Исторический журнал: научные исследования
Правильная ссылка на статью:

О новых видах настольных игр в средневековом Новгороде

Гринев Андрей Михайлович

аспирант, кафедра археологии, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

119991, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Ломоносовский Проспект, 27, корпус 4

Grinev Andrey

PhD Candidate, Section of Archaeology, History Department, Lomonosov Moscow State University

119991, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Lomonosovskii Prospekt, 27, korpus 4

amgrinev@mail.ru

DOI:

10.7256/2454-0609.2018.2.25887

Дата направления статьи в редакцию:

30-03-2018


Дата публикации:

07-05-2018


Аннотация: В статье впервые атрибутируются находки небольших деревянных брусочков с метками и некоторых игральных досок с полями. Эти предметы были обнаружены при раскопках в Новгороде в слоях с рубежа Х-XI вв. до середины XIII в. Наиболее близкие аналогии им найшлись среди принадлежностей для скандинавских «игр-гонок с прямым боем» дальдоз и сахкку, известных c XIX в. в Дании, Норвегии и на севере Финляндии благодаря исследованиям этнографов. С помощью сравнительного метода археологических и этнографических источников удалось установить, что рассматриваемые брусочки из Новгорода, являвшиеся игральными костями, и игровые доски принадлежали близкой по содержанию игре. Большинство ученых связывает происхождение игр дальдоз и сахкку с территорией Ближнего Востока, откуда они попали в Скандинавию. Однако, единого мнения о путях распространения этих игр нет. Находки из Новгорода подтверждают гипотезу о проникновении дальдоз и сахкку в Северную Европу по речным путям Восточной Европы в конце эпохи викингов. В Новгороде эта игра прижилась, была адаптирована и просуществовала с рубежа Х-XI вв. до середины XIII в.


Ключевые слова:

Средневековый Новгород, Скандинавия, настольные игры, игральные кости, игральные доски, дальдоз, сахкку, определение находок, деревянные предметы, предметы с метками

Abstract: In this article, for the first time in historiographical literature, the author identifies small wooden blocks with marks and some playing boards divided into fields as Medieval games. These objects were discovered during excavations in Novgorod inside the strata from the turn of the 10th - 11th centuries up to the middle of the 13th century. The closest analogies to these objects were found among the pieces for the Scandinavian "game-race with direct combat" of Daldos and Sahkka, known from the 19th century in Denmark, Norway and in the north of Finland through the study of ethnographers. By applying the comparative method to the archaeological and ethnographic sources, the author was able to establish that the examined blocks from Novgorod, being playing dice, and the game boards both belonged to a game that was close in nature to those of the other regions. Most scientists tie the origin of the Daldos and Sahkka games to the territory of the Middle East, from where it got to Scandinavia. However, there is no consensus opinion about the way these games were distributed North. The findings from Novgorod support the hypothesis of the introduction of Daldos and Sahkka into Northern Europe along the river routes of Eastern Europe at the end of the Viking Age. In Novgorod, this game took root, it was adapted and existed from the turn of the 10th - 11th centuries up to the middle of the 13th century.


Keywords:

Medieval Novgorod, Scandinavia, board games, gaming dices, gaming boards, daldøs, sahkku, definition of artefacts, wooden objects, objects with marks

В ходе многолетнего археологического изучения Новгорода был получен богатейший материал, раскрывающий разные грани культуры и быта его жителей. Благодаря уникальным особенностям этого памятника сохраняются предметы практически из всех материалов, что дает исследователям возможность обратиться к истории повседневности, дополняя тем самым сравнительно скудные сведения письменных источников. Полученные выводы при этом становятся значимыми не только для понимания культурных особенностей Новгорода, но и Древней Руси в целом. Чаще всего архологические находки служили источником для изучения ремесла, торговли, вооружения, транспорта, хозяйства и т.д. Такая сторона жизни средневековых горожан как досуг долгое время не привлекала внимания исследователей, хотя при раскопках Новгорода и других древнерусских городов было найдено немало разнообразных атрибутов настольных и состязательных игр.

