Статья 'Конструирование советской идентичности в государственных визуальных практиках (1922-1925 гг.)' - журнал 'Право и политика' - NotaBene.ru
по
Меню журнала
> Архив номеров > Рубрики > О журнале > Авторы > Требования к статьям > Политика издания > Редакция журнала > Порядок рецензирования статей > Редакционный совет > Ретракция статей > Этические принципы > О журнале > Политика открытого доступа > Оплата за публикации в открытом доступе > Online First Pre-Publication > Политика авторских прав и лицензий > Политика цифрового хранения публикации > Политика идентификации статей > Политика проверки на плагиат
Журналы индексируются
Реквизиты журнала
ГЛАВНАЯ > Вернуться к содержанию
Право и политика
Правильная ссылка на статью:

Конструирование советской идентичности в государственных визуальных практиках (1922-1925 гг.)

Гигаури Давид Ираклиевич

кандидат политических наук

начальник отдела, отдел координации подготовки аспирантов, НИУ ВШЭ – Санкт-Петербург

190121, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Союза Печатников, 16

Gigauri David Iraklievich

PhD in Politics

Head of the PhD programs office, National Research University "Higher School of Economics" in Saint Petersburg

190121, Russia, g. Saint Petersburg, ul. Soyuza Pechatnikov, 16

david.aspirant@gmail.com
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2454-0706.2019.12.31849

Дата направления статьи в редакцию:

23-12-2019


Дата публикации:

30-12-2019


Аннотация: В статье рассматриваются символические практики построения советской идентичности в материалах кино и фотодокументов. Концепт советской идентичности анализируется с точки зрения формирования нового типа правовой культуры, которая опирается, прежде всего, на доктринальные источники, лежащие в основе марксистского учения об обществе социалистического типа, и в связи с концептом советского конституционализма. Визуальные практики и репрезентации, как подчеркивает автор исследования, позволяли большевикам переформатировать существующий тип взаимоотношений между бывшими подданными Российской Империи и государственной властью на основе построения эффективной горизонтальной модели участия в политических делах, основанной на массовой агитации и пропаганде советских ценностей, формирующих Конституцию трудящихся. Методология исследования строится на качественном социологическом анализе визуальных материалов и документальных источников, при этом концепт советской идентичности интерпретируется в русле культурно-антропологической концепции символической политики и понятия метанарратива (Г. Гилл). Основными выводами проведенного исследования являются наличие в официальной визуальной государственной политике идентичности раннего советского периода ключевых понятий, репрезентируемых в форме массовых коллективных действий: диктатура пролетариата, советская конституция, коммуна и др. Дискурсы конструирования советской идентичности включают в себя противостояние мировому империализму, врагам революции и восхваление труда как коллективно образующей силы пролетарской общины-государства. Новизна исследования заключается в использовании методологии визуального анализа видеоматериалов как источника интерпретации советской символической политики и идеологической работы.


Ключевые слова:

советская идентичность, визуальная пропаганда, государственные праздники, метанарратив, советскость, диктатура пролетариата, коммуна, символическая политика, кинодокументы, Октябрьская революция

Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-011-00866 А: Советский конституционализм: доктринальное, юридическое и символическое измерения

Abstract: This article examines the symbolic practices of formation of Soviet identity in film footages and documentary photographs. The concept of Soviet identity is analyzed from the perspective of emergence of the new type of legal culture, which leans primarily on the doctrinal sources underlying the Marxist teaching on the socialist type of society, as well as in relation to the concept of Soviet constitutionalism. It is underlined that visual practices and representations allowed the Bolsheviks restructure the existing type of relationships between the former nationals of the Russian Empire and state authority based on establishment of the efficient horizontal model of participation in the political affairs, grounded on the mass agitation and propaganda of Soviet values comprising the Constitution of the working class. The research methodology contains the qualitative sociological analysis of visual materials and documentary sources, therewith the concept of Soviet identity is interpreted through the lens of cultural-anthropological concept of symbolic policy and the notion of metanarrative G. Gill).The main conclusions of the conducted research consist in the presence in the official state visual policy of identity of the early Soviet period of key concepts represented in the form of the mass collective actions: proletarian dictatorship, Soviet Constitution, commune, and others. The discourses on the formation of Soviet identity include the opposition to global imperialism, enemies of the revolution, and praise of labor as a community-building force of the proletarian state. The scientific novelty lies in the use of methodology of visual analysis of video footages as a source of interpretation of the Soviet symbolic policy and ideological activity.  


Keywords:

Soviet identity, visual propaganda, public holidays, metanarrative, Sovietism, dictatorship of the proletariat, commune, symbolic politics, film documents, October Revolution

Конструирование советской идентичности в государственных визуальных практиках (1922-1925 гг.)

В западной историографии предпринимались выборочные попытки анализа массовой культуры в Советской России с целью выявить символические основания метанарратива, в особенности в период от совершения социалистической революции большевиками вплоть до смерти И. В. Сталина. Причем, изучение политико-правовой культуры осуществлялось не с точки зрения формальных институтов, которые определяли и управляли культурной политикой в СССР, а с позиций антропологического анализа повседневных практик и визуальных репрезентаций: стихотворения, рассказы, скетчи, сценарии фильмов, театральные постановки, анекдоты, детские рассказы и др. Так, Дж. фон Гелдерн и Р. Стайтс рассматривали четыре периода культурных форм, начиная со времен НЭПА, которые включали пролетарскую поэзию, анти-военные памфлеты, военные песни Красной Армии, агитационные постановки, выдержи из сценариев кинофильмов, романов, народные песни [1]. Второй период затрагивает 20-е и 30-е годы и в основном включает официальную культуру Сталинизма, иллюстрирующую подавляющее влияние культурной революции, произошедшей в 1928-1932 гг. в массовой культуры и возникновение массовой культуры социалистического реализма со свойственной ей мифологией возможностей и социальной мобильности. Третий период сосредоточен на эмоционально насыщенной культуре времен Великой Отечественной Войны, а четвертый освещает послевоенное возрождение социалистического реализма. Культура советских граждан местами отличалась от официально пропагандируемой государственными органами повестки дня. Но так или иначе, нужно отметить, что правовая культура советских граждан была чрезвычайно политизированной, причем, можно говорить об отличиях, связанных с оформлением культа личности вождя: одни мифы преобладали в период «Ленинизации» страны, другие - в Сталинскую эпоху.

