Статья 'Некоторые размышления о причинении вреда источником повышенной опасности в праве РФ и США ' - журнал 'Право и политика' - NotaBene.ru
по
Меню журнала
> Архив номеров > Рубрики > О журнале > Авторы > Требования к статьям > Политика издания > Редакция журнала > Порядок рецензирования статей > Редакционный совет > Ретракция статей > Этические принципы > О журнале > Политика открытого доступа > Оплата за публикации в открытом доступе > Online First Pre-Publication > Политика авторских прав и лицензий > Политика цифрового хранения публикации > Политика идентификации статей > Политика проверки на плагиат
Журналы индексируются
Реквизиты журнала
ГЛАВНАЯ > Вернуться к содержанию
Право и политика
Правильная ссылка на статью:

Некоторые размышления о причинении вреда источником повышенной опасности в праве РФ и США

Беликова Ксения Михайловна

ORCID: 0000-0001-8068-1616

доктор юридических наук

профессор кафедры предпринимательского и корпоративного права, ФГБОУ ВО «Московский государственный юридический университет имени О.Е. Кутафина (МГЮА)», профессор

125993, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, 9

Belikova Ksenia Michailovna

Doctor of Law

Professor of the Department of Entrepreneurial and Corporate Law, Kutafin Moscow State Law University, Professor

125993, Russia, Moscow, Sadovaya-Kudrinskaya str., 9

BelikovaKsenia@yandex.ru
Другие публикации этого автора
 

 
Румянцев Михаил Борисович

кандидат юридических наук

старший научный сотрудник Отдела научно-технической информации и патентоведения, ГБНУ ВНИХИ Академии наук

127422, Россия, г. Москва, ул. Костякова, 12

Rumyantsev Mikhail Borisovich

PhD in Law

Senior Scientific Associate, the department of Scientific and Technical Information and Petenting, All-Russian Scientific Research Institute of Refrigeration Industry

127422, Russia, g. Moscow, ul. Kostyakova, 12

mikrumjancev@rambler.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2454-0706.2018.5.24901

Дата направления статьи в редакцию:

04-12-2017


Дата публикации:

27-05-2018


Аннотация: Настоящая работа затрагивает некоторые проблемы правового регулирования отношений из причинения вреда источником повышенной опасности в правопорядках России и США. В своей работе мы исходим не из изучения абстрактных моделей функционирования источника повышенной опасности, как оторванного от производителя орудия труда, а базируемся на результатах изучения правовых норм (в том числе положений законодательства и прецедентов), доктрины и судебной практики России и США, дающие ответы на многие дискуссионные вопросы. При исследовании использовались такие методы научного познания, как: общенаучный диалектический, исторический, сравнительно-правового анализа. Авторы исходят из субъективно-объективной заданности процессов и явлений. Научная новизна работы заключается в том, что в ней авторами исследуются правовые концепции и законодательные решения в сфере отношений из причинения вреда источником повышенной опасности (повышено опасной деятельностью) в РФ и США, рассмотренных с позиции эволюции научной мысли этих стран. Выявлена общая для обоих правопорядков черта, - в доктринах РФ и США есть идея о необходимости учитывать не только функционирование орудия труда (ИПО), но и действия оператора источника повышенной опасности. На основе проведенного анализа физической сущности ИПО нами установлено диалектическое единство объекта, его свойств и возможного их изменения в процессе изготовления или эксплуатации объекта. Применение анализа физической сущности при разрешении дихотомии солидарной и долевой ответственности должно быть исследовано в будущих работах по причинению вреда источником повышенной опасности. В нашей работе намечены общие черты исследования этой новой научной проблемы.


Ключевые слова:

деликт, деликтное право, источник повышенной опасности, повышено опасная деятельность, РФ и США, строгая ответственность, вина, ответственность за продукт, небрежность, Своды деликтного права

Abstract: This article deals with certain problems of legal regulation of the relations from harm caused by high-risk sources in legislation of Russian and the United States. The authors rely not upon the examination of abstract models of functionality of the high-risk source as tool separated from the manufacturer, but rather the results of studying the legal norms (including legislative regulations and precedents), doctrine and judicial practice of both countries that provide answers to multiple argumentative questions. The scientific novelty consists in the fact that the authors consider the legal concepts and legislative solutions in the area of relations from the harm causes by high-risk sources (enhanced by hazardous activity) in the Russian Federation and the United States from the perspective of evolution of the scientific thought of these countries. The authors detect the common feature in both legislations – the doctrines of the Russian Federation and the United States contain the idea on the need for consideration not only the functionality of the tool (high-risk source), but also the actions of the operator of the high-risk source. Based on the conducted analysis of the physical essence of the high-risk source, is established the dialectical unity of the object, its properties and their possible transformation in the process of manufacturing or exploitation of the object. The analysis of physical essence with regards to resolution of the dichotomy of joint and several responsibility must be applied in future works dedicated to causing harm by the high-risk sources.


