|
DOI: 10.7256/2454-0668.2020.3.30197
Дата направления статьи в редакцию:
03-07-2019
Дата публикации:
12-08-2020
Аннотация:
Предметом исследования является выявление общих и особенных черт в борьбе с «кибер-джихадом» в политике ЕС и Российской Федерации. Объектом исследования выступает противодействие кибертерроризму как угрозе национальной и международной безопасности, связанной с динамичным развитием информационных технологий в мире, отсутствием цензуры и широкой доступностью материалов, публикуемых в Интернете. Автор подробно раскрывает правовые основы противодействия кибертерроризму в Европейском союзе и России. Особое внимание уделяется разнице в подходах борьбы с нежелательными материалами в глобальной сети в европейском и российском законодательстве, трудностям противодействия «кибер-джихаду», выявлению людей групп-риска, которые могут быть вовлечены в террористическую деятельность в результате враждебной пропаганды. В качестве методологических оснований исследования использованы системный и нормативный подходы. Статья основана на применении специальных прикладных методов гуманитарных наук: сравнительно-правовом методе, контент-анализе и дискурс-анализе. Новизна исследования заключается в том, что эмпирически доказано: разница в подходах противодействия кибертерроризму в ЕС и России существенно снижает результаты борьбы с глобальным «кибер-джахадом». Автор выявляет основные правовые, технические и идеологические трудности борьбы с «кибер-джихадом», подчеркивает необходимость координации усилий Европы и России в этой сфере, а также значимость профилактики и идеологической контрпропаганды среди молодежи и социальных групп-риска.
Ключевые слова:
Россия, Европейский Союз, кибербезопасность, кибертерроризм, кибер-джихад, правовое регулирование, противодействие терроризму, теракты, экстремистские материалы, вербовка
Abstract: The subject of this research is to determine similarities and differences in the fight against “Cyber Jihad” in policy of the European Union and the Russian Federation. The object of this research is the prevention of cyberterrorism as a threat to national and international security, associated with the dynamic development of information technologies worldwide, absence of censorship and the wide availability of materials published on the Internet. The author describes the legal framework for countering cyberterrorism in the European Union and the Russian Federation. Special attention is given to the difference in approaches in the European and Russian legislation towards fight against undesirable materials in the global network, difficulties related to countering "Cyber-Jihad", identification of people from risk groups who may be involved in terrorist activities as a result of hostile propaganda. The scientific novelty of this work consists in the empirical proof that the difference in approaches to countering cyberterrorism in the European Union and the Russian Federation significantly reduces the results of fight against the global "Cyber Jihad". The author reveals the key legal, technical and ideological difficulties in the fight against "Cyber-Jihad", underlines the need for coordination of the efforts of Europe and Russia in this area, as well as indicates the importance of prevention and ideological counter-propaganda among youth and at-risk population groups.
Keywords: Russia, European Union, cyber security, cyber terrorism, Cyber Jihad, legal regulation, countering terrorism, terrorist acts, extremist materials, recruitment
Введение
Джихад означает духовную борьбу правоверного мусульманина, его рвение на пути Аллаха и является важным религиозным долгом в исламе. Но сегодня некоторые люди используют идею джихада в целях политической пропаганды насилия и экстремизма. Интернет представляет собой опасную среду, в которой может публиковаться любая информация, включая материалы, призывающие нанести ущерб целостности существующих государств, к созданию незаконных вооруженных формирований и осуществлению террористических актов. Основные черты глобальной сети – огромные массивы ежедневно размещаемой информации и отсутствие цензуры – предоставляют возможности для пропаганды религиозного экстремизма и терроризма. «Кибер-джихад» сегодня преследует несколько целей: привлечение новых боевиков, поощрение финансовых пожертвований на террористическую деятельность, усиление страха за общественную безопасность в странах, где доминируют преимущественно западные ценности.
Европейские страны и Россия в последние годы столкнулись с ужасными террористическими атаками, связанными с ИГИЛ (организация, запрещенная в России) и «джихадистской» идеологией: в Париже, Лондоне, Ницце, Брюсселе, Волгограде, Санкт-Петербурге и многих других местах. В 2019 году в католическую Пасху произошла крупнейшая террористическая атака за всю историю Шри-Ланки. Взрывы прогремели одновременно в трех церквях и трех элитных отелях. Более 300 человек погибли. Террористическая группа «Исламское государство» взяла на себя ответственность за нападение. Этот и многие другие террористические акты, происходящие по всему миру, заставляют нас задуматься о правовом и техническом регулировании кибербезопасности на глобальном уровне. Цель настоящей статьи – раскрыть особенности противодействия враждебной террористической пропаганде в Интернете в ЕС и России.
Разные страны мира исторически имеют различные политико-правовые подходы к свободе распространения информации. Эта тема уже привлекала внимание таких исследователей как Н.Б. Ельчанинова [1], Дж. Хиллер и Р. Рассел [15], Л. Тосони [22] и многих других. Достаточно большой пласт работ посвящен анализу информационного «джихада» и пропаганде терроризма: И. А. Саитов, А.Е. Миронов, А.В. Королев [5], В.А. Соснин [6], М. Лакоми [16], К. Малин [17], Т. МакКейб [18] и др. Вместе с тем, неисчезающая актуальность данной проблемы, то значение, которое Интернет играет в современной жизни, возможные угрозы новых террористических атак, как в России, так и за рубежом, заставляют исследователей и практиков постоянно обращаться к проблеме кибербезопасности.
Настоящая работа базируется на широком круге методов: 1) анализе правовых основ противодействия кибертерроризму в ЕС и России; 2) дискурс-анализе «языка вражды» и материалов «джихадистов»; 3) сравнительном исследовании трудностей и достижений ЕС и России в сфере политики кибербезопасности.
Различия в правовых подходах и регулировании
В разных странах мира исторически сложились разные политические и правовые подходы в отношении свободы распространения информации. Так, в США и ряде европейских стран используется стратегия минимального вмешательства государства в процесс управления Интернетом. Напротив, китайская модель правового регулирования в сфере Интернета является более жесткой и преследует основную цель – контроль над оппозицией и предотвращение возможных беспорядков, координируемых из-за рубежа. В настоящее время Китай активно использует систему «Золотой щит», которая по политическим причинам блокирует доступ ко многим всемирно известным сайтам [1, c. 120].