Однако, данные попытки рассмотрения визуальной культуры советского периода со стороны западных исследователей не были подкреплены кино и фото материалами, которые хранятся в государственных архивах Российской Федерации. Опыт анализа документальной базы, репрезентирующей массовые публичные акции и государственные праздничные мероприятия, позволит обозначить ключевые направления политико-правовой работы советского руководства по конструированию нового типа идентичности: революционно-классового сознания трудящихся советской России.

Цель исследования – анализ структурирующей роли политико-правовых понятий и концептов, содержащихся в семантической матрице массовых действий, демонстраций, шествий, которые составляют основу советской идентичности как исключительного культурного феномена. Ключевыми задачами представленного исследования является теоретико-методологическое определение рамок понятия советской идентичности, а также инструментальный анализ визуальных материалов, репрезентирующих политико-правовые основания советского типа гражданской идентификации. Эти задачи обусловливают структуру статьи, ее деление на введение, два тематических раздела и заключение, в котором содержатся выводы и основные результаты, полученные в ходе авторской интерпретации архивных киноматериалов с опорой на методологию, ранее не используемую в политико-правовых исследованиях советского конституционализма, и которая определяет научную новизну исследования. В результате обстоятельного анализа государственных визуальных практик первого десятилетия Октябрьской революции автор планирует получить результаты, свидетельствующие о целенаправленном конструировании большевиками социально-политической реальности, то есть о возможности применения ставшей классической для общественных наук концепции символической политики к анализу исторических практик консолидации гражданского сообщества и легитимации политической власти.

Актуальность данного исследования обусловлена растущим интересом среди отечественных исследователей к анализу феномена конституционной идентичности, понимаемой в качестве интегрирующей категории, которая отражает всю совокупность правовой организации идентичности политико-правовой системы государства, его целостную правовую действительность, а также особенности конституционного строя. Конституционная идентичность, интерпретируемая в этом ключе, позволяет пролить свет на важнейшие аспекты построения правовой системы государства с учетом его историко-правовых и этнокультурных особенностей. При этом, неотъемлемым свойством, например, современной российской конституционной идентичности выступает принцип, согласно которому устанавливается незыблемость конституционного строя России.

Исследование конституционной идентичности становится центральным топосом не только юридической науки, но и ряда других общественно-научных дисциплин: социологии, политологии, культурной антропологии и т.д. К этой теме обращаются не только ученые-правоведы, но и юристы-практики, что подтверждается проводимыми научными мероприятиями, освещающими данную тематику, такими как конференция «Конституционная идентичность и универсальные ценности: искусство соразмерности», которая прошла в рамках IX Петербургского международного юридического форума в Конституционном Суде Российской Федерации в 2019 году. Данное явление в отечественном академическом дискурсе при первом приближении может показаться исключительно характерным для судебной сферы правовой системы современного российского общества, однако в действительности конституционная идентичность является политико-правовым феноменом, действующим в дискурсивном пространстве государства и определяющим его правовую и политическую культуру.

Советская идентичность по мнению автора статьи является базовой идеологической категорией, лежащей в основе такого политико-правового явления как советский конституционализм, то есть в сущности предстает в качестве особой разновидности конституционной идентичности. Изучение же исторических практик символизации нормативных оснований государства позволяет приблизиться к лучшему пониманию возможностей культурной идентификации в построении эффективного гражданского общества.

Междисциплинарные вопросы исследования советского конституционализма проявляются в сочетании методов правоведения, истории, политологии, социологии и культурной антропологии. Такой подход позволяет отойти от общепринятого формально-юридического метода юридических исследований и рассмотреть советскую конституционную систему с разных точек зрения – например, изучить идеологическое значение конституционализма, его влияние на коллективное сознание, способы формирования гражданской и политико-правовой идентичности. Необходимость междисциплинарного исследования советского конституционализма обусловлена сложностью правовых механизмов использовавшихся для преобразования основных институтов государства и их идейного обоснования. При этом коммуникативное значение конституционализма представляется в его коллективно-образующей силе, позволяющей сообществу говорить на одном правовом языке, вступать во взаимоотношения и коммуникацию на основе всеобщих принципов. Причем политизация и юридизация повседневного языка приобретает в данный исторический период массовый характер, что становится важной частью метанарратива (Г. Гилл) советского государства.

Представляется, что в основе конституционной системы советского государства воплощен и реализован сложный символический комплекс политических и правовых мифов, посредством которых репрезентируются основания и цели, а также текущее состояние политического сообщества. Средством выражения этого метанарратива были связанные друг с другом символы, такие как политический язык, правовые тексты, визуальные образы, физическая среда (социальное пространство), ритуалы. Использование концепта метанарратива позволяет выявить основы проводимой советским государством символической политики, то есть рассмотреть символические репрезентации различных конфигураций оснований, целей текущего и будущего состояния политического сообщества, их динамику и развитие.

Для понимания механизмов конструирования правового сознания необходимо выявить влияние средств советского конституционализма на формирование политико-правовой идентичности. Советский конституционализм в рамках данного исследования будет изучаться в контексте формирования политико-правовой идентичности. В целом понимание основ конструируемой советским государством идентичности позволяет определить сущность происходящих политико-правовых процессов.

Предполагается, что создание политического режима, принципиально отличного от монархического, обусловило необходимость конституирования нового типа гражданского сообщества. Немалую роль в этом процессе сыграл именно советский конституционализм, который объединил в себе как идейный пласт нормативно-правовой сферы, образовавшей новую правовую традицию, так и государственные институты, отражавшие политическое устройство страны и ее управленческий механизм.

