике XIX в. в настоящее время противостоит нелинейная («челночная») диалектика, суть которой состоит в герменевтическом движении с целью разрешения противоречия между частью и целым, частным и общим, второстепенным и главным. Объект рассматривается поочередно в различных контекстах, и мышление как бы постоянно совершает «челночное» движение от объекта к одному «горизонту», от него к другому и снова к объекту. В отличие от линейной схемы (тезиса — антитезиса — синтеза) новое понимание диалектики заключается, прежде всего, в умении вписать объ¬ект в различные, чаще всего противоположные (контрарные) смыс¬ловые контексты, которые противостоят друг другу как бинарные оппозиции.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.15568

Аннотация: Статья призвана дать универсальное определение «семантической поэтике» как философско-культурному феномену ХХ века и как «кумулятивного центра» парадигмы неоакмеизма, проследить ее генезис, концептуально ориентированный на Античность, диалоги Сократа и Платона, особенности хронотопа, художественную эволюцию и границы, что, в свою очередь, подразумевает классификацию методологии и принципов ее художественно-исторической реконструкции. Представленное исследование, таким образом, является попыткой построения философско-культурной парадигмы неоакмеизма, а также некоторой универсальной методологии герменевтического анализа поэзии (В. Дильтей) в русле синергетического сосуществования философии и филологии (литературоведения). Художественное освоение мира неоакмеистами состоялось благодаря их способности воспринимать все пространство культурной памяти («текст культуры») как внутреннее пространство личного текста. В целях комплексного исследования данного явления используются многообразные методы: процедура движения по герменевтическому кругу, сопоставительный анализ, феноменологическая редукция (Э. Гуссерль), аксиологический метод, структурно-семиотическая интерпретация, направленная на расшифровку «глубинного смысла», онтологического «кода» феномена «семантической поэтики». Делается закономерный вывод о том, что в «семантической поэтике» неоакмеизма имеются некие устойчивые онтологические константы (индивидуализм, антропоцентризм, возрождение культурных архетипов и мифологем прошлого, пронизаннлость творчества поэтов божественной «творящей» Софией Вл. Соловьева, память «ненапрасного прошлого», универсализм поэтических инноваций), иными словами, внутренний ментальный «код», учитывающий индивидуальность каждого отдельного поэта-творца, но в то же время позволяющий философско-культурной парадигме неоакмеизма не только не растекаться (Ю.М. Лотман), но и объединять в своих границах порою формально совершенно разных творцов, обеспечивая парадигме жизнеспособность и устойчивость на протяжении ХХ-ХХI вв. Данный «код» становится ее ценностно-смысловой константой, обусловливая преемственность и уникальность ее развития как целостной исследовательской стратегии, позволяющей вновь и вновь реконструировать философско-культурную парадигму неоакмеизма в постоянно обновляющемся историческом контексте.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68056

Аннотация: Статья призвана дать универсальное определение «семантической поэтике» как философско-культурному феномену ХХ века и как «кумулятивного центра» парадигмы неоакмеизма, проследить ее генезис, концептуально ориентированный на Античность, диалоги Сократа и Платона, особенности хронотопа, художественную эволюцию и границы, что, в свою очередь, подразумевает классификацию методологии и принципов ее художественно-исторической реконструкции. Представленное исследование, таким образом, является попыткой построения философско-культурной парадигмы неоакмеизма, а также некоторой универсальной методологии герменевтического анализа поэзии (В. Дильтей) в русле синергетического сосуществования философии и филологии (литературоведения). Художественное освоение мира неоакмеистами состоялось благодаря их способности воспринимать все пространство культурной памяти («текст культуры») как внутреннее пространство личного текста. В целях комплексного исследования данного явления используются многообразные методы: процедура движения по герменевтическому кругу, сопоставительный анализ, феноменологическая редукция (Э. Гуссерль), аксиологический метод, структурно-семиотическая интерпретация, направленная на расшифровку «глубинного смысла», онтологического «кода» феномена «семантической поэтики». Делается закономерный вывод о том, что в «семантической поэтике» неоакмеизма имеются некие устойчивые онтологические константы (индивидуализм, антропоцентризм, возрождение культурных архетипов и мифологем прошлого, пронизаннлость творчества поэтов божественной «творящей» Софией Вл. Соловьева, память «ненапрасного прошлого», универсализм поэтических инноваций), иными словами, внутренний ментальный «код», учитывающий индивидуальность каждого отдельного поэта-творца, но в то же время позволяющий философско-культурной парадигме неоакмеизма не только не растекаться (Ю.М. Лотман), но и объединять в своих границах порою формально совершенно разных творцов, обеспечивая парадигме жизнеспособность и устойчивость на протяжении ХХ-ХХI вв. Данный «код» становится ее ценностно-смысловой константой, обусловливая преемственность и уникальность ее развития как целостной исследовательской стратегии, позволяющей вновь и вновь реконструировать философско-культурную парадигму неоакмеизма в постоянно обновляющемся историческом контексте.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.19389

Аннотация: В статье обсуждается проблема соотношения нравственности и религии с учётом концепции «трансцендентного эгоизма» К.Н. Леонтьева и споров о месте морали в культуре, которые велись в России конца XIX века в связи с творчеством Ф.М. Достоевского и других русских писателей. Автор выявляет специфику нравственного и религиозного сознания, указывает на проблематичность представления о возможности их гармоничного сочетания, обосновывает необходимость обращения к анализу существовавших в истории культуры оценок проблемы соотношения нравственности и религии для понимания процессов, происходящих в современном российском обществе. В статье используются методы историко-философской реконструкции и анализа, герменевтический метод, сравнительно-исторические и социологические методы. Автор указывает на необходимость учёта универсальности нравственного сознания, которое препятствует интерпретации морали в качестве одного из элементов религиозной культуры. Новаторский характер предпринимаемого обсуждения проблемы соотношения нравственности и религии проявляется в соотнесении концепции "трансцендентного эгоизма" с подходом "автономной этики" к обоснованию нравственности и привлечении широкого историко-философского и историко-культурного контекста.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68057