Большинство европейских стран придерживаются идеи минимального государственного вмешательства в Интернет-пространство. В то же время национальное законодательство этих стран содержит правовые акты, направленные на борьбу с терроризмом, защиту авторских прав и защиту несовершеннолетних от воздействия вредоносной информации, которые предусматривают блокировку веб-сайтов в качестве ограничительной меры [20].
В 2001 году была принята Конвенция Совета Европы о киберпреступности («Будапештская конвенция»), первый международный договор, касающийся компьютерных и Интернет-преступлений. Конвенция определила девять видов кибер-преступлений, том числе нарушения авторского права, мошенничество, детская порнография, преступления на основе ненависти, нарушение безопасности компьютерных сетей и ряд других, но кибертерроризма среди них не было [22]. Этот пробел был восполнен Руководством 11 по аспектам терроризма, охватываемым Будапештской конвенцией (T-CY Guidance Note #11 Aspects of Terrorism covered by the Budapest Convention), принятым 16-м пленарным заседанием Комитета Конвенции по киберпреступности 14-15 ноября 2016 года [21].
В Руководстве подчеркивается, что хотя Будапештская конвенция не является договором, ориентированным конкретно на терроризм, однако основные преступления, подпадающие под регулирование Конвенции, могут быть совершены в виде террористических актов, для содействия терроризму, поддержки терроризма, в том числе в финансовом отношении, или в качестве подготовительных действий. Кроме того, процедурные и международные инструменты взаимной правовой помощи, предусмотренные в Конвенции, должны быть доступны для следствия и судебных преследований, связанных с терроризмом.
Согласно Руководству 11 T-CY, сфера и пределы действия Будапештской конвенции в отношении кибертерроризма определены статьями 14.2 и 25.1 [21]:
Статья 14.2: «… каждая Сторона применяет полномочия и процедуры, указанные в пункте 1 настоящей статьи, в отношении:
а) уголовные преступления, установленные в соответствии со статьями 2-11 настоящей Конвенции;
б) другие уголовные преступления, совершенные с помощью компьютерной системы; а также
в) сбор доказательств уголовного преступления в электронной форме».
Статья 25.1: «Стороны оказывают друг другу взаимную помощь в максимально возможной степени для целей расследования или разбирательства в отношении уголовных преступлений, связанных с компьютерными системами и данными, или для сбора доказательств уголовного преступления в электронной форме» [21].
В соответствии со статьями 23-35 Будапештской конвенции, стороны должны обеспечить ускоренное сохранение компьютерных данных, производственных заказов, поиск и изъятие хранимых компьютерных данных и других инструментов, а также предпринимать другие действия в рамках международного сотрудничества по борьбе с терроризмом, проводить связанные с терроризмом совместные расследования и судебное преследование.
Страна, подписавшая Будапештскую конвенцию, также может предусмотреть в своем внутреннем законодательстве санкции для деяний, связанных с терроризмом, в связи со статьями 2-11, и может не позволить рассматривать отягчающие обстоятельства или попытки, пособничества или подстрекательства. Это означает, что сторонам Конвенции необходимо предусмотреть поправки к своему внутреннему законодательству. Стороны должны обеспечить, в соответствии со статьей 13 Будапештской конвенции, чтобы уголовные преступления, связанные с подобными действиями, были «наказуемы эффективными, соразмерными и убедительными санкциями, которые включают лишение свободы» [21].
Что касается такого метода противодействия, как блокировка веб-сайтов, то на уровне ЕС она направлена, в первую очередь, на предотвращение нарушений прав на интеллектуальную собственность и регулируется Директивой по защите прав интеллектуальной собственности и Директивой об электронной торговле.
Например, статья 3 Директивы по защите прав интеллектуальной собственности налагает на государства-члены общее обязательство обеспечивать «эффективные, соразмерные и сдерживающие» меры по защите прав интеллектуальной собственности [14]. Статья 18 Директивы об электронной торговле содержит более конкретное положение, согласно которому суд предписывает «меры, в том числе временные меры, направленные на прекращение любого предполагаемого нарушения и предотвращение любого дальнейшего ущемления интересов» [13].
Европейский суд (CJEU) в 2011 году растолковал эти положения в своих решениях по делу Интернет-провайдера Scarlet против SABAM (бельгийская ассоциация авторов, композиторов и издателей) и UPC Telekabel Wien (австрийская телекоммуникационная корпорация). В деле Scarlet против SABAM Суд решил, что общесетевая система фильтрации контента не совместима с законодательством ЕС, когда такая система включает все следующие пять элементов [20]:
(1) относится ко всему интернет-трафику [провайдера доступа в Интернет];
(2) применяется без разбора ко всем пользователям;
(3) устанавливается на неограниченный срок;
(4) применяется в качестве профилактической меры; а также
(5) исключительно за счет [провайдера доступа в Интернет].
Это означает, что блокировку веб-сайта не должно быть невозможно обойти, поскольку она серьезно препятствует доступу пользователей к Интернету. Выбор конкретных методов блокировки веб-сайтов может быть оставлен на усмотрение провайдеров доступа в Интернет, но они должны выбирать меры, которые не слишком ограничивают законный доступ пользователей к информации в Интернете.
Это не значит, что власти отдельных европейских стран не могут использовать блокировку сайтов по мотивам собственной национальной безопасности. Один из самых известных европейских примеров блокировки сайтов по политическим соображениям – действия испанских властей, направленные на предотвращение проведения референдума по поводу отделения Каталонии. Сообщения об этом факте обошли мировые средства массовой информации в сентябре 2017 года. Органы правосудия Испании заблокировали доступ к веб-сайту www.referendum.cat, созданному властями Каталонии для своих жителей, желающих принять участие в референдуме 1 октября. Через указанный сайт желающие после регистрации личных данных могли узнать адрес избирательного участка и распечатать бюллетень для голосования на референдуме о самоопределении Каталонии. «Этот домен закрыт в соответствии с требованием юридического ведомства и находится в его распоряжении», – сообщалось на испанском и английском языках на заблокированном сайте [10].
В России конкретные ограничения на доступ к информации, которая запрещена или защищена законом и распространяется в Интернете, регулируются Федеральным законом «Об информации, информационных технологиях и защите информации» № 149-ФЗ от 27 июля 2006 года [8]. С 1 ноября 2012 года блокирование сайтов с нежелательной информацией стало самым простым способом борьбы с пропагандой терроризма.