Советская идентичность как политико-правовой концепт.

В отечественном обществоведении существует точка зрения, согласно которой советская идентичность начала формироваться в 1930-е гг., в то время, когда советское правительство проводило политику культурной и государственной консолидации населения, а важным этапом ее закрепления стал период Великой Отечественной Войны, во время которого укрепились понятия: «советский патриотизм» и «советское Отечество».

На наш взгляд, формирование советской идентичности происходит не во время целенаправленной национальной политики Сталинского периода и даже не к моменту создания СССР, но исходит из ленинской правовой доктрины, которая посредством визуальных и символических средств репрезентировалась уже в первые годы совершения Октябрьской революции. Понятие «Советская идентичность» в данном контексте отражает ключевые идеи нового политико-правового и конституционного режима, а именно: идеи диктатуры пролетариата, власти Советов и пролетарской революции.

Однако, имеет смысл осветить некоторые принятые в научной традиции точки зрения на место и роль «советского» варианта самоопределения в качестве наднациональной идентичности. Так, например, М. Кастельс утверждал, что Советский Союз был сконструирован на основе принципа двойной идентичности: этнических/национальных идентичностей и советской идентичности в качестве метанарратива культуры нового типа общества [2].

С ним солидарен российский исследователь В. Тишков, который рассуждает о существовании советской гражданской нации, предполагающее ведущую роль в обществе СССР советской идентичности. В данной статье, опираясь на материалы документальной кинохроники, мы постараемся обосновать данную точку зрения, согласно которой советская идентичность - новый тип культурной идентификации, строящийся на основе репрезентации доктринальных идей и смыслов политико-правовой идеологии большевиков. Предпринятые ранее в российской социологической науке попытки количественного визуального анализа делают акцент на семантической составляющей, рассматривая в качестве основных маркеров советской идентичности знаки и символы, такие как красная звезда, серп и молот и др [3, с. 55].

Напротив, автор данного исследования настаивает на необходимости посредством визуального анализа массовых действий и государственных ритуалов выявлять ключевые понятия, на которых основывается советская идеология, сосредоточившись на механизмах ее репрезентации.

Важно отметить, что одной из важнейших черт советской идентичности выступает политическая мобилизация. Ярким образом данная черта находит проявление в массовых коллективных действиях, приуроченных к различным событиям «Красного» календаря. Как отмечает российский социолог О. В. Попова, концепт политической идентичности дает возможность объяснить выбор индивидом партийной самоидентификации и идейных ориентаций и форм участия, а также оценить эффективность механизмов политической мобилизации [4, с. 101]. Стремление выразить свою партийную принадлежность, верность идеям партии, разделить ее лозунги - то свойство, которое распространяется среди советских граждан при помощи колоссального набора визуальных практик. Их основная цель - формирование советского правосознания, пролетарской идентичности, направленных на достижение коллективного благополучия и национального единства.

Исследователи подчеркивают неэтнический характер советской идентичности, ее ориентированность на идею гражданственности, но при этом некоторые этнохарактеристики сохранялись, а государственным языком был русский язык, который во многом обусловливал особенности нового типа советской культуры.

При этом, как отмечает Н.М. Богданова, советская культура отличается исключительным отношением к созданию различного рода символики. Для нее характерны наличие максимальной четкости, броскости, понятности для каждого, обязательный идеологический посыл и непременное отсутствие двусмысленности и скрытых подтекстов. Это может выступать причиной, по которой созданные в советскую эпоху визуальные каноны укоренились в массовом сознании, что остаются прозрачными даже на постсоветском пространстве, причем не только для тех, кто вырос в ту эпоху, но и современных молодых людей, воспринимающих советское наследие только по рассказам «очевидцев», советским фильмам, книгам, открыткам, плакатам и другим артефактам [5, с. 111].

Возможно предположить, что первым шагом к построению советской модели государственной идентичности, для большевиков стал сознательный и целенаправленный разрыв с дореволюционной историей, который во многом определял сложившуюся в дальнейшем «советскость». Идеологические концепты классового противостояния проникали во все сферы общественной жизни, они вытесняли символы и образы дореволюционной и досоветской эпохи, девальвировали важнейшие события истории, на которых в идейном отношении выстраивалась монархическая власть [6, с. 48].

Исследователи признают в качестве ключевой особенности формирования многонационального государства в Советской России и в СССР приоритет общей специфической идеологии, поскольку «однородность выстраивалась на идеологической основе» [7, с. 105]. Понятие «советскости» в политико-правовом и культурном отношении подразумевало формирование социально-исторической общности наднационального характера нового типа, при этом в основе лежала не только идея государственности, но и пролетарской идеологии, которая должна была сформировать советского человека, независимо от его национальной, коренной этнической принадлежности и культуры.

В работе «О национальной гордости великороссов» В. И. Ленин осуждает патриотизм как черту государственной идеологии стран, которые были вовлечены в Первую мировую войну, и в ней же ставится вопрос об отношении российский большевиков как носителей великорусской культуры к собственному национальному чувству или к их этнокультурной идентичности [8, с. 106]. Правильность чувства гордости великороссов у Ленина обусловлена исключительно одним фактором - их активным участие в революционной борьбе. Как подчеркивает А.В. Святославский, Ленин в данной статье обосновывает тезис, согласно которому великорусское ядро России ответственно за такие негативные явления как крепостничество, существовавшие многие века в истории, угнетение нетитульных этносов, то что обозначается термином «тюрьма народов», но именно великороссы и заглаживают собственную вину тем, что они выступили в авангарде всемирного рабочего движения [9, с. 151, 156].

Понятие «Советский» в качестве ключевого маркера национальной идентичности требует четкого определения трактовки понятия «нация». Советская идентичность обозначала не просто принадлежность к национальному государству, которое согласно официальной идеологии ВКП(б)-КПСС само по себе было многонациональным, но и к общей культуре всех народов, входивших в состав новообразованного СССР, новой исторической общности «советский народ», следовательно, она имеет не просто политико-правовую характеристику, но и значительную культурную составляющую.