Аннотация: В статье обсуждается проблема соотношения нравственности и религии с учётом концепции «трансцендентного эгоизма» К.Н. Леонтьева и споров о месте морали в культуре, которые велись в России конца XIX века в связи с творчеством Ф.М. Достоевского и других русских писателей. Автор выявляет специфику нравственного и религиозного сознания, указывает на проблематичность представления о возможности их гармоничного сочетания, обосновывает необходимость обращения к анализу существовавших в истории культуры оценок проблемы соотношения нравственности и религии для понимания процессов, происходящих в современном российском обществе. В статье используются методы историко-философской реконструкции и анализа, герменевтический метод, сравнительно-исторические и социологические методы. Автор указывает на необходимость учёта универсальности нравственного сознания, которое препятствует интерпретации морали в качестве одного из элементов религиозной культуры. Новаторский характер предпринимаемого обсуждения проблемы соотношения нравственности и религии проявляется в соотнесении концепции "трансцендентного эгоизма" с подходом "автономной этики" к обоснованию нравственности и привлечении широкого историко-философского и историко-культурного контекста.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.20069

Аннотация: Акторно-сетевая теория – одно из новейших направлений в современной философии и социологии науки, связанное с именами Б. Латура, М. Каллона и Дж. Ло. В этой статье разбираются основные доводы акторно-сетевого подхода в пользу активности разных объектов. В первой части работы описывается, как Латур преодолевает социальный конструктивизм, переопределяя метафору сопротивления. Во второй части аргумент о сопротивлении уточняется через понятия антиэссценциализма и симметрии. В третье части анализируется критика акторно-сетевой теории со стороны Эдинбургской и Батской школ в социологии научного знания. Методы концептуального анализа и реконструкции интеллектуального контекста позволяют выделить как достоинства, так и недостатки предлагаемого Латуром решения. В заключении вводится различие между парадоксом отсутствия и формами со-присутствия. Акторно-сетевой подход практически не исследует взаимодействия нечеловеков в отсутствие людей, его теоретики скорее разрабатывают новые модели со-присутствия. С помощью этого различия можно описать, почему Латур в дальнейшем обращается к политической экологии и концепции Антропоцена.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.18661

Аннотация: Предметом исследования является анализ абсурда как пространственной константы гламурного социального с точки зрения философской рефлексии. В современности абсурд превратился во вселенную, завладев всеми сферами социального и подчинив своей логике жизнедеятельность человека. Абсурд, заявив о себе онтологически, повлиял на гносеологическую и аксиологическую константы бытия личности, что в значительной степени трансформировало не только субъективное, но и объективное. В социальном начинают высвечиваться двойные стратегии, где первенство принадлежит Ничто. Более того, сама идеология гламура оказывается абсурдной ввиду постулирования вечности красоты, молодости и богатства в пределах человеческой жизни. Обозначенная проблематика рассматривается в форме нарративного дескрипта с использованием диалектического и феноменологического методов, принципа интенционального анализа, помогающих раскрыть специфику абсурда в гламурном социальном на субъективном и объективном уровнях. Анализ абсурда показал его многогранность и расширяющуюся масштабность, что позволяет говорить о вселенной абсурдного в пространстве гламурного. Субъективное и объективное абсурда диалектически взаимосвязаны между собой, обуславливая друг друга. Парадоксальность ситуации заключается в том, что Ничто в виде абсурда получает статус реального, начиная жить собственной жизнью. Положения и выводы исследования можно использовать при дальнейшем исследовании абсурда и его проявлений в различных сферах современного социокультурного пространства, подверженного идеологии гламура.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68058

Аннотация: Предметом исследования является анализ абсурда как пространственной константы гламурного социального с точки зрения философской рефлексии. В современности абсурд превратился во вселенную, завладев всеми сферами социального и подчинив своей логике жизнедеятельность человека. Абсурд, заявив о себе онтологически, повлиял на гносеологическую и аксиологическую константы бытия личности, что в значительной степени трансформировало не только субъективное, но и объективное. В социальном начинают высвечиваться двойные стратегии, где первенство принадлежит Ничто. Более того, сама идеология гламура оказывается абсурдной ввиду постулирования вечности красоты, молодости и богатства в пределах человеческой жизни. Обозначенная проблематика рассматривается в форме нарративного дескрипта с использованием диалектического и феноменологического методов, принципа интенционального анализа, помогающих раскрыть специфику абсурда в гламурном социальном на субъективном и объективном уровнях. Анализ абсурда показал его многогранность и расширяющуюся масштабность, что позволяет говорить о вселенной абсурдного в пространстве гламурного. Субъективное и объективное абсурда диалектически взаимосвязаны между собой, обуславливая друг друга. Парадоксальность ситуации заключается в том, что Ничто в виде абсурда получает статус реального, начиная жить собственной жизнью. Положения и выводы исследования можно использовать при дальнейшем исследовании абсурда и его проявлений в различных сферах современного социокультурного пространства, подверженного идеологии гламура.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.18669