Кроме того, Федеральный закон № 114 «О противодействии экстремистской деятельности» от 25 июля 2002 г. устанавливает ответственность за экстремистскую деятельность средств массовой информации, а также предусматривает возможность приостановления деятельности экстремистской организации путем подачи судебного иска о ее запрете и ликвидации [7]. Российские правоохранительные органы предпринимают усиленные меры борьбы с враждебной пропагандой, которая угрожает безопасности нашей страны не меньше, чем физические действия.
В то время как боевики «Исламского государства» (запрещено в России) продолжают наземные усилия в нескольких странах на Ближнем Востоке и в Западной Африке, их сторонники нападают виртуально, усердно работая над улучшением изощренной пропагандистской кампании в Интернете [17].
Проблемы противодействия и группы-риска
В борьбе с враждебной пропагандой в Интернете существуют серьезные трудности, которые можно разделить на три группы: правовые, технические и идеологические проблемы противодействия «кибер-джихаду».
Юридические нормы, позволяющие блокировку веб-сайтов, стремительно развиваются во многих странах, включая Европу, хотя общий правовой подход ЕС склоняется в сторону поддержания свободы информации. Между тем, российская правовая система позволяет блокировать сайты с нежелательной информацией после решения суда, основанного на предварительной специальной экспертизе (филологической, культурологической, правовой). К сожалению, большая часть нежелательных материалов размещается на серверах, находящихся за пределами России, а не под российской юрисдикцией. Попытки как-то повлиять на иностранных провайдеров через их правительства, как правило, остаются безуспешными, даже в рамках сотрудничестве по борьбе с международным терроризмом.
На официальном сайте Национального антитеррористического комитета России размещен список организаций, признанных террористическими судами РФ.
Таблица 1. «Джихадистские» организации, в том числе иностранные и международные, признанные судами Российской Федерации террористическими (с 2015 года)[3]
|
«Исламское государство» (другие названия: «Исламское Государство Ирака и Сирии», «Исламское Государство Ирака и Леванта», «Исламское Государство Ирака и Шама»)
|
Верховный Суд Российской Федерации от 29.12.2014 № АКПИ 14-1424С, вступило в силу 13.02.2015
|
|
Джебхат ан-Нусра (Фронт победы)(другие названия: «Джабха аль-Нусра ли-Ахль аш-Шам» (Фронт поддержки Великой Сирии)
|
|
«Аджр от Аллаха Субхану уа Тагьаля SHAM» (Благословение от Аллаха милоственного и милосердного СИРИЯ)
|
Московский окружной военный Суд Российской Федерации, от 28.12.2015 № 2-69/2015, вступило в силу 05.04.2016
|
|
«Муджахеды джамаата Ат-Тавхида Валь-Джихад»
|
Московский областной суд, от 28.04.2017 № 3а-453/17, вступило в силу 02.06.2017
|
|
«Чистопольский Джамаат»
|
Приволжский окружной военный суд, от 23.03.2017 № 1-2/2017,вступил в силу 31.08.2017
|
В рамках Общей внешней политики и политики безопасности (CFSP) Европейского союза, в Европе также существует список лиц, групп и организаций, причастных к террористическим актам и подлежащих ограничительным мерам. Этот список был создан в декабре 2001 года после трагических событий 11 сентября. В список включены лица и группы, действующие как внутри, так и за пределами ЕС. Он пересматривается регулярно, не реже одного раза в полугодие. Этот список является отдельным от правового режима ЕС, реализующего резолюцию 1989 от 2011 года Совета Безопасности ООН о замораживании средств лиц и организаций, связанных с Усамой бен Ладеном, сетью «Аль-Каида» и движением «Талибан» (включая ИГИЛ/Даеш).
Согласно Общей позиции Европейского совета 2001/931/CFSP, принятой 27 декабря 2001 года, были установлены критерии для перечисления лиц, групп и организаций, были определены действия, которые представляют собой террористические акты и ограничительные меры, которые должны к ним применяться. Этими ограничительными мерами являются [11]:
- меры, связанные с замораживанием средств и финансовых активов;
- меры, связанные с полицейским и судебным сотрудничеством.
Лица, группы и организации, включенные в этот список, подвергаются как замораживанию их средств и других финансовых активов, так и усиленным мерам, связанным с полицейским и судебным международным сотрудничеством по уголовным делам. Постановление Совета 2580/2001 предусматривает блокирование всех средств и других финансовых активов, принадлежащих этим лицам, группам и организациям. Кроме того, никакие средства, финансовые активы и экономические ресурсы не могут быть предоставлены им, прямо или косвенно. Все перечисленные в списке лица и организации не входят в ЕС.
В редакции списка, принятой в январе 2019 года, 21 организация, почти половина из них «джихадистского» толка (сохранена нумерация, присвоенная им в списке).
Таблица 2. Список «джихадистских» групп и организаций, причастных к террористическим актам и подлежащих ограничительным мерам по Решению Совета (CFSP) 2019/25 от 8 января 2019 года [12]
|
1.
|
«Организация Абу Нидаль» - «АНО» («Революционный совет ФАТХ»,. «Арабские революционные бригады», «Черный сентябрь», «Революционная организация социалистических мусульман»).
|
|
2.
|
«Бригада мучеников Аль-Аксы».
|
|
3.
|
«Аль-Акса е.В».
|
|
7.
|
«Гамаа аль-Исламия» («Аль-Гамаа аль-Исламия») («Исламская группа» - «ИГ»).
|
|
8.
|
«İslami Büyük Doğu Akıncılar Cephesi» — «IBDA-C» («Фронт Великих исламских восточных воинов »).
|
|
9.
|
«Хамас», в том числе «Хамас-Изз аль-Дин аль-Касем».
|
|
10.
|
«Военное крыло Хизбаллы», он же «Совет Джихада» (и все подразделения, отчитывающиеся перед ним, включая Организацию внешней безопасности).
|
|
11.
|
«Хизбул моджахеды» - «HM».
|
|
16.
|
«Палестинский исламский джихад»
|
Стоит обратить внимание, что речь в данном случае идет, прежде всего, о замораживании их счетов и финансовых операций, а не об ограничении распространения их материалов и работы веб-сайтов.