В 60-е гг. прошлого столетия к истории настольных игр на Руси обратилась Г. Ф. Корзухина, которая впервые собрала и пронализировала многочисленные находки полусферических шашек из стекла, камня и кости, происходящих с древнерусских памятников X в. Исследовательница пришла к выводу, что в это время на территории Руси была распространена настольная игра, заимствованная из Северной Европы и получившая популярность в дружинной среде [1, с. 85-100]. Аналогичные костяные фишки были найдены также и на территории Новгорода в ранних слоях Неревского и Троицкого раскопов [5, с. 75-76]; [14, с. 103-104]. В Скандинавии наборы таких шашек обнаружены в большом количестве в Швеции, Норвегии, Исландии и Дании, и исследователи соотносят их с известной по сагам игрой hnefatafl или halatafl [8, p. 25-28]; [15, s. 78].

При раскопках Новгорода найдены также предметы с игровыми полями для широко распространенной в средневековой Европе и сохранившейся до наших дней игры в «мельницу». Эти поля наносились на различные доски и бытовые изделия, и были характерны для всего периода средневековья, начиная с Х в. Находки с расчерченными для игры в «мельницу» полями неоднократно обнаруживались в Скандинавии, в Западной и Восточной Европе. Для этих территорий сохранились также сведения письменных источников [2, c. 441-443]. Кроме Новгорода такие находки известны из раскопок в Ладоге, Пскове, Старой Рязани, Тмутаракани и других древнерусских городах. Сходство игровых досок, полученных в ходе раскопок, с современными игровыми полями для «мельницы» позволяют исследователям предположить, что, вероятно, правила этой игры в средневековье мало отличались от принятых в настоящее время.

Популярной в средневековом Новгороде была игра в шахматы, о чем свидетельствуют многочисленные находки шахматных фигур. Всего в настоящее время известно около 300 фигур, представляющих весь набор от короля до пешки. Анализ коллекции шахматных фигур был предпринят Е. А. Рыбиной, которая вопреки сложившемуся мнению о существовании шахматной игры в Новгороде в X в. убедительно показала, что шахматные фигуры известны здесь только с середины XIII в. [3, c. 86-100]. Она проследила по материалам Ближнего Востока и Западной Европы развитие форм шахматных фигур и установила, что в Новгороде в отличие от европейских изобразительных фигур бытовали абстрактные фигуры арабского типа. Кроме того в Новгороде, как и в некоторых других городах, в слоях XIV-XV вв. были найдены костяные многоярусные фигуры западноевропейского происхождения, которые доставлялись ганзейскими купцами.

Таким образом, представление о мире древнерусских настольных игр по данным археологии ограничено сведениями о раннесредневековой игре в шашки (hnefatafl и др.), мельнице и шахматах, что наглядно демонстрируют обобщающие работы, посвященные этой теме [4, c. 110-114]; [12, p. 354-359]. В письменных источниках XIII-XIV вв. зафиксированы церковные запреты на игру в шахматы, тавлеи и леки [1, c. 100-101], и это одни из немногих, если не единственные, упоминания названий средневековых игр, из которых только шахматы получили надежную атрибуцию среди археологических материалов. Тем не менее, было бы неверным полагать, что в настоящее время известен весь ассортимент средневековых настольных игр. В ходе раскопок обнаруживаются различные поделки и орнаментированные доски, считающиеся исследователями предположительно принадлежностями неизученных пока игр, атрибуция которых до сих пор затруднительна. Об одной из таких категорий и пойдет речь в данной статье.