Аннотация: Цель работы — выяснить с точки зрения перспектив будущего развития человечества место постиндустриального общества в эволюции планетарного социоприродного Универсума. Согласно формационной концепции, постиндустриальное общество - общество капиталистическое на этапе смены адекватных эпохе классического капитализма произодительных сил. Замена механических орудий труда объектами и процессами наноуровня ведет к становлению качественно нового технологического способа производства, которое коренным образом меняет место и роль современного человека в природе и обществе, пространстве и времени. Благодаря нанотехнологиям отдельный человек становится факторм, способным изменить эволюцию планетарного целого, а общество обретает возможность обеспечить свое безграничное существование в пространстве и времени. Однако фундаментальные константы капиталистического общества (частная собственность на средства производства, товарно-денежные отношения, прибавочная стоимость как цель производства и др.) подчиняют использование нанотехнологий целям производства прибыли, что ставит под вопрос их гуманистический потенциал и обусловливает обострение глобальных проблем, провоцирует отчуждение и инфантильное бытие человека, ограничивает достижения идеалов Модерна и Просвещения. В свете складывающейся новой мировоззренческой парадигмы и формационной методологии будущее человечества видится не на путях постиндустриальной модернизации, а связывается с коренной трансформацией общественного способа производства. Такое видение перспектив постиндустриального общества ориентирует социальные науки на поиски реальных путей гуманистической ориентации эволюции планетарного социоприродного целого.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68059

Аннотация: Цель работы — выяснить с точки зрения перспектив будущего развития человечества место постиндустриального общества в эволюции планетарного социоприродного Универсума. Согласно формационной концепции, постиндустриальное общество - общество капиталистическое на этапе смены адекватных эпохе классического капитализма произодительных сил. Замена механических орудий труда объектами и процессами наноуровня ведет к становлению качественно нового технологического способа производства, которое коренным образом меняет место и роль современного человека в природе и обществе, пространстве и времени. Благодаря нанотехнологиям отдельный человек становится факторм, способным изменить эволюцию планетарного целого, а общество обретает возможность обеспечить свое безграничное существование в пространстве и времени. Однако фундаментальные константы капиталистического общества (частная собственность на средства производства, товарно-денежные отношения, прибавочная стоимость как цель производства и др.) подчиняют использование нанотехнологий целям производства прибыли, что ставит под вопрос их гуманистический потенциал и обусловливает обострение глобальных проблем, провоцирует отчуждение и инфантильное бытие человека, ограничивает достижения идеалов Модерна и Просвещения. В свете складывающейся новой мировоззренческой парадигмы и формационной методологии будущее человечества видится не на путях постиндустриальной модернизации, а связывается с коренной трансформацией общественного способа производства. Такое видение перспектив постиндустриального общества ориентирует социальные науки на поиски реальных путей гуманистической ориентации эволюции планетарного социоприродного целого.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.16297

Аннотация: Предметом исследования являются идеи Н. А. Бердяева, С.Л. Франка, П.Б. Струве, П.И. Новгородцева, И. А. Ильина - все эти философы были типичными представителями т.н. течения консервативного либерализма в России. Особое внимание уделяется рассмотрению развития идеи свободы в консервативном либерализме, поскольку именно мыслители консервативного направления обратили свое внимание на важную проблему соотношения политики и культуры, не освещенную в должной мере в либеральной политической философии. Методологией исследования является обращение к большому массиву недостаточно на сегодня изученных текстов и рукописей данных мыслителей. Основными выводами проведенного исследования является мысль о том, что развитие концепций реализации свободы индивида в государстве в отечественной политической философии шло в постоянном диалоге либеральных и консервативных установок. При этом зачастую либерализм и консерватизм не противопоставлялись друг другу, а идея свободы развивалась в рамках т.н. «консервативного либерализма». В истории политической мысли идее реализации свободы индивида в государстве, противостоял не консерватизм, а радикализм, тогда как консервативные и либеральные течения в России, скорее, дополняли друг друга.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68060

Аннотация: Предметом исследования являются идеи Н. А. Бердяева, С.Л. Франка, П.Б. Струве, П.И. Новгородцева, И. А. Ильина - все эти философы были типичными представителями т.н. течения консервативного либерализма в России. Особое внимание уделяется рассмотрению развития идеи свободы в консервативном либерализме, поскольку именно мыслители консервативного направления обратили свое внимание на важную проблему соотношения политики и культуры, не освещенную в должной мере в либеральной политической философии. Методологией исследования является обращение к большому массиву недостаточно на сегодня изученных текстов и рукописей данных мыслителей. Основными выводами проведенного исследования является мысль о том, что развитие концепций реализации свободы индивида в государстве в отечественной политической философии шло в постоянном диалоге либеральных и консервативных установок. При этом зачастую либерализм и консерватизм не противопоставлялись друг другу, а идея свободы развивалась в рамках т.н. «консервативного либерализма». В истории политической мысли идее реализации свободы индивида в государстве, противостоял не консерватизм, а радикализм, тогда как консервативные и либеральные течения в России, скорее, дополняли друг друга.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.16212

Аннотация: Предметом исследования в статье являются две философские концепции, принадлежащие к далеким друг от друга течениям философии: анекантавада джайнов и антиномистический монодуализм С. Л. Франка. Объектом исследования является логико-философский аспект этих концепций. Авторы подробно рассматривают такие аспекты предмета исследования как основания сравнения рассматриваемых концепций и их общие признаки. В статье показано, что анекантавада и антиномистический монодуализм являются неклассическими модальными многозначными логико-философскими системами. На этом основании они могут быть подвергнуты компаративному анализу. Особое внимание уделяется также причинам выявленных корреляций анекантавады и антиномистического монодуализма. По своей методологии статья принадлежит к области философской компаративистики. Основным общим признаком анекантавады и антиномистического монодуализма, объединяющим их друг с другом и противопоставляющим их большинству западных логико-философских систем является принцип несводимости точек зрения. Основные выводы проведенного исследования следующие. На самых разных онтологических базисах, в частности, платоническом и дхармическом, возникает один и тот же ментальный паттерн, порождающий сходные логико-философские системы. Этот паттерн основан на гносеологической интуиции несводимости точек зрения, возникающей из интуиции бесконечного многообразия универсума. Гносеологическая интуиция многообразия демонстрирует независимость от онтологического базиса, присущего той или иной философской системе. Ментальный паттерн, реализовавшийся в виде рассмотренных логико-философских систем, будет особенно востребован в современную постглобализационную эпоху, характеризующуюся, с одной стороны, глобальным объединением, а с другой – эскалацией локальных конфликтов. Новизна исследования заключается в том, что оно является одним из до сих пор немногих, сопоставляющих русскую и какую-либо из восточных философий, а также одним из первых, сопоставляющим философию Франка с каким-либо из течений индийской философии и одним из первых, сопоставляющим джайнскую философию с каким-либо из направлений русской философии.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68061