Между тем, в России подобный список террористических организаций дополнен Федеральным списком экстремистских материалов (книг, видео- и аудио-роликов, СМИ, Интернет-ресурсов и т.п.), опубликованным на сайте Министерства юстиции России, который и служит императивом для блокировки соответствующих сайтов. Согласно Статье 13 Федерального закона от 25 июля 2002 г. №114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», пункту 7 Положения о Министерстве юстиции Российской Федерации, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 13.10.2004 №1313, Министерство юстиции России отвечает за ведение, публикацию и размещение в Интернете федерального списка экстремистских материалов.
Информационные материалы признаются экстремистскими федеральным судом по месту их обнаружения, распространения или местонахождения организации, которая производила такие материалы, на основании представления прокурора или в ходе разбирательства по соответствующему административному, гражданскому или уголовному делу.
Федеральный список экстремистских материалов составляется на основании копий судебных постановлений, поступивших в Министерство юстиции России, и перечисляет названия и индивидуальные признаки этих материалов в строгом соответствии с резолюцией решения суда. В настоящее время в данном списке около 4900 наименований [9]. Простой количественный контент-анализ названий нежелательных материалов дал нам следующую статистику упоминаний ключевых слов: «джихад» 104/ jihad 19; халифат 53; моджахед 29/ mujahid 3; «воины Аллаха» 3.
Техническая проблема противодействия пропаганде «кибер-джихада» связана с прокси-сервисами, «friGate» приложениями и другими технологиями, позволяющими обойти блокировку сайтов с нежелательной и враждебной информацией. Кроме того, адепты «кибер-джихада» используют социальные сети и тематические форумы, защищенные требованиями конфиденциальности. Основные вербовочные усилия экстремистов в настоящее время сосредоточены в Интернете. Вербовщики активно выявляют потенциальных новобранцев, устанавливают с ними личные контакты, используя социальные сети, и при этом остаются анонимными.
Только в Twitter с середины 2015 года по февраль 2016 года было заблокировано около 125 000 учетных записей «джихадистов». Кроме того, в период с января 2016 года по август 2016 года было удалено 235 000 учетных записей [16]. Однако, как отмечает Д. Милтон в Отчете Центра борьбы с терроризмом Вест-Пойнта за октябрь 2016 года: «учетные записи Исламского государства в социальных сетях, которые были заблокированы, не сдаются, а продолжают появляться на платформах социальных сетей под разными именами пользователей» [19, р. 45]. Хотя, такое постоянное возрождение обычно не позволяет им полностью реконструировать свою прежнюю сеть последователей. По сути, общий объем пропаганды «джихадистов», доступной через Twitter, а также через другие коммуникационные платформы, за последние годы уменьшился.
Но «джихадисты» ищут новые эффективные пути использования Интернет-пространства для вербовки новых членов. Например, специалистами отмечается рост активности экстремистов в Instagram Stories, где размещенные сообщения сохраняются всего лишь в течение 24 часов, но при их передаче соблюдается высокий уровень конфиденциальности связи. Также популярность приобретают приложения, обеспечивающие сквозное шифрование (end-to-end encryption) сообщения, такие как Telegram и WhatsApp. При этом Telegram способен передавать зашифрованные сообщения большого объема – до 1 Гб, которые зачастую используются для отправки видео-инструкций по изготовлению взрывных устройств из доступных средств или координации террористических атак. Особую тревогу спецслужб вызывает появление так называемых дистанционно управляемых акций (remote-controlled plots) и виртуальных кураторов (virtual entrepreneurs), которые готовят потенциальных террористов и руководят ими через различные шифруемые социальные сети [4, с. 87].
Идеологическая проблема противодействия «кибер-джихаду» существует потому, что объектом экстремистской пропаганды могут стать разные группы людей: мигранты, безработные, молодежь, причем как этнические мусульмане, так и нет.
Можно назвать следующие социальные группы-риска в России:
- молодежь, проживающая в Республиках Северного Кавказа: студенты / безработные; или простые рабочие (как правило, мужчины до 25 лет), в основном проживающие в небольших городах и населенных пунктах.
- в других регионах России: в основном мужчины-мусульмане с разным уровнем дохода; а также люди, которые социально не защищены и потеряли родственников в вооруженных конфликтах, жертвы коррупции и незаконных действий властей; студенты / безработная молодежь.
В Европе, в связи с серьезным наплывом мигрантов с Ближнего Востока, группы-риска также включают мусульманскую молодежь (в том числе рожденные в Европе); люди моложе 25 лет с самым низким уровнем дохода на одного члена в семье, преимущественно студенты, школьники, безработные.
Вербовка женщин в «джихадистские» организации также стала глобальной угрозой [23]. Ярким примером здесь является нашумевшая в России история студентки Варвары Карауловой, ставшей объектом вербовки и попытавшейся выехать на территорию, контролируемую запрещенной в России террористической организацией ИГИЛ.
Специалисты, изучавшие иностранных боевиков, выделяют следующие мотивы присоединения к террористическому «государству», которые являются одновременно религиозными, психологическими и рациональными [18, р. 144-145]:
- чувство гордости за то, что он мусульманин и член элитного авангарда, желание стать членом чего-то большего, чем он сам;
- желание защитить ислам от нападок неверующих и / или защитить суннизм от нападок шиитов;
- поиск смысла и самореализации личности, получение статуса воина ислама в глобальной войне добра и зла;
- поиск убежища от правительств, враждебных радикальному исламу;
- революционный романтизм;
- месть за реальные или предполагаемые нарушения его прав и комплекс жертвы;
- попытка вернуть идеализированное великое прошлое, якобы украденное у него предателями и врагами;
- принадлежность к группе – многие «джихадисты» путешествуют группами;
- прославление войны как героического приключения;
- кровожадность и жажда острых ощущений, господства и завоеваний (особенно среди молодежи);
- юношеское непослушание и скука.
- поиск острых ощущений, возможность иметь право на убийство (особенно среди молодежи);
- возможность внушать страх своим врагам;
- материальные стимулы – особенно среди некоторых иммигрантов из Центральной Азии;
- для лиц с криминальным прошлым, имеющих враждебное отношение к западному обществу, приобщение к террору является механизмом реализации этой враждебности;
- отсутствие чего-то лучшего, чем можно заняться.