При раскопках Новгорода было найдено несколько необычных предметов, обозначенных термином «деревянные поделки». Они представляли собой деревянные брусочки около 5 – 10 см в длину и 1,5 – 2 см в поперечном сечении, на гранях которых были нанесены различные метки. К настоящему времени выявлено 26 экз. брусочков, происходящих с двух крупнейших раскопов Новгорода: Неревского (13 экз.) и Троицкого (13 экз.). По характеру меток на каждой грани они были разделены на три типа.

К первому (рис. 1:1,2) отнесены поделки, где одна грань была заштрихована, на противоположных краях второй грани было нанесено по одной насечке, на третьей – по одной на краях и одной в центре, на четвертой – по две на краях. В данной группе был выделен подтип А, у которого на грани с тремя насечками все из них были расположены в центре, а свободное пространство заполнялось двумя пересекающимися по диагонали линиями.

У предметов второго типа (рис. 1:3) две грани были заштрихованы, третья имела по одной насечке на краях и в центре, четвертая – по две насечки на краях и в центре.

Брусочки третьего типа (рис. 1:4) имели одну грань пустую, вторую – заштрихованную, на третьей грани насечки были нанесены очень часто (при этом на нескольких экземплярах они приобрели вид зигзага), а на четвертой насечки объединены в группы по две, три и четыре линии, расположенные либо на краях, либо на краях и в центре.

Небольшое количество рассматриваемых предметов не позволяет проследить динамику их бытования в Новгороде, однако датировка брусочков дает возможность определить их хронологические рамки. Самыми ранними являются два экземпляра, найденные на Неревском раскопе в слое конца Х – начала XI вв., самый поздний датируется первой половиной XIII в. Наибольшее число этих предметов приходится на первую половину XI в. и заметно их сокращение, начиная со второй половины XII в. Таким образом, бытование загадочных брусочков в материальной культуре средневекового Новгорода ограничивается концом Х в. ­­­­­­­– первой половиной XIII в.

Эти предметы с различными метками на своих гранях относятся к числу категорий, атрибуция которых затруднена. Для чего же они были предназначены? На помощь, как нередко бывает со средневековыми археологическими находками, пришла этнография. Оказалось, что деревянные поделки с метками из Новгорода чрезвычайно похожи на игральные кости для игры в датскую игру-гонку с прямым боем дальдоз или ее норвежский аналог дальдоза (рис. 2:1). Эта игра была обнаружена исследователями в середине XIX в. в небольших прибрежных поселениях на севере Дании, на юге Норвегии, в провинции Ругаланд, и на острове Борнхольм [10, p. 9-10]; [9, p. 19-22]. Игральный комплект датского варианта включал в себя доску, напоминающую контуры корабля, поверхность которой содержала в себе три ряда отверстий: по 16 на краях и 17 в среднем ряду. В крайних линиях размещались фишки игроков, отличавшиеся по форме или цвету. Также в набор входили две игральные кости, представленные небольшими деревянными брусочками, на трех гранях которых были изображены римские цифры от двух до четырех, а на оставшейся грани помещалась буква А, именуемая dal, которая обозначала единицу. В Норвегии в целом игровой набор выглядел аналогично, за исключением того, что игровое поле было немного меньше, каждый игрок имел по 12 фишек, а на игральной кости вместо буквы А стояла буква Х.

Родственная дальдозе игра также была распространена у саамов на севере Скадинавского и северо-западе Кольского полуостровов, где она получила название сахкку. Различия этих игр заключается в следующем: игровое поле сахкку не имело отверстий, а его поверхность была поделена на три равных ряда, в каждом из которых находилось по 15 ячеек (рис. 2:2,3). Также в игру были введены три дополнительных фигуры: король (gonagas) и два сына короля. Король (gonagas) имел возможность перемещаться по полю в любом направлении и был переходящей фигурой от команды к команде, а какую роль играли фигуры сыновей до конца не установлено. Также увеличилось количество игровых костей до трех штук, и при этом значения на их гранях не были постоянными. Так, например, значение «Х» в разных регионах варьировалось от одного до пяти, а на некоторых костях одна из граней могла быть гладкой и ее значение равнялось нулю. Таким образом, на костях встречаются различные комбинации 1-2-3-Х; 2-3-4-Х и др. [6, p. 42-44].