Аннотация: Предметом исследования в статье являются две философские концепции, принадлежащие к далеким друг от друга течениям философии: анекантавада джайнов и антиномистический монодуализм С. Л. Франка. Объектом исследования является логико-философский аспект этих концепций. Авторы подробно рассматривают такие аспекты предмета исследования как основания сравнения рассматриваемых концепций и их общие признаки. В статье показано, что анекантавада и антиномистический монодуализм являются неклассическими модальными многозначными логико-философскими системами. На этом основании они могут быть подвергнуты компаративному анализу. Особое внимание уделяется также причинам выявленных корреляций анекантавады и антиномистического монодуализма. По своей методологии статья принадлежит к области философской компаративистики. Основным общим признаком анекантавады и антиномистического монодуализма, объединяющим их друг с другом и противопоставляющим их большинству западных логико-философских систем является принцип несводимости точек зрения. Основные выводы проведенного исследования следующие. На самых разных онтологических базисах, в частности, платоническом и дхармическом, возникает один и тот же ментальный паттерн, порождающий сходные логико-философские системы. Этот паттерн основан на гносеологической интуиции несводимости точек зрения, возникающей из интуиции бесконечного многообразия универсума. Гносеологическая интуиция многообразия демонстрирует независимость от онтологического базиса, присущего той или иной философской системе. Ментальный паттерн, реализовавшийся в виде рассмотренных логико-философских систем, будет особенно востребован в современную постглобализационную эпоху, характеризующуюся, с одной стороны, глобальным объединением, а с другой – эскалацией локальных конфликтов. Новизна исследования заключается в том, что оно является одним из до сих пор немногих, сопоставляющих русскую и какую-либо из восточных философий, а также одним из первых, сопоставляющим философию Франка с каким-либо из течений индийской философии и одним из первых, сопоставляющим джайнскую философию с каким-либо из направлений русской философии.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.20166

Аннотация: В статье исследуется практическая философия русских неокантианцев П. И. Новгородцева, Б. П. Вышеславцева, Б. А. Кистяковского и А. Л. Саккетти с целью выявления отношения авторов к проблеме насилия. Автор статьи стремится обозначить содержание проблемы насилия, прояснить специфику неокантианского отношения к ней через анализ текстов русских неокантианцев. В качестве дополнительной задачи автор так же рассматривает вопрос о соотношении неокантианской проблематики насилия к соответствующим взглядам И. Канта. Для решения этих задач используются традиционные для историко-философских исследований дескриптивный и компаративный методы, а также метод интеллектуальной реконструкции для получения относительно целостного представления о позициях указанных философов. В ходе исследования выясняется, что в своих работах русские неокантианцы затрагивают три вида насилия: правовое принуждение – здесь неокантианцы обсуждают вопросы гарантий правомерности принуждения и его условий; внеправовое (революционное) насилие, по отношению к которому неокантианцы занимают критическую позицию; и внешнеполитическое насилие (война) – в этом отношении формулируется установка на преодоление. Главный путь в устранении негативных последствий социальных антагонизмов, имеющихся в человеческом обществе, русские неокантианцы видят в реализации правового идеала, воплощаемом в правовом государстве, что сопоставимо с кантовской позицией.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.16562

Аннотация: Объектом исследования являются ангелологическая концепция Рене Декарта, а также учение о духах реформаторских теологов Бальтазара Беккера и Генри Боумана. Предметом исследования являются представления о природе и функциях ангелов и демонов, сформулированные этими мыслителями в контексте основных положений картезианства. При этом часть этих концепций обеспечивает преемственность, позволяющую говорить о единой картезианской линии в учении о духах 17 века, а другие обнаруживают изменения, сдвиги, новации, за счёт которых эта линия была в действительности изогнутой чертой, а эволюция картезианской ангело- и демонологии сложным, многоаспектным явлением культуры раннего Нового времени. Автор рассматривает то, как метафизика и методология Декарта были осмысленны и использованы Беккером и Боуманом для опровержения средневеково-христианского учения о духах. Методология исследования, имеющего междисциплинарный характер, строится на принципах историзма, системности и последовательности; её главной компонентой служит компаративный метод. Новизна исследования заключается в том, что в нем рассматривается философско-теологический аспект картезианства, остающийся не изученным в отечественной науке, а именно – воззрения на духов самого Декарта и влияние созданной им доктрины на учения о духах реформаторских теологов. В итоге исследования делается вывод о том, что метафизика и методология Декарта являлись ключевым инструментом Беккера и Боумана который, – вопреки намерению самого Картезия, сохранившего верность доктрине Католической Церкви – был использован ими для разрушения традиционных верований в ангелов и демонов. При этом прослеживается связь между таким развитием картезианства у Беккера и Боумана и их принадлежностью к протестантизму.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68062