Согласно исследованию М. Лакоми, пропаганда ИГИЛ (организации, запрещенной в России) представлена в четырех категориях [16]:
1) аудио (радиопередачи, музыка (нашиды));
2) визуальные (мемы, картинки, баннеры, символы, инфографика);
3) аудиовизуальные (записи исполнения, боевые кадры, «документальные фильмы», интервью, музыкальные клипы «nasheed», короткие рекламные объявления и репортажи, такие как «муджатвитты» (mujatweets));
4) тексты (веб-сайты и заявления в социальных сетях и новости, заявления лидеров, бюллетени, онлайн-журналы).
Проводимый нами с 2014 года дискурс-анализ материалов некоторых подобных веб-сайтов позволяет сделать следующие научные обобщения [2]:
Первое, хотя большинство подобных сайтов имеют раздел новостей, их основная задача – не распространение отчетов о последних событиях, а идеологическая корректировка информации.
Второе, они используют специальные символы и способы самопрезентации воинов «кибер-джихада». Размещают фотографии и объявления амиров (командиров боевиков) и шейхов (духовных лидеров) и соответствующую символику (черный и зеленый цвета, повязки с изречениями на арабском, закрытые лица), а также предстают на фотографиях и видео-роликах обвешанными оружием.
Третье, они придают некоторым словам нетрадиционное и неконвенциональное содержание. Исламские термины часто выступают в роли «агентов» языка вражды, например: «джихад», «моджахеды» («войны»), «муртад» («отступник»), «кафиры» («неверные»). Их новое подразумеваемое террористами значение явно не соответствует традиционному. Так, террористы называют джихадом войну, которую они объявили Западному миру, моджахедами – своих боевиков, муртадами – мусульман, работающих в государственных структурах и полиции, или просто не желающих примыкать к их «борьбе».
Четвертое, «кибер-джихад» создает новую реальность в Интернете. Извращение новостей и фактов, популяризация географических названий, принятых среди экстремистов, использование агентов «языка вражды» и «джихадистской» символики образуют свой виртуальный мир так называемого «халифата».
Техническая блокада не может быть единственным и самым эффективным методом противодействия враждебной пропаганде в Интернете. Более сильной может быть контрпропаганда, пропаганда светских ценностей и повышение уровня образования.
В глобальной сети, например, не только службы безопасности государств и администраторы социальных сетей борются против «джихадистов», но и рядовые пользователи, которые часто высмеивают их юмористическими роликами. Один из самых известных случаев связан с видео «What It’s Really Like to Fight for the Islamic State», опубликованным на YouTube компанией Vice News в апреле 2016 года. Это видео было записано на камеру убитого боевика и изображало необычайно неумелого бойца по имени Абу Хаджар. Фильм мгновенно стал вирусным, поскольку в нем были изображены хаос, некомпетентность и разочарование в рядах бойцов за халифат, развенчивающие образ профессиональных «джихадистов» (более 7 миллионов просмотров к концу 2016 года, к середине 2019 года – 22 миллиона просмотров) [16]. Кроме того, существуют десятки популярных мемов по этому вопросу, представляющих, например, «военно-воздушные силы» ИГИЛ (организация запрещена в России) в виде летающих верблюдов. Наконец, релизы «джихадистов» подвергаются и хакерским атакам.
Отечественные эксперты называют следующие меры, способствующие противодействию пропаганде экстремизма и терроризма в России [5, с. 79]:
- мониторинг и прогнозирование потребностей экономических и других структур в различных видах обмена информацией через международные сети;
- координация мер государственных и негосударственных органов по предотвращению угроз информационной безопасности;
- разработка государственной программы усовершенствования информационных технологий, обеспечивающей подключение национальных и корпоративных сетей к глобальным открытым сетям при соблюдении требований безопасности информационных ресурсов;
- совершенствование технологий раннего обнаружения и нейтрализации несанкционированного доступа к информации, в том числе в открытых сетях;
- дальнейшее совершенствование норм национального законодательства для регулирования обращения с информационными ресурсами, в том числе ответственности пользователей социальных сетей;
- обеспечение контроля за соблюдением установленного статуса нежелательной информации, признанной таковой в судебном порядке;
- организация системы комплексного обучения и повышения квалификации массовых пользователей и специалистов по информационной безопасности для работы в мировых информационных сетях.
По нашему мнению, этот список мер должен дополняться широкой информационной деятельностью, образовательными и воспитательными программами, направленными на развитие толерантности и гражданских ценностей, а также социальными мерами по повышению уровня занятости молодежи, особенно групп-риска.
Заключение
Европейская и российская политики в отношении борьбы с кибертерроризмом основаны на разных правовых подходах к регулированию свободы информации, что затрудняет координацию усилий по противодействию «кибер-джихаду» на международном уровне. В то время как блокировка сайтов с нежелательными материалами стала практически основным методом борьбы в России, в ЕС подобная мера применяется преимущественно в отношении защиты авторских прав, и лишь на национальном уровне может применяться в политических целях. Кроме того, стоит помнить, что техническая блокада соответствующих веб-сайтов не может быть единственным и самым эффективным методом противодействия враждебной пропаганде из-за существующих многочисленных способов ее обхода. Совершенствование технических средств контроля над кибербезопасностью и координация усилий в этой сфере также должны развиваться на международном уровне. Кроме того, более действенной должна стать контрпропаганда, противопоставление идеологии «джихадистов» продвижения светских ценностей, повышение уровня образования населения и молодежи в группах-риска.
В целях оптимизации борьбы с общей угрозой необходимо совершенствовать национальное и международное законодательство по вопросам регулирования работы с информационными ресурсами, а также прав, обязанностей и ответственности пользователей социальных сетей.
На основе анализа трудностей, с которыми сталкиваются ЕС и Россия в борьбе с «кибер-джихадом», а также изучения уже имеющихся достижений в этой сфере, мы предлагаем развивать следующие направления противодействия кибертерроризму:
Во-первых, необходимо совершенствовать законодательство и более активно развивать международное сотрудничество в области правового контроля Интернет-пространства;
Во-вторых, блокировка нежелательных сайтов – все еще несовершенный, но относительно эффективный механизм противодействия враждебной пропаганде;
В-третьих, существует необходимость в серьезной работе с молодежью из групп-риска: молодыми мусульманами, девушками, безработной молодежью, в среде мигрантов для повышения уровня образования, толерантности и осведомленности людей о других культурах;
В-четвертых, нужно развивать контрпропаганду идеологии и действиям «джахадистов» через СМИ, Интернет и социальные сети.