При сопоставлении деревянных брусочков из раскопок в Новгороде с сохранившимися костями для игры в дальдозу и сакху заметна их почти полная тождественность. Надо полагать, что эти брусочки и являются игральными костями. На брусочках типа I количество меток практически полностью соответствует игровым костям для дальзозы: заштрихованная грань вполне соотносится с буквой «А», и, подобно римским цифрам, на второй грани изображено две метки, на третьей – три, на четвертой – четыре. Предметы двух других типов не вполне совпадают с имеющимися в этнографии образцами. Очевидно, что в данном случае речь может идти о несохранившемся со времен средневековья варианте игры, имеющем свои отличия, подобно тому, как сахкку отличается от дальдозы.

Кроме брусочков, в Новгороде были обнаружены, три доски, которые можно сопоставить со скандинавскими образцами. Одна из них была найдена на Неревском раскопе в слое середины ХI в. и имела форму уменьшенной модели лодки, на поверхности которой было нанесено игровое поле, разделенное на три ряда по 17 ячеек в каждом. Вторая доска была открыта на том же раскопе в напластованиях последней четверти XI - начала XII в. (рис. 3:2). Она представляла собой лодочную скамью, на которой было нанесено аналогичное прямоугольное поле, но количество ячеек было уменьшено до 13. Третья доска относится к середине XIII в. (рис. 3:1). Она имела форму вытянутого пятиугольника, напоминающего очертаниями судно, на поверхности которого также было нанесено поле 3 × 15 ячеек [12, p. 358, fig. 21.2-a].Таким образом, обнаруженные в Новгороде игровые доски сочетают в себе черты дальдозы (общая форма доски) и сахкку (характер нанесения поля). Поскольку деревянные брусочки из раскопок в Новгороде также нашли аналогии в этих играх, можно сделать вывод, что данные предметы являются принадлежностями какой-то родственной настольной «игры-гонки с прямым боем».

Происхождение дальдозы в Скандинавии большинство исследователей связывает с группой настольных игр под общим названием «таб» (tab), которые были распространены в Северной Африке и на Ближнем Востоке. В исламском мире игра «таб» впервые упоминается в письменных источниках не раньше начала XIV в., археологических свидетельств использования данной игры не сохранилось [7, p. 79]; [11, p. 44-45]. О более раннем бытовании родственных игр в этом регионе могут свидетельствовать находки из раскопок Пайкенда и Пенджикента. Речь идет об игровых досках, датированных V-VI и VIII вв., которые имеют форму поделённого на поля прямоугольника, рассеченного по центру продольной линией. Кроме того, в результате исследований в крепости Тудай-калон и Пенджикенте были найдены игральные «кубики» из слоновой кости, которые также датируются V-VI и VIII вв. [13, p. 171-175]. Они имеют значительное сходство с деревянными брусочками из Новгорода. Несмотря на небольшое число прямых свидетельств, в целом можно предположить, что как минимум с V-VI вв. на Ближнем Востоке и в Средней Азии существовала настольная игра родственная скандинавским играм сахкку и дальдоза.

В Северной Европе наиболее ранние прямые упоминания о дальдозе относятся к 1876 г. в повести Е. П. Якобсена “Фру Мария Груббе” [9, p. 19]. Правда, в середине XIX в. на острове Борнхольм этнографами было зафиксировано выражение «spilladaldos», что означало «проиграть имущество», указывающее на более раннее употребление названия этой игры. Игра сахкку упоминается впервые в 1841 году, но полностью она описана лишь 30 лет спустя Й. А. Фрисом [6, p. 37-38]. Археологических свидетельств существования этой игры в Скандинавии пока не обнаружено, однако, некоторые «зацепки» для того, чтобы проследить эту игру в Европе в средневековье все же имеются. В английском манускрипте MSO.2.45 второй половины XIII в. из библиотеки колледжа Тринити в Кембридже, помещен рисунок игрового поля, похожего на поле для игры в дальдозу или сахкку. На нем изображены три ряда ячеек, из которых два крайних заняты фишками игроков, при этом две фишки уже помещены в средний ряд, что свидетельствует об уже начавшейся игре [9, p. 29].