Аннотация: Объектом исследования являются ангелологическая концепция Рене Декарта, а также учение о духах реформаторских теологов Бальтазара Беккера и Генри Боумана. Предметом исследования являются представления о природе и функциях ангелов и демонов, сформулированные этими мыслителями в контексте основных положений картезианства. При этом часть этих концепций обеспечивает преемственность, позволяющую говорить о единой картезианской линии в учении о духах 17 века, а другие обнаруживают изменения, сдвиги, новации, за счёт которых эта линия была в действительности изогнутой чертой, а эволюция картезианской ангело- и демонологии сложным, многоаспектным явлением культуры раннего Нового времени. Автор рассматривает то, как метафизика и методология Декарта были осмысленны и использованы Беккером и Боуманом для опровержения средневеково-христианского учения о духах. Методология исследования, имеющего междисциплинарный характер, строится на принципах историзма, системности и последовательности; её главной компонентой служит компаративный метод. Новизна исследования заключается в том, что в нем рассматривается философско-теологический аспект картезианства, остающийся не изученным в отечественной науке, а именно – воззрения на духов самого Декарта и влияние созданной им доктрины на учения о духах реформаторских теологов. В итоге исследования делается вывод о том, что метафизика и методология Декарта являлись ключевым инструментом Беккера и Боумана который, – вопреки намерению самого Картезия, сохранившего верность доктрине Католической Церкви – был использован ими для разрушения традиционных верований в ангелов и демонов. При этом прослеживается связь между таким развитием картезианства у Беккера и Боумана и их принадлежностью к протестантизму.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.15100

Аннотация: В статье анализируется концепция христианства Д. Бонфхеффера, сформулированная им в знаменитых «Письмах из тюрьмы». Бонхёффер объявляет о наступлении эры безрелигиозности и о необходимости в связи с этим фактом пересмотреть сущность христианства, противопоставив тем самым религию и христианство. Представление об «априорности» религии Бонхёффер считает ложным. Религия – это лишь временная стадия развития человека, и ее не нужно отождествлять с Христом. Можно преодолеть религию, не преодолев христианства. Как возможно христианство в обезбоженном мире? - задается вопросом Бонхёффер и находит ответ в понятии совершеннолетия современного христианина. Автор выделяет три смысловых блока теории Д. Бонхёффера – человек, религия, христианство, - и проводит философско-антропологический анализ каждого из них. По мнению автора, между антропологическим типом традиционного христианства и антропологическим типом христианства, обновленного Бонхёффером, обнаруживается разрыв. Мерою этого разрыва выступает фигура Бога, ибо у Бонхёффера трансцендентность Христа и вместе с тем суть христианства заключается в бытии для другого, то есть трансцендентное оказывается имманентным. Автор подчеркивает, что понятие совершеннолетия для Бонхёффера связано с упразднением понятия греха, а значит, и внутреннего мира человека, ибо в христианстве грех – это то, что не позволяет человеку слиться с миром. Модель человека, предложенная Бонхёффером, это модель человека, описываемого в терминах поверхности, для которой чужды бинарные оппозиции «тела и души», «мира и человека». Автор видит в концепции Бонхёффера предвосхищение философии Фуко. Равно как Фуко считает человека временной конфигурацией, след от которой может так же быстро исчезнуть, как рисунок на прибрежном песке, Бонхёффер полагает внутренний мир и религиозность, преходящими явлениями. Оба мыслителя обращены к ситуации пост-человечества, которую Бонхёффер именует безрелигиозностью. Критика религии Бонхёффера выстраивается на представлении о локальности культа, и, следовательно, отсутствии связи с реальной жизнью. Автор обнаруживает, по крайней мере, две взаимосвязанные причины, по которым эта критика проблематична. Во-первых, культ – это то, что имеет дело с тотальностью человека. Плотно связанные между собой символы позволяют человеку иметь целостное сознание. Во-вторых, символические действия лежат в основании практических, а потому устранить их – значит устранить основания жизни. Если человек – это бессмыслица в мире, то символ – это антропологический ответ этой бессмыслице.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68063

Аннотация: В статье анализируется концепция христианства Д. Бонфхеффера, сформулированная им в знаменитых «Письмах из тюрьмы». Бонхёффер объявляет о наступлении эры безрелигиозности и о необходимости в связи с этим фактом пересмотреть сущность христианства, противопоставив тем самым религию и христианство. Представление об «априорности» религии Бонхёффер считает ложным. Религия – это лишь временная стадия развития человека, и ее не нужно отождествлять с Христом. Можно преодолеть религию, не преодолев христианства. Как возможно христианство в обезбоженном мире? - задается вопросом Бонхёффер и находит ответ в понятии совершеннолетия современного христианина. Автор выделяет три смысловых блока теории Д. Бонхёффера – человек, религия, христианство, - и проводит философско-антропологический анализ каждого из них. По мнению автора, между антропологическим типом традиционного христианства и антропологическим типом христианства, обновленного Бонхёффером, обнаруживается разрыв. Мерою этого разрыва выступает фигура Бога, ибо у Бонхёффера трансцендентность Христа и вместе с тем суть христианства заключается в бытии для другого, то есть трансцендентное оказывается имманентным. Автор подчеркивает, что понятие совершеннолетия для Бонхёффера связано с упразднением понятия греха, а значит, и внутреннего мира человека, ибо в христианстве грех – это то, что не позволяет человеку слиться с миром. Модель человека, предложенная Бонхёффером, это модель человека, описываемого в терминах поверхности, для которой чужды бинарные оппозиции «тела и души», «мира и человека». Автор видит в концепции Бонхёффера предвосхищение философии Фуко. Равно как Фуко считает человека временной конфигурацией, след от которой может так же быстро исчезнуть, как рисунок на прибрежном песке, Бонхёффер полагает внутренний мир и религиозность, преходящими явлениями. Оба мыслителя обращены к ситуации пост-человечества, которую Бонхёффер именует безрелигиозностью. Критика религии Бонхёффера выстраивается на представлении о локальности культа, и, следовательно, отсутствии связи с реальной жизнью. Автор обнаруживает, по крайней мере, две взаимосвязанные причины, по которым эта критика проблематична. Во-первых, культ – это то, что имеет дело с тотальностью человека. Плотно связанные между собой символы позволяют человеку иметь целостное сознание. Во-вторых, символические действия лежат в основании практических, а потому устранить их – значит устранить основания жизни. Если человек – это бессмыслица в мире, то символ – это антропологический ответ этой бессмыслице.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.15707