Библиография
1. Ельчанинова Н.Б. Проблемы совершенствования законодательства в сфере ограничения доступа к противоправной информации в сети интернет // Общество: политика, экономика, право. 2017. №12. С. 119-121. https://doi.org/10.24158/pep.2017.12.25
2. Литвинова Т.Н. Противодействие враждебной пропаганде сепаратизма и терроризма в Интернете (на примере террористической организации «Имарат Кавказ») // Противодействие терроризму. Проблемы XXI века – COUNTER-TERRORISM. 2014. №3. С. 21-25.
3. Национальный антитеррористический комитет [Электронный ресурс] URL: http://en.nac.gov.ru/ (дата обращения: 25.06.2019)
4. Пополнение террористических организаций: целевой контингент и методы привлечения новых членов с использованием сети «Интернет» // Вестник Национального антитеррористического комитета. 2018. №2 (19). C. 83-87.
5. Саитов И.А., Миронов А.Е., Королев А.В. Противодействие кибертерроризму – важнейшая задача обеспечения информационной безопасности // Вестник Национального антитеррористического комитета. 2012. №7. C. 73-79.
6. Соснин В.А. Духовно-религиозные основы суицидального терроризма: идеология глобального джихада как психологическая мотивация оправдания суицидального терроризма исламскими радикалами // NB: Национальная безопасность. 2013. №2. С. 112-159.
7. Федеральный закон от 25 июля 2002 г. N 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности». [Электронный ресурс] // Система ГАРАНТ URL: http://base.garant.ru/12127578/#ixzz5ryUNvB6c (дата обращения: 25.06.2019)
8. Федеральный закон от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» [Электронный ресурс] // Система ГАРАНТ URL: http://base.garant.ru/12148555/#ixzz5s8wymF38 (дата обращения: 25.06.2019)
9. Федеральный список экстремистских материалов [Электронный ресурс] // Министерство юстиции Российской Федерации URL: https://minjust.ru/ru/extremist-materials (дата обращения: 30.06.2019)
10. Хамдохов С. Власти Испании начали блокировать сайты об отделении Каталонии [Электронный ресурс] // Российская газета. 2017. 22 сентября. URL: https://rg.ru/2017/09/22/vlasti-ispanii-pristupili-k-blokirovke-sajtov-ob-otdelenii-katalonii.html (дата обращения: 25.06.2019)
11. Council Common Position 2001/931/CFSP of 27 December 2001 on the application of specific measures to combat terrorism [Электронный ресурс] // URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=CELEX%3A32001E0931 (date of access: 25.06.2019)
12. Council Decision (CFSP) 2019/25 of 8 January 2019 amending and updating the list of persons, groups and entities subject to Articles 2, 3 and 4 of Common Position 2001/931/CFSP on the application of specific measures to combat terrorism, and repealing Decision (CFSP) 2018/1084 [Электронный ресурс] // EUR-Lex Home. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/en/TXT/HTML/?uri=CELEX:32019D0025&from=EN (date of access: 25.06.2019)
13. Directive 2000/31/EC of the European Parliament and of the Council of 8 June 2000 on certain legal aspects of information society services, in particular electronic commerce, in the Internal Market ('Directive on electronic commerce') [Электронный ресурс] // EUR-Lex Home. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/ALL/?uri=CELEX%3A32000L0031 (date of access: 25.06.2019)
14. Directive 2004/48/EC of the European Parliament and of the Council of 29 April 2004 on the enforcement of intellectual property rights [Электронный ресурс] // EUR-Lex Home. URL: http://data.europa.eu/eli/dir/2004/48/corrigendum/2004-06-02/oj (date of access: 25.06.2019)
15. Hiller J. S., Russel R. S. The challenge and imperative of private sector cybersecurity: An international comparison // Computer and Law security review, 2013, №29. P.236-245.
16. Lakomy M. Cracks in the Online “Caliphate”: How the Islamic State is Losing Ground in the Battle for Cyberspace // Perspectives on terrorism. 2017. Vol 11. №3. http://www.terrorismanalysts.com/pt/index.php/pot/article/view/607/html (date of access: 25.05.2019)
17. Malin C. H. Cyber Jihad and Deception: Virtual Enhancement and Shaping of the Terrorist Narrative // Deception in the Digital Age: Exploiting and Defending Human Targets Through Computer-Mediated Communications / C.H. Malin and al., Elsevier Inc., 2017. P. 183-205. http://dx.doi.org/10.1016/B978-0-12-411630-6.00007-4
18. McCabe T. R. A Strategy for the ISIS Foreign Fighter Threat // Foreign Policy Research Institute. 2015, December, 4. P. 144-145.
19. Milton D. Communication Breakdown: Unraveling the Islamic State’s Media Efforts // Combating Terrorism Center at West Point Report, October 2016.
20. Nurullaev R. Website blocking in Russia: Recent trends // Computer Law & Security Review: The International Journal of Technology Law and Practice. 2016. February. https://doi.org/10.1016/j.clsr.2016.11.010
21. T-CY Guidance Note #11 Aspects of Terrorism covered by the Budapest Convention. Adopted by the 16th Plenary of the T-CY. 2016. 14-15 November URL: https://rm.coe.int/16806bd640 (date of access: 16.05.2019)
22. Tosoni L. Rethinking Privacy in the Council of Europe’s Convention on Cybercrime // Computer Law & Security Review: The International Journal of Technology Law and Practice. 2018. Vol. 34, Issue 6. P. 1197-1214.
23. Weimann G. The emerging role of social media in the recruitment of foreign fighters // Foreign fighters under international law and beyond. The Hague, Netherlands: TMC Asser Press, 2016. P. 77–95.
References
1. El'chaninova N.B. Problemy sovershenstvovaniya zakonodatel'stva v sfere ogranicheniya dostupa k protivopravnoi informatsii v seti internet // Obshchestvo: politika, ekonomika, pravo. 2017. №12. S. 119-121. https://doi.org/10.24158/pep.2017.12.25
2. Litvinova T.N. Protivodeistvie vrazhdebnoi propagande separatizma i terrorizma v Internete (na primere terroristicheskoi organizatsii «Imarat Kavkaz») // Protivodeistvie terrorizmu. Problemy XXI veka – COUNTER-TERRORISM. 2014. №3. S. 21-25.