Тем не менее, большинство исследователей полагают, что появление подобных игр в Европе необходимо возводить как минимум к эпохе викингов. В качестве аргументов приводятся в основном исторические доводы. Основное время контактов между Северной Европой и Ближним Востоком пришлось на IX-XI вв., когда начал функционировать путь «из варяг в греки». Наиболее красноречиво об этой коммуникации свидетельствуют многочисленные клады арабского серебра, обнаруженные в разных регионах Скандинавии, Прибалтики и Древней Руси. Тьерри Деполи полагает, что особую роль в развитии арабско-скандинавских контактов сыграла та часть воинского контингента, которая поступала на службу к византийскому императору и именно через этих наемников, когда они возвращались на родину, осуществлялся транзит культурных явлений из исламского мира на север [7, p. 81-82].

Обнаруженные в культурном слое Новгорода игральные кости и доски конца X-XI вв. являются отражением этих процессов и таким образом подтверждают гипотезу о восточноевропейском пути проникновения «игр-гонок с прямым боем» из Ближнего Востока в Скандинавию. Попав в Новгород, эта игра прижилась и была, очевидно, адаптирована. На протяжение XI – XIII вв. она трансформировалась, возможно, корректировались и правила игры, что выразилось как в изменении формы игрового поля, так и в появлении и распространении новых типов игровых костей. К середине XIII в. эта настольная игра, вероятно, утратила свою популярность, уступив место другим играм.

Рис. 1. Деревянные брусочки из раскопок в Новгороде: 1,2 – тип I; 3 – тип II; 4 – тип III.

Рис. 2. Скандинавские игры дальдози сахкку:1 – игровой набор для дальдоз (По Næsheim A. Daldøsa, an old dice game with an obscure origin … P. 11, fig. 3; 2 – процесс игры в сахкку (По Borvo A. Sahkku, the “Devil’s game” ... P. 51, fig. 11); 3 – игровой набор сахкку (По Borvo A. Sahkku, the "Devil's game" ... P. 35, fig. 2).

Рис. 3. Игровые доски из раскопок в Новгороде: 1 – игровая доска середины XIII в.; 2 – игровая доска последней четверти XI – начала XII вв.