Аннотация: В статье анализируются воззрения на проблему человека известного американского социолога, культуролога и философа Эдварда Тирьякяна в сопоставлении с трактовкой данной проблемы у персоналистов, представителей философской антропологии и экзистенциализма. В частности, рассматривается соотношение взглядов Тирьякяна с концепцией персонализма о трансцендентальной ориентации личности; трактовкой сущности человека М.Шелера как противоположности и взаимосвязи жизни и духа; идеей системной неравновесности человека как природного и духовного существа Г.Плеснера; образа человека как «недостаточного существа» А.Гелена; идеями М.Хайдеггера и экзистенциалистов о проектирующем характере человеческого бытия, философским образом человека в современном массовом обществе. Понимание проблемы человека у Тирьякяна и представителей философии первой половины 20 века рассматривается в её философско-антропологическом аспекте. Выявляются точки как соприкосновения, так и расхождения Тирьякяна с указанными мыслителями в представлении о двойственности человека, проективности его бытия, имманентности общества человеческой природе, интерсубъективности современного человека. Автор статьи приходит к выводу, что первоначально поставленная Эдвардом Тирьякяном задача по объединению усилий социальной философии (социологизма) и философии экзистенциализма, с учетом взаимной корректировки их положений в понимании взаимосвязи общества и индивида, привела к формулировке принципиальных положений его оригинальной социологистско-экзистенциалисткой философской антропологии.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68064

Аннотация: В статье анализируются воззрения на проблему человека известного американского социолога, культуролога и философа Эдварда Тирьякяна в сопоставлении с трактовкой данной проблемы у персоналистов, представителей философской антропологии и экзистенциализма. В частности, рассматривается соотношение взглядов Тирьякяна с концепцией персонализма о трансцендентальной ориентации личности; трактовкой сущности человека М.Шелера как противоположности и взаимосвязи жизни и духа; идеей системной неравновесности человека как природного и духовного существа Г.Плеснера; образа человека как «недостаточного существа» А.Гелена; идеями М.Хайдеггера и экзистенциалистов о проектирующем характере человеческого бытия, философским образом человека в современном массовом обществе. Понимание проблемы человека у Тирьякяна и представителей философии первой половины 20 века рассматривается в её философско-антропологическом аспекте. Выявляются точки как соприкосновения, так и расхождения Тирьякяна с указанными мыслителями в представлении о двойственности человека, проективности его бытия, имманентности общества человеческой природе, интерсубъективности современного человека. Автор статьи приходит к выводу, что первоначально поставленная Эдвардом Тирьякяном задача по объединению усилий социальной философии (социологизма) и философии экзистенциализма, с учетом взаимной корректировки их положений в понимании взаимосвязи общества и индивида, привела к формулировке принципиальных положений его оригинальной социологистско-экзистенциалисткой философской антропологии.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.16230

Аннотация: Автор обращает внимание на одну из наиболее серьезных проблем, перед которой оказалось человечество - проблему насилия, при этом отмечается, что вопросы природы, причин, контроля и предотвращения человеческой агрессии стали предметом систематического научного исследования лишь недавно. В статье методом сравнительного анализа рассматриваются три самых значимых теории возникновения человеческой агрессивности. Агрессия как инстинктивное поведение рассматривается с позиций психоаналитического (З.Фрейд и др.) и эволюционного подходов. Последний включает в себя этологический подход (К.Лоренц, Н.Тинберген и др.), охотничью гипотезу (Р.Ардри, Д.Моррис и др.), социобиологический подход (Э.Уилсон, Р.Триверс и др.). Эти подходы склоняются к тому, что агрессия имеет биологическую, инстинктивную основу, т.е. агрессивность – это врожденный инстинкт. Другая теория (теория побуждения) объясняет агрессию переживанием фрустрации (Дж.Доллард, Н.Миллер Л.Берковиц и др.). В теориях, утверждающих приоритет воздействия социального на естественное (теории социального научения (А.Бандура и др.) и социального влияния (Дж.Тедещи и др.)), доказывается, что именно общественная среда поощряет, способствует, потворствует агрессии. Критикуя теории человеческой агрессивности, автор приходит к выводу, что рост моральной ответственности за последствия своих действий не принес человечеству гарантий против самоуничтожения, моральные ограничения, регулятивы глобальной этики сильно отстают от технологического прогресса. Требуется качественно новая методология.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68065

Аннотация: Автор обращает внимание на одну из наиболее серьезных проблем, перед которой оказалось человечество - проблему насилия, при этом отмечается, что вопросы природы, причин, контроля и предотвращения человеческой агрессии стали предметом систематического научного исследования лишь недавно. В статье методом сравнительного анализа рассматриваются три самых значимых теории возникновения человеческой агрессивности. Агрессия как инстинктивное поведение рассматривается с позиций психоаналитического (З.Фрейд и др.) и эволюционного подходов. Последний включает в себя этологический подход (К.Лоренц, Н.Тинберген и др.), охотничью гипотезу (Р.Ардри, Д.Моррис и др.), социобиологический подход (Э.Уилсон, Р.Триверс и др.). Эти подходы склоняются к тому, что агрессия имеет биологическую, инстинктивную основу, т.е. агрессивность – это врожденный инстинкт. Другая теория (теория побуждения) объясняет агрессию переживанием фрустрации (Дж.Доллард, Н.Миллер Л.Берковиц и др.). В теориях, утверждающих приоритет воздействия социального на естественное (теории социального научения (А.Бандура и др.) и социального влияния (Дж.Тедещи и др.)), доказывается, что именно общественная среда поощряет, способствует, потворствует агрессии. Критикуя теории человеческой агрессивности, автор приходит к выводу, что рост моральной ответственности за последствия своих действий не принес человечеству гарантий против самоуничтожения, моральные ограничения, регулятивы глобальной этики сильно отстают от технологического прогресса. Требуется качественно новая методология.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.19284