3. Natsional'nyi antiterroristicheskii komitet [Elektronnyi resurs] URL: http://en.nac.gov.ru/ (data obrashcheniya: 25.06.2019)
4. Popolnenie terroristicheskikh organizatsii: tselevoi kontingent i metody privlecheniya novykh chlenov s ispol'zovaniem seti «Internet» // Vestnik Natsional'nogo antiterroristicheskogo komiteta. 2018. №2 (19). C. 83-87.
5. Saitov I.A., Mironov A.E., Korolev A.V. Protivodeistvie kiberterrorizmu – vazhneishaya zadacha obespecheniya informatsionnoi bezopasnosti // Vestnik Natsional'nogo antiterroristicheskogo komiteta. 2012. №7. C. 73-79.
6. Sosnin V.A. Dukhovno-religioznye osnovy suitsidal'nogo terrorizma: ideologiya global'nogo dzhikhada kak psikhologicheskaya motivatsiya opravdaniya suitsidal'nogo terrorizma islamskimi radikalami // NB: Natsional'naya bezopasnost'. 2013. №2. S. 112-159.
7. Federal'nyi zakon ot 25 iyulya 2002 g. N 114-FZ «O protivodeistvii ekstremistskoi deyatel'nosti». [Elektronnyi resurs] // Sistema GARANT URL: http://base.garant.ru/12127578/#ixzz5ryUNvB6c (data obrashcheniya: 25.06.2019)
8. Federal'nyi zakon ot 27 iyulya 2006 g. N 149-FZ «Ob informatsii, informatsionnykh tekhnologiyakh i o zashchite informatsii» [Elektronnyi resurs] // Sistema GARANT URL: http://base.garant.ru/12148555/#ixzz5s8wymF38 (data obrashcheniya: 25.06.2019)
9. Federal'nyi spisok ekstremistskikh materialov [Elektronnyi resurs] // Ministerstvo yustitsii Rossiiskoi Federatsii URL: https://minjust.ru/ru/extremist-materials (data obrashcheniya: 30.06.2019)
10. Khamdokhov S. Vlasti Ispanii nachali blokirovat' saity ob otdelenii Katalonii [Elektronnyi resurs] // Rossiiskaya gazeta. 2017. 22 sentyabrya. URL: https://rg.ru/2017/09/22/vlasti-ispanii-pristupili-k-blokirovke-sajtov-ob-otdelenii-katalonii.html (data obrashcheniya: 25.06.2019)
11. Council Common Position 2001/931/CFSP of 27 December 2001 on the application of specific measures to combat terrorism [Elektronnyi resurs] // URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/?uri=CELEX%3A32001E0931 (date of access: 25.06.2019)
12. Council Decision (CFSP) 2019/25 of 8 January 2019 amending and updating the list of persons, groups and entities subject to Articles 2, 3 and 4 of Common Position 2001/931/CFSP on the application of specific measures to combat terrorism, and repealing Decision (CFSP) 2018/1084 [Elektronnyi resurs] // EUR-Lex Home. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/en/TXT/HTML/?uri=CELEX:32019D0025&from=EN (date of access: 25.06.2019)
13. Directive 2000/31/EC of the European Parliament and of the Council of 8 June 2000 on certain legal aspects of information society services, in particular electronic commerce, in the Internal Market ('Directive on electronic commerce') [Elektronnyi resurs] // EUR-Lex Home. URL: https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/ALL/?uri=CELEX%3A32000L0031 (date of access: 25.06.2019)
14. Directive 2004/48/EC of the European Parliament and of the Council of 29 April 2004 on the enforcement of intellectual property rights [Elektronnyi resurs] // EUR-Lex Home. URL: http://data.europa.eu/eli/dir/2004/48/corrigendum/2004-06-02/oj (date of access: 25.06.2019)
15. Hiller J. S., Russel R. S. The challenge and imperative of private sector cybersecurity: An international comparison // Computer and Law security review, 2013, №29. P.236-245.
16. Lakomy M. Cracks in the Online “Caliphate”: How the Islamic State is Losing Ground in the Battle for Cyberspace // Perspectives on terrorism. 2017. Vol 11. №3. http://www.terrorismanalysts.com/pt/index.php/pot/article/view/607/html (date of access: 25.05.2019)
17. Malin C. H. Cyber Jihad and Deception: Virtual Enhancement and Shaping of the Terrorist Narrative // Deception in the Digital Age: Exploiting and Defending Human Targets Through Computer-Mediated Communications / C.H. Malin and al., Elsevier Inc., 2017. P. 183-205. http://dx.doi.org/10.1016/B978-0-12-411630-6.00007-4
18. McCabe T. R. A Strategy for the ISIS Foreign Fighter Threat // Foreign Policy Research Institute. 2015, December, 4. P. 144-145.
19. Milton D. Communication Breakdown: Unraveling the Islamic State’s Media Efforts // Combating Terrorism Center at West Point Report, October 2016.
20. Nurullaev R. Website blocking in Russia: Recent trends // Computer Law & Security Review: The International Journal of Technology Law and Practice. 2016. February. https://doi.org/10.1016/j.clsr.2016.11.010
21. T-CY Guidance Note #11 Aspects of Terrorism covered by the Budapest Convention. Adopted by the 16th Plenary of the T-CY. 2016. 14-15 November URL: https://rm.coe.int/16806bd640 (date of access: 16.05.2019)
22. Tosoni L. Rethinking Privacy in the Council of Europe’s Convention on Cybercrime // Computer Law & Security Review: The International Journal of Technology Law and Practice. 2018. Vol. 34, Issue 6. P. 1197-1214.
23. Weimann G. The emerging role of social media in the recruitment of foreign fighters // Foreign fighters under international law and beyond. The Hague, Netherlands: TMC Asser Press, 2016. P. 77–95.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.