Библиография
1. Корзухина Г.Ф. Из истории игр на Руси // Советская археология. 1963. № 4. М., С. 85-102.
2. Полякова Г.Ф., Фехнер. М.В. Игра в мельницу в древней Руси // Slovenska archeologia XXI. 1973. № 2. Bratislava, C. 441-444.
3. Рыбина Е.А. Из истории шахматных фигур // Советская археология. 1991. № 4. М., С. 86-101.
4. Рыбина Е.А., Розенфельдт Р.Л. Игры взрослых и детей // Археология. Древняя Русь. Быт и Культура. М., 1997. С. 110-119.
5. Рыбина Е.А., Хвощинская Н.В. Еще раз о скандинавских находках из раскопок Новгорода // Диалог культур и народов средневековой Европы. К 60-летию со дня рождения Е.Н. Носова. СПб., 2010. С. 66-78.
6. Borvo A. Sahkku, the “Devil’s game” // Board Games Studies. International Journal for the Study of Board Games. 2001. № 4. Leiden, P. 33-52.
7. Depaulis.T. An Arab game in the North Pole? // Board Games Studies. International Journal for the Study of Board Games. 2001. № 4. Leiden, P. 77-85.
8. McLees C. Games people played: gaming-pieces, boards and dice from excavation in the medieval town of Trondheim, Norway. Trondheim, 1990. 259 p.
9. Michaelsen P. Daldøs, an almost forgotten dice board game // Board Games Studies. International Journal for the Study of Board Games. 2001. № 4. Leiden, P. 19-32.
10. Næsheim A. Daldøsa, an old dice game with an obscure origin // Board Games Studies. International Journal for the Study of Board Games. 2001. № 4. Leiden, P. 9-14.
11. Rosenthal F. Gambling in Islam. Leiden, 1975. 192 p.
12. Rybina E. Chess pieces and game boards // Wood use in Medieval Novgorod. Oxford, 2007. P. 354-359.
13. Semenov G. Board Games in Central Asia and Iran // Ancient Board Games in Perspective: Papers from the 1990 British Museum Colloquium, with Additional Contributions. London, 2007. P. 169-176.
14. Smirnova L. Comb-making in Medieval Novgorod (950-1450). An industry in transition. Вritish archaeological reports. International series; 1369. Oxford, 2005. 334 p.
15. Ulbricht I. Die Geweihverarbeitung in Haithabu. Die Ausgrabungen in Haithabu, Band 7. Neumünster, 1978. 151 s.
References
1. Korzukhina G.F. Iz istorii igr na Rusi // Sovetskaya arkheologiya. 1963. № 4. M., S. 85-102.
2. Polyakova G.F., Fekhner. M.V. Igra v mel'nitsu v drevnei Rusi // Slovenska archeologia XXI. 1973. № 2. Bratislava, C. 441-444.
3. Rybina E.A. Iz istorii shakhmatnykh figur // Sovetskaya arkheologiya. 1991. № 4. M., S. 86-101.
4. Rybina E.A., Rozenfel'dt R.L. Igry vzroslykh i detei // Arkheologiya. Drevnyaya Rus'. Byt i Kul'tura. M., 1997. S. 110-119.
5. Rybina E.A., Khvoshchinskaya N.V. Eshche raz o skandinavskikh nakhodkakh iz raskopok Novgoroda // Dialog kul'tur i narodov srednevekovoi Evropy. K 60-letiyu so dnya rozhdeniya E.N. Nosova. SPb., 2010. S. 66-78.
6. Borvo A. Sahkku, the “Devil’s game” // Board Games Studies. International Journal for the Study of Board Games. 2001. № 4. Leiden, P. 33-52.
7. Depaulis.T. An Arab game in the North Pole? // Board Games Studies. International Journal for the Study of Board Games. 2001. № 4. Leiden, P. 77-85.
8. McLees C. Games people played: gaming-pieces, boards and dice from excavation in the medieval town of Trondheim, Norway. Trondheim, 1990. 259 p.
9. Michaelsen P. Daldøs, an almost forgotten dice board game // Board Games Studies. International Journal for the Study of Board Games. 2001. № 4. Leiden, P. 19-32.
10. Næsheim A. Daldøsa, an old dice game with an obscure origin // Board Games Studies. International Journal for the Study of Board Games. 2001. № 4. Leiden, P. 9-14.
11. Rosenthal F. Gambling in Islam. Leiden, 1975. 192 p.
12. Rybina E. Chess pieces and game boards // Wood use in Medieval Novgorod. Oxford, 2007. P. 354-359.
13. Semenov G. Board Games in Central Asia and Iran // Ancient Board Games in Perspective: Papers from the 1990 British Museum Colloquium, with Additional Contributions. London, 2007. P. 169-176.
14. Smirnova L. Comb-making in Medieval Novgorod (950-1450). An industry in transition. Vritish archaeological reports. International series; 1369. Oxford, 2005. 334 p.
15. Ulbricht I. Die Geweihverarbeitung in Haithabu. Die Ausgrabungen in Haithabu, Band 7. Neumünster, 1978. 151 s.