Аннотация: Объектом исследования является образ Гамлета в одноименной трагедии У. Шекспира. Предметом исследования является философия принца Датского, представленная через призму ценностей, которые он проверяет своей жизнью. Автор обосновывает, почему мудрость Гамлета можно воспринимать как философию в мировоззренческом, миросозерцательном смысле, а также анализирует ценности, повлиявшие на то, как герой трагедии выполнил свою миссию. К таким ценностям, рассматриваемым в статье, отнесены вера в Бога, любовь, власть, слава, честь. Особое внимание уделяется доказательству общечеловеческой значимости "доктрины Гамлета", как ее понимает автор. Применяются такие методы, как историко-культурная реконструкция художественного образа, системный подход к изучению проблемы, философская интерпретация художественного текста, экстраполяция, аксиологический анализ, этический синтез Основными выводами проведенного исследования являются: мудрствование Гамлета можно отнести к особому типу мировоззренческой философии, известной как "философия жизни"; Гамлет в своем поведении следует определенным ценностям, которые проходят проверку при выполнении возложенной на него задачи. Особым вкладом автора в исследование темы является демонстрация противоречивого характера воздействия этих ценностей на личность и поступки Гамлета. Новизна исследования заключается в подходе к размышлениям принца Датского с точки зрения их анализа как выражения определенной системы ценностей.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68066

Аннотация: Объектом исследования является образ Гамлета в одноименной трагедии У. Шекспира. Предметом исследования является философия принца Датского, представленная через призму ценностей, которые он проверяет своей жизнью. Автор обосновывает, почему мудрость Гамлета можно воспринимать как философию в мировоззренческом, миросозерцательном смысле, а также анализирует ценности, повлиявшие на то, как герой трагедии выполнил свою миссию. К таким ценностям, рассматриваемым в статье, отнесены вера в Бога, любовь, власть, слава, честь. Особое внимание уделяется доказательству общечеловеческой значимости "доктрины Гамлета", как ее понимает автор. Применяются такие методы, как историко-культурная реконструкция художественного образа, системный подход к изучению проблемы, философская интерпретация художественного текста, экстраполяция, аксиологический анализ, этический синтез Основными выводами проведенного исследования являются: мудрствование Гамлета можно отнести к особому типу мировоззренческой философии, известной как "философия жизни"; Гамлет в своем поведении следует определенным ценностям, которые проходят проверку при выполнении возложенной на него задачи. Особым вкладом автора в исследование темы является демонстрация противоречивого характера воздействия этих ценностей на личность и поступки Гамлета. Новизна исследования заключается в подходе к размышлениям принца Датского с точки зрения их анализа как выражения определенной системы ценностей.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.19003

Аннотация: В статье подвергнут анализу вопрос о том, правомерно ли приписывать половому стыду статус моральной эмоции. Этот вопрос возникает в связи с тем, что мораль в рамках преобладающей в современной этике теоретической парадигмы рассматривается как набор ценностей и норм, ориентирующих каждого на отказ от причинения вреда другому человеку, помощь ему и заботу о нем. Половой стыд не связан напрямую с этим нормативным содержанием, и поэтому его моральный характер оказывается под сомнением. Автор статьи выделяет два подхода, использующихся для снятия этого сомнения. Первый — нацелен на доказательство моральной значимости половых запретов, по отношению к которым половый стыд является санкцией. Второй — апеллирует к значению полового стыда для формирования и сохранения моральным субъектом способности к саморегулированию. Предметом исследования являются этические концепции, соединяющие между собой первый и второй аргумент, а непосредственной задачей — оценка их теоретической состоятельности. Именно так возникает следующий историко-этический ряд: В.С.Соловьев, М.Шелер, Д.Веллеман. Методологически исследование построено на предположении о том, что, опираясь на анализ антропологических условий и психологических механизмов морального опыта, можно получить ряд обоснованных, хотя и вспомогательных, доводов в пользу расширения границ нормативного содержания морали за пределы требований, связанных с благом другого. Итогом исследования является тезис, что лишение полового стыда статуса моральной эмоции было бы неправомерным расчленением морального опыта и навязыванием реальности абстрактных теоретических схем. Автор указывает на преимущество того способа выражения этой мысли, который используется Веллеманом. Последний, в отличие от Соловьева и Шелера, выявляет роль полового стыда для морали, отталкиваясь не от метафизических или теологических посылок, а от потребности человека в социальной самопрезентации.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68067