Межэтнические отношения в СССР изучались главным образом в контексте модернизации, деколонизации и государственного строительства между Октябрьской революцией и Великой Отечественной Войной [10, p. 2]. Хотя советская политика в отношении нерусских народов изменялась, создание этнически обозначенных политических и административных единиц, а также политика коренизации (продвижение нерусских языков и элит) способствовали созданию новых и трансформации старых этно-национальных идентичностей среди советских граждан в 1920-х и 1930-х годах [11].

Тот факт, что высокоцентрализованное коммунистическое государство, вовлеченное в национальное строительство, является ключом к пониманию масштабов и характера революционных изменений в первые два десятилетия советской истории. Партийные аппаратчики воспринимали этническую идентичность как ключ к государственному строительству после краха царизма. Таким образом, советские этнографы изучали и классифицировали население, что является важной задачей для создания новой системы управления [12]. Создавая кумулятивные образы культуры, которые должны были быть «национальными по форме и социалистическими по содержанию», советские лидеры в Москве стремились подорвать региональную, религиозную и клановую идентичность и, в более широком смысле, создать то, что они определили, как современные общества в нерусских регионах СССР [13, с. 333–335]. Реакции были разные, и, как демонстрирует А. Эдгар, жители нерусских республик и нерусских партийных элит иногда переворачивали советскую этническую политику с ног на голову, усиливая риторику этнической принадлежности, чтобы противостоять социальным и культурным изменениям или переосмысливать представления Москвы о том, что значит быть «советским» [14, с. 255].

Как подчеркивает А.И. Миллер, советское руководство, проводя национальную политику не стремилось к защите национальных меньшинств, превращая их в большинство или титульную национальность - советский народ при помощи целенаправленно конструируемых административных образований [15, с. 136]. Американский социолог Р. Брубейкер, анализируя опыт политики идентичности советского периода пришел к выводу, что дезинтеграция СССР была обусловлена чрезмерным стремлением огосударствления социальной категории этничности, которая артикулировалась в национальных терминах и в итоге превратилась в социальный институт, своеобразную матрицу социального «видения и разделения мира», а также единственную легитимную форму выражения групповых политических интересов в контексте позднесоветского «общенародного государства» [16, p. 48]. Так или иначе эти тенденции закладывались в ранние годы конституционного строительства советской России [17, с. 49].

Тем не менее, заслуживает особого внимания исследователей курс государственного конструирования советской идентичности в том виде, в котором он зафиксирован в визуальных документах эпохи первых десяти лет Октябрьской революции, так как он позволяет раскрыть ключевые смыслы и значения, репрезентируемые большевиками, лежащие в основе советского метанарратива.

Анализ видеоматериалов шествий, демонстраций и государственных праздников раннего послереволюционного периода.

Дискурсивное пространство борьбы за идентичность рассматривается в данном исследовании при помощи коммуникативно-исторического метода, позволяющего выявить классовый подход советского государства к созданию конституционно-правовой общности, имплементирующий в себе фундаментальное различение «своих» и «врагов». В изучении советской идентичности также был применен антропологический тип правопонимания, предполагающий взаимосвязь правовых норм с различными культурными явлениями общества. В соответствии с основными постулатами морфологического анализа идеологий (М. Фриден) выделяются такие концепты, как государство-коммуна, диктатура пролетариата, пролетарская демократия, ленинизм и др.

Из лозунгов, фигурирующих в ходе массовых демонстраций, посвященным главному событию - Годовщине Октябрьской революции, следует, что промышленность и экономика ставились в основу построения новой пролетарской идентичности - труд становился краеугольным камнем, объединяющим советских граждан в борьбе за справедливое мироустройство. Система строилась таким образом, что идентичность имела некие базовые структуры, которые объединяли индивидов в ячейки, например, конкретный завод, такой как «Мастяжарт» - его служащие идут под одними знаменами, декламирующими: «Завод «Мастяжарт» - авангард пролетарской революции».

В контексте визуального анализа данного видеоматериала, заводу, под чьими знаменами шествуют рабочие, отводилась руководящая роль в совершении октябрьской революции, поскольку в тексте присутствуют текстовые вставки, а значит сам по себе фильм был ориентирован на широкие массы зрителей: «рабочие громили пушками последний оплот Керенского - Кадетские корпуса в Лефортове» - так происходит мифологизация событий недавнего прошлого, сакрализация деятельности советских граждан в рамках этой производственной структуры – а именно их участие в приближении пролетарской революции во всем Мире.

Далее в киноматериалах следует изображение рабочего дня на Заводе «Мастяжарт». Риторика общих собраний посвящена событиям, которые происходят за пределами Советской России, звучали призывы прийти на помощь германскому пролетариату, который «в тяжелых муках выковывает свою свободу». В дискурсе используется образ противостояния мировой буржуазии, необходимость прийти на помощь западному пролетариату, которые именуются братьями (невзирая на недавнюю войну с Германией). Советский пролетариат под руководством своих вождей активно поддерживал революцию в Германии, отсюда лозунги: «Да здравствует победа германской революции!». В это время еще сильны тенденции по созданию движения мировой революции: «7 Ноября все наши рабочие пойдут демонстрировать перед лицом всемирного пролетариата нашу победу, нашу радость».

Подобные символические действия характерны, прежде всего, для главной площадки Советского Государства - Красной Площади, на которой парад принимает Каменев. Характерны надписи, помещенные на стенах Кремля: «За грабежом Германии пойдет грабеж нашего трудового союза». «Трудящиеся всех стран дадут им беспощадный отпор...». Однако то же наблюдается и в регионах советской России, о чем свидетельствует кинохроника в Ростове-на-Дону: «Годовщина Октябрьской революции – праздник трудящихся всего мира»; «Через единство профдвижения к Мировому Октябрю»; «В День 7-й Октябрьской революции наш привет вес народам, угнетенным международным капиталом!» [18].