В настоящее время не только различные специалисты и аналитики – философы, социологи, политологи, экономисты, экологи, – но и рядовые наблюдатели констатируют те сложные процессы, которые обуславливают кризисные явления современности. Еще в 1913 г. В.Я. Брюсов, размышляя о глобальных процессах начала XX в., писал: «Сцена всемирной истории расширилась до пределов всей земли. Обособленные центры культуры соприкоснулись. Сибирская магистраль связала Европу с Дальним Востоком. Быстроходные пароходы сделали одно из Европы и Америки. Вся земля спаялась в единое целое. Стало невозможным жить обособленной жизнью. Неурожай в России стал отражаться на торговле Австралии. Для германской промышленности стало важным состояние рынков в Китае и Занзибаре…Америка готова состязаться с Европой за мировые рынки…Ислам должен почувствовать, что пришла вторая пора борьбы креста с полумесяцем» (тут уже прослеживается не только глобальный взгляд «сквозь столетия» О. Шпенглера, но и предвосхищение концепции «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона, который доказывает, что XXI в. будет ознаменован противоборством между христианством и исламом). И действительно, сегодня различные радикальные и экстремистские группы стремятся использовать в своих интересах свое толкование ислама, привлекая в свои ряды различных адептов, в том числе посредством новых средств коммуникации. В качестве нашумевшего примера укажем на случай Варвары Карауловой, вовлеченной в ряды экстремистов посредством социальных сетей.
Указанные обстоятельства определяют актуальность представленной на рецензирование статьи, предметом которой является противодействие кибертерроризму на примере России и Европы. Автор ставит своей задачей выявить основные различия в правовых подходах и регулирования в отношении свободы распространения информации в Европе и России, проанализировать основные способы противодействия экстремистской пропаганде, определить основные факторы риска, а также дать предложения по борьбе с кибертерроризмом.
Работа основана на принципах анализа и синтеза, достоверности, объективности, методологической базой исследования выступают системный подход, в основе которого лежит рассмотрение объекта как целостного комплекса взаимосвязанных элементов, а также сравнительный метод.
Научная новизна статьи заключается в самой постановке темы: автор стремится охарактеризовать особенности противодействия враждебной террористической пропаганде в Интернете в ЕС и России.
Рассматривая библиографический список статьи, как позитивный момент следует отметить его разносторонность (всего список литературы включает в себя 23 различных источников и исследований). К несомненным достоинствам работы отнесем привлечение зарубежной англоязычной литературы. Из привлекаемых автором источников укажем на официально-правовые документы, а также материалы информационных ресурсов. Из привлекаемых исследований укажем на труды Е.Б. Ельчаниновой, Т.Н. Литвиновой, И.А. Саитова, А.Е. Миронова, А.В. Королева, в которых рассматриваются различные аспекты противодействия кибертерроризму. Библиография обладает важностью не только с научной, но и с просветительской точки зрения: после прочтения текста статьи читатели могут обратиться к другим материалам по ее теме. В целом, на наш взгляд, комплексное использование различных источников и исследований позволило автору должным образом раскрыть поставленную тему.
Стиль работы является научным, с элементами публицистики, вместе с тем доступным для понимания не только специалистам, всем тем, кто интересуется как противодействием экстремизму и терроризму, в целом, так и в киберпространстве, в частности. Апелляция к оппонентам представлена в выявлении проблемы на уровне собранной информации, полученной автором в ходе работы над темой исследования.
Структура работы отличается определенной логичностью и последовательностью, в ней выделяются несколько разделов, в том числе введение и заключение. К позитивным моментам отнесем осуществленный автором краткий анализ литературы. В начале автор определяет актуальность темы, отмечает, что «основные черты глобальной сети – огромные массивы ежедневно размещаемой информации и отсутствие цензуры – предоставляют возможности для пропаганды религиозного экстремизма и терроризма». Анализируя различные подходы в отношении свободы распространения информации, автор показывает, что в отличие от североамериканской и европейской «китайская модель правового регулирования в сфере Интернета является более жесткой и преследует основную цель – контроль над оппозицией и предотвращение возможных беспорядков, координируемых из-за рубежа». В работе показаны основные трудности по противодействию кибертерроризму, среди которых автор выделяет три группы: правовые, технические и идеологические. Автор справедливо обращает внимание на необходимость комплексных мер по противодействию кибертерроризму, включая такие меры, контрпропаганду, то есть противопоставление идеологии «джихадистов», продвижения светских ценностей, повышение уровня образования населения и молодежи в группах-риска. Добавим от себя, что среди этих мер может быть и подлинное религиозное образование в духе традиционных для России религий.
Главным выводом статьи является то, что «в целях оптимизации борьбы с общей угрозой необходимо совершенствовать национальное и международное законодательство по вопросам регулирования работы с информационными ресурсами, а также прав, обязанностей и ответственности пользователей социальных сетей».
Представленная на рецензирование статья посвящена актуальной теме, снабжена 2 таблицами, вызовет определенный интерес у читателей, а ее материалы и выводы могут быть использованы как в учебных курсах, так и при реализации стратегии обеспечения национальной безопасности, в том числе в киберсреде.
К статье есть отдельные замечания:
1) Следует вычитать текст с точки зрения русского литературного языка, заменив синонимами повторяющиеся слова: «Разные страны мира исторически имеют разные политико-правовые подходы к свободе распространения информации», улучшить стилистику отдельных предложений: «Но сегодня некоторые люди используют идею джихада в целях политической пропаганды насилия и экстремизма», «Хотя, такое постоянное возрождение обычно не позволяет им полностью реконструировать свою прежнюю сеть последователей» и т.д. В предложении «Извращение новостей и фактов, популяризация географических названий, принятых среди экстремистов, использование агентов «языка вражды» и «джихадистской» символики образуют свой виртуальный мир так называемого «халифата»)» имеется лишняя скобка.
2) Некоторые высказывания нуждаются в корректировке. Так, автор пишет, что «вербовка женщин в «джихадистские» организации также стала глобальной угрозой». Вряд ли правомерно выделять в качестве глобальной угрозы вовлечение в ряды экстремистов только женщин. В этой связи желательно показать на основе открытых данных количество женщин, примкнувшим к этим запрещенным организациям.
3) В заключении автор пишет, что «В то время как блокировка сайтов с нежелательными материалами стала практически основным методом борьбы в России, в ЕС подобная мера применяется преимущественно в отношении защиты авторских прав, и лишь на национальном уровне может применяться в политических целях», однако не показывает, снижают ли возможные риски более жесткие меры борьбы, используемые в России. Не ясна и позиция самого автора по данному вопросу.
4) На основе методов экспертных оценок желательно показать мнения специалистов по рассматриваемой проблеме.
При условии исправления указанных замечаний статья может быть рекомендована для публикации в журнале «Национальная безопасность / nota bene».
Ссылка на эту статью
Просто выделите и скопируйте ссылку на эту статью в буфер обмена. Вы можете также
попробовать найти похожие
статьи
|