Аннотация: В статье подвергнут анализу вопрос о том, правомерно ли приписывать половому стыду статус моральной эмоции. Этот вопрос возникает в связи с тем, что мораль в рамках преобладающей в современной этике теоретической парадигмы рассматривается как набор ценностей и норм, ориентирующих каждого на отказ от причинения вреда другому человеку, помощь ему и заботу о нем. Половой стыд не связан напрямую с этим нормативным содержанием, и поэтому его моральный характер оказывается под сомнением. Автор статьи выделяет два подхода, использующихся для снятия этого сомнения. Первый — нацелен на доказательство моральной значимости половых запретов, по отношению к которым половый стыд является санкцией. Второй — апеллирует к значению полового стыда для формирования и сохранения моральным субъектом способности к саморегулированию. Предметом исследования являются этические концепции, соединяющие между собой первый и второй аргумент, а непосредственной задачей — оценка их теоретической состоятельности. Именно так возникает следующий историко-этический ряд: В.С.Соловьев, М.Шелер, Д.Веллеман. Методологически исследование построено на предположении о том, что, опираясь на анализ антропологических условий и психологических механизмов морального опыта, можно получить ряд обоснованных, хотя и вспомогательных, доводов в пользу расширения границ нормативного содержания морали за пределы требований, связанных с благом другого. Итогом исследования является тезис, что лишение полового стыда статуса моральной эмоции было бы неправомерным расчленением морального опыта и навязыванием реальности абстрактных теоретических схем. Автор указывает на преимущество того способа выражения этой мысли, который используется Веллеманом. Последний, в отличие от Соловьева и Шелера, выявляет роль полового стыда для морали, отталкиваясь не от метафизических или теологических посылок, а от потребности человека в социальной самопрезентации.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.19623

Аннотация: В современных реалиях представляется проблематичным идентифицировать андеграундную культуру российских регионов. Вместе с тем, культура андеграунда активна и сосуществует одновременно с официально принятым культурной политикой курсом. Отойдя от привычного деления «официального/неофициального», фокус в определении культуры андеграунда был переведен на пространственно-временное восприятие современных представителей андеграунда российских регионов. В настоящее время все яснее проявляется идея «остановки» исторического времени, идея культурного «безвременья», в которой наши современники не представляют себя деятелями, прямыми акторами культуры, и, как следствие, идея представителей андеграунда о невозможности изменения существующего строя прямым образом. В исследовании были использованы методы библиографического анализа текстов и научных работ в области искусства андеграунда, дедукция представленной терминологии и, на основании этого, синтез нового определения «андеграунда» по отношению к российской региональной культуре в целом. Также были использованы материалы, полученные из экспедиции по регионам России, организованной автором в июле-августе 2015 года. Автор приходит к выводу, что понятие «безвременья» в ситуации «эпохи перехода» становится одним из определяющих аспектов термина «андеграундная культура», в то время как современный представитель андеграунда уходит в «подполье» из-за четкого убеждения, что не сможет ничего изменить в действующей временной парадигме, при этом региональные различия будут заключаться лишь в традиционном понимании времени.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68068

Аннотация: В современных реалиях представляется проблематичным идентифицировать андеграундную культуру российских регионов. Вместе с тем, культура андеграунда активна и сосуществует одновременно с официально принятым культурной политикой курсом. Отойдя от привычного деления «официального/неофициального», фокус в определении культуры андеграунда был переведен на пространственно-временное восприятие современных представителей андеграунда российских регионов. В настоящее время все яснее проявляется идея «остановки» исторического времени, идея культурного «безвременья», в которой наши современники не представляют себя деятелями, прямыми акторами культуры, и, как следствие, идея представителей андеграунда о невозможности изменения существующего строя прямым образом. В исследовании были использованы методы библиографического анализа текстов и научных работ в области искусства андеграунда, дедукция представленной терминологии и, на основании этого, синтез нового определения «андеграунда» по отношению к российской региональной культуре в целом. Также были использованы материалы, полученные из экспедиции по регионам России, организованной автором в июле-августе 2015 года. Автор приходит к выводу, что понятие «безвременья» в ситуации «эпохи перехода» становится одним из определяющих аспектов термина «андеграундная культура», в то время как современный представитель андеграунда уходит в «подполье» из-за четкого убеждения, что не сможет ничего изменить в действующей временной парадигме, при этом региональные различия будут заключаться лишь в традиционном понимании времени.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.19481

Аннотация: Объектом исследования в статье является придворная живопись эпохи Цин. Предмет исследования – изображения животных и растений в придворной живописи династии Цин. Автор достаточно подробно анализирует с искусствоведческой точки зрения некоторые наиболее интересные в художественном и историческом аспектах картины этого рода. Особое внимание он уделяет демонстрации того, каким образом в них сочетаются европейские и китайские элементы изобразительного искусства, образуя сино-европейский стиль живописи при сохранении древнего китайского символизма образов. Методами исследования являются общенаучные, а также частнонаучные методы и принципы: сравнительный принцип, принципы историзма, системного анализа, анализ и синтез, индукция и дедукция; искусствоведческий и семиотический подходы к анализу произведений изобразительного искусства. Основной вывод – утверждение, что рецепция некоторых приемов западного изобразительного искусства не была простым заимствованием, а сформировала специфический цинский дворцовый стиль в живописи, который органично сочетал в себе китайскую традицию и западные техники. Новизна исследования заключается в доказательстве – на примере нескольких жанров – тезиса о том, что сино-европейский стиль придворной живописи эпохи Цин имеет свои достаточно высокие художественные достоинства и является органичным для истории искусства Поднебесной эстетическим феноменом.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.7.68069

Аннотация: The object of this research is the court painting during the reign of Qing dynasty. The subject of this research is the images of animals and plants in the court painting of Qing dynasty. The author conducts a reasonably detailed analysis of the most interesting in historical and creative aspects paintings from the perspective of art history. Special attention is given to the demonstration of how they combine the European and Chinese elements of graphic arts, form a Sino-European style of painting while preserving the ancient Chinese symbolism of imagery. The main conclusion consists in the statement that the reception of some techniques of the Western pictorial art was not just borrowing; it has established a specific Qing royal style in painting, which seamlessly combined Chinese tradition and Western techniques. The novelty of this study is lies in the thesis that the Sino-European style of court painting of Qing era has its own remarkable artistic merits and is an organic aesthetic phenomenon of the Tianxia (All-Under-Heaven) history of art.