Изображение Красной Площади, на которой проходит церемониальны марш, где ключевым героем ритуального действия выступает Красная армия – «наш меч, наша защита» призвано сосредоточить идеи большевиков в самом сердце страны – в столице, на которую должны ориентироваться все советские республики и горда. Использование агитпоездов к этому времени уже стало повсеместным, эффективной практикой распространения идей через визуальные плакаты, содержащие лозунги: «От Российского октября мир бодро шагает к Октябрю Мировому»; «Дорогу нашему крестьянскому хлебу в обмен на Германскую машину»; «Нарушителям мира – нерушимый отпор» и др. [19]

Центральное место в коллективных ритуальных действиях занимают военизированные части и формирования. Активно используется демонстрация боевой технике, не только в новой Советской столице, но и в революционном Петрограде, но что характерно, на видео того времени мы не обнаруживаем ни знамен, ни лозунгов среди военных колон [20]. Вся агитация осуществляется посредством специализированных средств – различных инсталляций, иллюминаций, что свидетельствует о высоком уровне как художественной, так и идейной подготовки. Красная площадь наполнена во времена массовых празднеств лозунгами, направленными на борьбу с буржуазией за пределами советского государства, такими как: «Будем Бить международный капитал производительностью своего труда!».

Как известно, именно в этот период, в начало 1920-х гг. начинают полноценно функционировать государственные органы большевиков, профессионально занимающиеся пропагандой и агитацией: Агитпроп и Главполитпросвет [21, с. 20]. Партийное руководство было убеждено, что процесс просвещения есть в сущности процесс воздействия на умы, поэтому данные структуры создавались с целью наблюдения за мобилизационной работой, которая до 1920 г. осуществлялась преимущественно децентрализованно [22, с. 450]. Эти органы, объединенные в Наркомат просвещения осуществляли контроль за всей официальной деятельностью в области устной и печатной пропаганды и агитации, внедрение идеологии и политики в повседневную жизнь общества, а потому советская идентичность была весьма политизированной.

Советское руководство создало свой пропагандистский аппарат в ответ на то, что оно восприняло как отсталость России. Крупные революционные партии не могли представить, что российское общество достигнет социализма, не пройдя критический период модернизации, но, когда большевики пришли к власти, они столкнулись с острой нехваткой кадров, способных реконструировать отсталое общество. Самодержавие запоздало и нерешительно приняло форму модернизации, но к 1914 году оставило после себя лишь тонкий слой гражданского общества. В годы войны и гражданской войны многие тысячи интеллектуалов и служащих эмигрировали или погибли. Ранние советские пропагандистские организации нанимали и готовили кадры нового поколения [23, p. 37].

Ко времени 5-ти летия Октябрьской Революции - первого значимого Юбилея, который был запечатлен на многих кинолентах формируются футуристические дискурсы, направленные на преобразование мира посредством сверхурочного труда. В основании построения нового социалистического мира конечно же находится идея Коммуны, которой посвящаются множественные используемые в ритуалах инсталляции. При этом подчеркивается преемственность пролетарских поколений: «Что не успеем мы - докончат наши дети». Детский труд славится наравне с трудом взрослых, демонстрируется, как дети работают на заводах и фабриках.

Традиционная мифологическая схема противостояния по линии «Мы» - «Они» целенаправленно используется большевиками с целью усиления тенденций формирования коллективной идентичности советских граждан: «Будем стойко бороться за нашу (курсив - Д.Г.) молодую советскую республику. Весь капиталистический мир обрушился на нее». Визуальные средства в агитационной деятельности большевиков имеют широкий ряд средств, среди которых имели место и реконструкции боев, что редко используется в официальных праздничных практиках, однако весьма характерно для военнизированного революционного режима первых лет советской власти: «Буржуазия всего мира поддерживала русскую буржуазию - оборванная и голодная. Но наша красная армия...» - далее отображаются события 1918 года - «… отразила натиск международной буржуазии: американской, финской, польской и русской буржуазии».

Для 5-го празднования «Октября» в целом характерно подчеркивание роли военной борьбы в деле достижения принципов новой революционной конституции: «Вихрь империалистической бойни раздул пламя народного гнева». Возводятся памятники солдатам, изобилуют милитаристские лозунги: «То чем держались стороны - дело рабочей руки. Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки».

Весьма весомое значение в символическом отношении для формирования советской идентичности имело событие революции 1905-го года, которое отмечалось традиционным празднованием годовщины. Агитпоезда, несущие на себе эмблему нового государства - Серпа и Молота, своим ключевым лозунгом делали заветную цель наступление справедливого общества будущего в мире: «На могилах жертв клянемся завоевать коммунизм во всем мире» [24].

Демонстрации этого периода также содержат лозунги, призывающие к реализации ключевых принципов диктатуры пролетариата: «Контроль рабочих над производством и распределением»; «Долой капиталистов локутчиков»; «Долой 10 министров капиталистов! Всю власть совету рабочих солдатских и крестьянских депутатов»; «Да здравствует октябрь – начало пролетарской диктатуры». Превосходство советской власти отображается не только в отношении монархического режима, но также и над Временным правительством: «Пало временное правительство соглашателей и прихвостней буржуазии» [25].

Идеи экономического развития, труда как преобразующей силы – ложатся в основу конструируемой большевиками советской идентичности. Так, например, во время празднования 7-й годовщины Октябрьской революции в Ленинграде, среди используемых в демонстрации инсталляций был задействован агитационный «вагончик», который олицетворял государственную трудовую сберегательную кассу, с подчеркнутой надписью: «Бережливость – одна из основ современной жизни». Знаковой в целом для нового режима становится идея построения сильной экономики, выраженная в статистических визуальных представлениях достижений в различных сферах производства – этому служат инсталляции, которые демонстрируют выработку продукции различными заводами и сопоставление производительности труда в различные годы (целенаправленно и последовательно в хронологическом порядке демонстрируется их рост). Одна из знаковых идей, репрезентируемых в символических акциях – идея массового образования, учебы, лозунги в этом отношении гласят следующее: «Через учебу к укреплению пролетарской диктатуры, через диктатуру - к коммунизму»; «Завоеванную Октябрьскую революцию укрепим знанием»; «Долой Темноту и невежество! Да здравствует Просвещение!». Таким образом, один из намеченных большевистским руководством путей к реализации правовой идеи пролетарской диктатуры является массовое образование, которое является важнейшим инструментом символической политики, поскольку позволяет закреплять выгодные элитам смыслы и значения, государственную идеологию.

Другая смыслообразующая структура советской идентичности – «Ленинизм». Этот термин ложится в основу многих лозунгов, используемых в государственных ритуалах: «Ленин умер – но Ленин жив в сердцах миллионов пролетариев. Вперед по пути ленинизма!». Наличие в этом определение суффикса «изм» предполагает характеристику Ленинизма как государственной идеологии большевиков. Культ личности Ленина, репрезентируемый в портретах вождя и монументальной пропаганде призван заменить в сознании советских граждан привычную для патриархального народа фигуру царя, но также и символизировать идеи, которые являются нормативной основой новой советской конституции.

При этом образцами, регулирующими поведение советских граждан должны стать не только зафиксированные в правовых источниках и документах нормы, но и «Заветы» Ленина: «Крестьяне и рабочие, помни заветы т. Ленина» [26]; «На 7-й год революции мы лишились Ильича, но так же твердо, как с ним, будем работать и бороться»; «Выполним заветы Ильича – книгу в Массы. Без книги и без грамоты не поднять производительность». (при этом демонстранты несут увеличенные образцы книг, которые призваны нести массовое просвещение и образование: «Происхождение мира и жизни на Земле»; увеличенная книга: «Путь к Ленину – собрание выдержек из сочинений Ленина в 4-х книгах» и др.) [27].

Идентичность советских граждан выстраивается также на основе преемственности поколений - и здесь ключевую роль играют институты пионеров и Комсомол. Так, в киноленте, посвященной 7-й годовщине Октябрьской революции демонстрируется так называемый «Вечер трех поколений», в котором происходит обряд перехода (А. ван Геннеп): пионеры передаются в Комсомол, а комсомольцы - в РКП(б). Характерны и лозунги, обращенные будущим поколениям пролетариев: «Дети трудящихся! Идите под знаменами отцов в Борьбе с капиталом, разрухой, темнотой»; «Молодая рать - на смену старым борцам. Вперед крестьяне под знаменем РКП(б)».

Единство советского народа предполагает совместные усилия представителей разных профессий, рабочих и крестьян, трудовая иерархия является во многом горизонтальной, но обособленно находится бюрократия и номенклатура, которая на всех публичных акциях всегда находится как бы «сверху» - на трибунах, принимающих «парад» [28].

В заключении необходимо отметить, что визуальная пропаганда в советской России в первое десятилетие Октябрьской революции была направлена на массовую политическую мобилизацию, а также на распространение ключевых советских идеологем. Советская идентичность строится вокруг основных «ядерных» понятий: коммуна, диктатура пролетариата, советы, труд, заветы Ленина. Для данного вида идентичности характерно преобладание культурного типа, вытесняющего этническую идентификацию, скорее речь идет о формировании надгосударственного (в смысле национального государства) способа самоидентификации с принципиально новой конструируемой общностью – советским народам, который вершит мировую социалистическую революцию посредством повышения производительности труда, борьбы с мировым капиталом и уничтожением социальных бедствий: неравенства, голода и разрухи. Усилия большевиков, прежде всего, были направлены на уничтожение старых элементов идентичности бывших подданных монархического режима и консолидацию всеобщих усилий в закреплении нормативных устоев нового революционного общества.

Как было продемонстрировано, задачи конституционного формирования реальности включали в себя необходимость продвижения и навязывания определенных способов интерпретации социально-политической реальности в качестве доминирующих и даже единственно возможных. Конструирование политико-правовой идентичности в этом ключе приобретает характер символической политики – особого рода коммуникации, направленной на внушение устойчивых представлений и создание целостных когнитивных схем, упорядочивающих картину мира в рамках существующих общественных отношений.

В результате изменение социальной реальности и политико-правовой системы (преобразование монархического государства в социалистическую страну) необходимо включало в себя работу с представлениями граждан, осуществляемую в том числе средствами массовой визуальной пропаганды, в то время как формируемые конституционные основы задавали основные векторы развития общества и механизм его эффективного функционирования. Нашедшие отражение в советских конституциях идеи предполагали активную работу политических элит с коллективной памятью, изменение ценностных структур и убеждений, формирование предпочтение и антипатий на основе ниспровержения одних исторических событий и узловых моментов истории сообщества и высвечивания/продвижения других.

Библиография
1. James von Geldern and Richard Stites, eds. — Mass Culture in Soviet Russia: Tales, Poems, Songs, Movies, Plays and Folklore, 1917–1953. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 1995.
2. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ГУ ВШЭ, 2000.
3. Шалыгина Д.Л., Куликов В.А. Специфика пропагандистского плаката во время Великой Отечественной Войны как средства конструирования советской идентичности. Вестник Пермского университета. История. Вып. 2(16). 2011. С. 54–57.
4. Попова О.В. Политическая идентификация в условиях трансформации общества. СПб.: Издательство СПбГУ.
5. Богданова Н.М. Фотография как инструмент социологического анализа практик конструирования визуальной самопрезентации // Журнал социологии и социальной антропологии. 2012. Т. 15. № 2. С. 98–113.
6. Барбашин М.Ю. Советская идентичность в этносоциальном пространстве: институциональные особенности // Теория и практика общественного развития. 2012. №7. С. 45-50.
7. Дробижева Л.М. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. — М.: Центр общечеловеческих ценностей, 2003.
8. Ленин В.И. «О национальной гордости великороссов» // Ленин В. И. Полн. собр. соч. В 55 тт. Изд. 5-е. Т. 26, М.: Политиздат, 1969. С. 106–110.
9. Святославский А.В. «Советский»: реальность или симулякр? (о корреляции понятий «советский»/«русский» в аспекте культурной идентичности) // Диалог со временем. 2016. № 54. С. 150–180.
10. Wojnowski Z. The Soviet people: national and supranational identities in the USSR after 1945. Nationalities Papers, 2015. 43:1, 1-7, DOI: 10.1080/00905992.2014.953467
11. Martin T. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaca, NY: Cornell University Press. 2001.
12. Hirsch F. Empire of Nations: Ethnographic Knowledge and the Making of the Soviet Union. Ithaca, NY: Cornell University Press. 2005.
13. Слезкин Ю. СССР как коммунальная квартира, или каким образом социалистическое государство поощряло этическую обособленность // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период: антология / сост. М. Девид-Фокс. – Самара : СГУ, 2001. – С. 329–374.
14. Edgar, Adrienne. Bolshevism, Patriarchy and the Nation: The Soviet ‘Emancipation of Muslim Women in Pan-Islamic Perspective. Slavic Review, 2006. 65 (2): 252–272.
15. Миллер А. И. Нация, или Могущество мифа. – СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2016. – 146 с.
16. Brubaker R. Nationhood and National Question in the Soviet Union and Post-Soviet Eurasia: an Intuitionalist Account // Theory and Society. – 1994. – № 1. – P. 47–58.
17. Богатова О.А. «Национальный вопрос» в советской России и анализ наследия советской национальной политики в современных отечественных и зарубежных социальных науках // Гуманитарий: актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. 2018. Т.
18. № 1(41). С. 46–59. 18. РГАКФД. Оп. 12517. «Празднование годовщины Октябрьской революции в Ростове». 1924 г.
19. РГАКФД. Оп. 1911. «6-я годовщина Октябрьской революции в Москве». 1923 г.
20. РГАКФД. Оп. 12912. «5 jahre Soviet-Russland (5-летие Советской власти)». 1922 г.
21. Бранденбергер Д. Кризис сталинского агитпропа: Пропаганда, политпросвещение и террор в СССР, 1927–1941. М.: Политическая энциклопедия, 2017.
22. Ленин В.И. Речь на Всероссийском совещании политпросветов губернских и уездных отделов народного образования (1920) // Сочинения. Т. 25. С. 448–456.
23. Kenez P. The Birth of Propaganda State. Soviet Methods of Mass Mobilization, 1917-1929. New York, Cambridge University Press. 1985.
24. РГАКФД. Оп. 8. «16-ая годовщина революции 1905 г. (15-я годовщина революции 1905 года)». 1920 г.
25. РГАКФД. Оп. 12744. «Празднование 5-й годовщины Октябрьской революции». 1922 г.
26. РГАКФД. Оп. 12568. «7-ая годовщина Октябрьской революции». 1924 г.
27. РГАКФД. Оп. 12517. Празднование годовщины Октябрьской революции в Ростове». 1924 г.
28. РГАКФД. Оп. 1879. «Празднование 7-й годовщины Октябрьской революции в Ленинграде». 1924 г.
References
1. James von Geldern and Richard Stites, eds. — Mass Culture in Soviet Russia: Tales, Poems, Songs, Movies, Plays and Folklore, 1917–1953. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 1995.
2. Kastel's M. Informatsionnaya epokha: ekonomika, obshchestvo i kul'tura. M.: GU VShE, 2000.
3. Shalygina D.L., Kulikov V.A. Spetsifika propagandistskogo plakata vo vremya Velikoi Otechestvennoi Voiny kak sredstva konstruirovaniya sovetskoi identichnosti. Vestnik Permskogo universiteta. Istoriya. Vyp. 2(16). 2011. S. 54–57.
4. Popova O.V. Politicheskaya identifikatsiya v usloviyakh transformatsii obshchestva. SPb.: Izdatel'stvo SPbGU.
5. Bogdanova N.M. Fotografiya kak instrument sotsiologicheskogo analiza praktik konstruirovaniya vizual'noi samoprezentatsii // Zhurnal sotsiologii i sotsial'noi antropologii. 2012. T. 15. № 2. S. 98–113.
6. Barbashin M.Yu. Sovetskaya identichnost' v etnosotsial'nom prostranstve: institutsional'nye osobennosti // Teoriya i praktika obshchestvennogo razvitiya. 2012. №7. S. 45-50.
7. Drobizheva L.M. Sotsial'nye problemy mezhnatsional'nykh otnoshenii v postsovetskoi Rossii. — M.: Tsentr obshchechelovecheskikh tsennostei, 2003.
8. Lenin V.I. «O natsional'noi gordosti velikorossov» // Lenin V. I. Poln. sobr. soch. V 55 tt. Izd. 5-e. T. 26, M.: Politizdat, 1969. S. 106–110.
9. Svyatoslavskii A.V. «Sovetskii»: real'nost' ili simulyakr? (o korrelyatsii ponyatii «sovetskii»/«russkii» v aspekte kul'turnoi identichnosti) // Dialog so vremenem. 2016. № 54. S. 150–180.
10. Wojnowski Z. The Soviet people: national and supranational identities in the USSR after 1945. Nationalities Papers, 2015. 43:1, 1-7, DOI: 10.1080/00905992.2014.953467
11. Martin T. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaca, NY: Cornell University Press. 2001.
12. Hirsch F. Empire of Nations: Ethnographic Knowledge and the Making of the Soviet Union. Ithaca, NY: Cornell University Press. 2005.
13. Slezkin Yu. SSSR kak kommunal'naya kvartira, ili kakim obrazom sotsialisticheskoe gosudarstvo pooshchryalo eticheskuyu obosoblennost' // Amerikanskaya rusistika: Vekhi istoriografii poslednikh let. Sovetskii period: antologiya / sost. M. Devid-Foks. – Samara : SGU, 2001. – S. 329–374.
14. Edgar, Adrienne. Bolshevism, Patriarchy and the Nation: The Soviet ‘Emancipation of Muslim Women in Pan-Islamic Perspective. Slavic Review, 2006. 65 (2): 252–272.
15. Miller A. I. Natsiya, ili Mogushchestvo mifa. – SPb.: Izdatel'stvo Evropeiskogo universiteta v Sankt-Peterburge, 2016. – 146 s.
16. Brubaker R. Nationhood and National Question in the Soviet Union and Post-Soviet Eurasia: an Intuitionalist Account // Theory and Society. – 1994. – № 1. – P. 47–58.
17. Bogatova O.A. «Natsional'nyi vopros» v sovetskoi Rossii i analiz naslediya sovetskoi natsional'noi politiki v sovremennykh otechestvennykh i zarubezhnykh sotsial'nykh naukakh // Gumanitarii: aktual'nye problemy gumanitarnoi nauki i obrazovaniya. 2018. T.
18. № 1(41). S. 46–59. 18. RGAKFD. Op. 12517. «Prazdnovanie godovshchiny Oktyabr'skoi revolyutsii v Rostove». 1924 g.
19. RGAKFD. Op. 1911. «6-ya godovshchina Oktyabr'skoi revolyutsii v Moskve». 1923 g.
20. RGAKFD. Op. 12912. «5 jahre Soviet-Russland (5-letie Sovetskoi vlasti)». 1922 g.
21. Brandenberger D. Krizis stalinskogo agitpropa: Propaganda, politprosveshchenie i terror v SSSR, 1927–1941. M.: Politicheskaya entsiklopediya, 2017.
22. Lenin V.I. Rech' na Vserossiiskom soveshchanii politprosvetov gubernskikh i uezdnykh otdelov narodnogo obrazovaniya (1920) // Sochineniya. T. 25. S. 448–456.
23. Kenez P. The Birth of Propaganda State. Soviet Methods of Mass Mobilization, 1917-1929. New York, Cambridge University Press. 1985.
24. RGAKFD. Op. 8. «16-aya godovshchina revolyutsii 1905 g. (15-ya godovshchina revolyutsii 1905 goda)». 1920 g.
25. RGAKFD. Op. 12744. «Prazdnovanie 5-i godovshchiny Oktyabr'skoi revolyutsii». 1922 g.
26. RGAKFD. Op. 12568. «7-aya godovshchina Oktyabr'skoi revolyutsii». 1924 g.
27. RGAKFD. Op. 12517. Prazdnovanie godovshchiny Oktyabr'skoi revolyutsii v Rostove». 1924 g.
28. RGAKFD. Op. 1879. «Prazdnovanie 7-i godovshchiny Oktyabr'skoi revolyutsii v Leningrade». 1924 g.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Представленная на рецензирование научная статья подготовлена на актуальную тему, релевантную специализации журнала «Право и политика», и может вызвать интерес в научном сообществе с учетом потребности в переосмыслении исторического опыта, попытки обоснования советской идентичности как нового типа культурной идентификации, строящегося на основе репрезентации доктринальных идей и смыслов политико-правовой идеологии соответствующего периода.
Содержание произведения в полной мере соответствует заявленной в названии теме. В то же время, автор не уделяет должного внимания описанию предмета, задач и методологии исследования, не обозначает, какие планирует получить результаты, ограничиваясь лишь указанием на то, что «опыт анализа документальной базы, репрезентирующей массовые публичные акции и государственные праздничные мероприятия, позволит обозначить ключевые направления политико-правовой работы советского руководства по конструированию нового типа идентичности». Кроме того, в произведении четко не прослеживаются структурные элементы, посвященные актуальности темы исследования, анализу состояния рассматриваемого вопроса в комплексе, постановке решаемой задачи и т.п. Думается, такой подход нивелирует научную новизну и значимость исследования для научного сообщества.
Стиль изложения научный, материал статьи представлен в целом логично и последовательно. Вместе с тем, автор не обосновывает необходимости в делении текста статьи на тематические разделы «Советская идентичность как политико-правовой концепт», «Анализ видеоматериалов шествий, демонстраций и государственных праздников раннего послереволюционного периода». Следует уделить внимание этому замечанию при определении задач исследования, либо представить текст статьи без деления на тематические разделы. Библиографические ссылки и список литературы оформлены согласно установленным требованиям, научная литература, использованная автором, релевантна проблематике исследования, однако не может быть сопоставленная с целью исследования, поскольку автор не обозначает таковую достаточно определенно.
Научная статья отличается некоторой новизной и значимостью, поскольку автором предложена собственная характеристика основных понятий, вокруг которых строится советская идентичность, выделены и рассмотрены ее преобладающие (характерные) черты. Однако обоснованность и достоверность сформулированных выводов частично спорна – так, например, спорен вывод о том, что «усилия большевиков, прежде всего, были направлены на …. консолидацию всеобщих усилий в закреплении нормативных устоев нового революционного общества», поскольку автор не уделяет существенного внимания нормативным правовым актам, закрепляющим новый конституционный строй, не включает их в предмет своего исследования. Присутствует критический анализ полученных результатов с апелляцией к оппонентам (точки зрения иных авторов анализируется, преимущественно, при постановке проблемы, но не оценке результатов исследования). В целом, результаты исследования сформулированы конкретно и определенно (автор не высказывает собственного вывода по вопросу о понимании советской идентичности искомого периода, а выводы об особенностях ее конструирования в государственных визуальных практиках 1922-1925 г.г. носят общий характер, несмотря на содержательность самого исследования).
В качестве вывода необходимо отметить, что представленное для рецензирования произведение обладает средней степенью научной новизны и может представлять интерес для научного сообщества с точки зрения вклада в развитие науки.
Ссылка на эту статью

Просто выделите и скопируйте ссылку на эту статью в буфер обмена. Вы можете также попробовать найти похожие статьи


Другие сайты издательства:
Официальный сайт издательства NotaBene / Aurora Group s.r.o.