Keywords:

tort, tort law, high-risk sources, ultrahazardous activity, Russian Federation and United States, strict liability, fault, product liability, negligence, Restatements of Torts

Настоящая работа затрагивает некоторые проблемы правового регулирования отношений из причинения вреда источником повышенной опасности (далее – ИПО) в правопорядках России и США. Эти отношения являются одним из самых сложных с правовой точки зрения и неоднозначно разрешаемым в судебной практике видом деликтных правоотношений. В наше время технического прогресса и появления новых технологий деликтное право сталкивается с проблемой отставания развития своих правовых конструкций от насущных потребностей практики. В области правоотношений из причинения вреда источником повышенной опасности правоприменительная практика начинает переходить от критериев индивидуализирующих к критериям обобщающим, типизирующим, и в праве РФ эта тенденция выражена в большей степени, чем в праве США.

В своей работе мы исходим не из изучения абстрактных моделей функционирования источника повышенной опасности, как оторванного от производителя орудия труда, а базируемся на результатах изучения правовых норм (в том числе положений законодательства и прецедентов), доктрины и судебной практики России и США, которое дают ответы на многие дискуссионные и животрепещущие вопросы: главные функции права применительно к данному виду деликта, определение границ понятия «источник повышенной опасности» - «повышено опасная деятельность», их разновидности, разрешение дихотомии солидарной и долевой ответственности и т.д.

Изучение и разработка вопросов, связанных с причинением вреда источником повышенной опасности, интересны и актуальны, по мнению авторов, в силу присущих именно данному виду деликта особенностей. Диалектическое единство физических и правовых признаков в юридической категории свидетельствует об актуальности темы исследования как для фундаментальной юридической науки, так и для практики правоприменения. Поэтому осветим ряд проблем в этой сфере.

Сразу может возникнуть вопрос обоснования обращения к правовому опыту США в вопросе ответственности за вред, причиненный ИПО, а также вопросы о том, насколько Россия следует подходам права США в изучаемой сфере и насколько полезна данная работа для решения насущных вопросов отечественного правового регулирования.

Коротко поясним нашу позицию. Наше обращение к опыту правового регулирования отношений из причинения вреда источником повышенной опасности в праве США не случайно. Именно в этой стране в последние годы появляется все больше новых технологий и объектов, нацеленных на повышение благосостояния человечества, которые могут вместе с пользой принести и вред. И поэтому в этой стране сложился богатый опыт правового регулирования деятельности с использованием таких объектов, который на благо отечественного правопорядка считаем необходимым изучить. Этому способствует и тот факт, что в результате отнесения правового регулирования гражданско-правовых отношений поправкой Х Конституции США к ведению отдельных штатов, в каждом из штатов имеется свой неповторимый и уникальный опыт осуществления правового регулирования отдельных видов деятельности и объектов с повышено опасными свойствами.

Поэтому цель нашего исследования американского опыта правового регулирования состоит не в изучении абстрактных моделей функционирования источника повышенной опасности, как оторванного от производителя орудия труда, а в изучении правовых норм (в том числе прецедентов), а также доктрины, которое должно дать ответы на многие дискуссионные и животрепещущие вопросы в науке гражданского права в исследуемой сфере.

Что касается вопроса о том, насколько Россия следует подходам права США в исследуемой сфере, то наше мнение таково,

- первое: заслуживает внимания гибкость применения правовых средств при сочетании их с иными техниками, что позволяет в юридическом плане эффективно разграничивать в США случаи наступления ответственности на началах вины и строгой ответственности в зависимости от первоначальной природы обязанности, лежащей на потенциальном причинителе вреда. Данный опыт правового регулирования может быть полезен и в России, где основным источником правового регулирования служат нормы ГК в отличие от США, где ведущая роль в системе источников правового регулирования отношений из причинения вреда ИПО отводится прецеденту;

- второе: в США случаи причинения вреда ИПО в значительной степени разрешаются с применением экономической оценки деликтных отношений с позиции бремени предпринятых мер предосторожности относительно произведения вероятности наступления вреда и тяжести последствий, тогда как в России главенствующая роль отводится правовым предписаниям;

- третье: при определении границ повышено опасной деятельности в России не используются такие критерии, как отсутствие общедоступности, наличие значительного риска причинения ущерба, невозможность его предотвращения и необходимость оценки баланса полезности и опасности для общества, выработанные правом США. Использование подобных критериев в праве РФ позволит эффективно решать проблему защиты потерпевших, в то же время, не подавляя связанную с повышенной опасностью и одновременно приносящую пользу, деятельность.

- четвертое: в отличие от РФ, в США при множественности лиц на стороне причинителя имеется тенденция ограничивать применение солидарной ответственности с выделением и применением разными штатами совместной, долевой и модифицированной совместной ответственности при наличии небрежности не только в действиях ответчика, но и истца; с установлением «пороговых» ограничений и т.п., с выделением отдельных категорий дел в исключительные случаи и т.д.

Вместе с тем, имеется и одна общая для обоих правопорядков черта, - в доктринах РФ и США есть идея о необходимости учитывать не только функционирование орудия труда (ИПО), но и действия оператора [1. С. 132-137 ].

Что касается пользы проведенного исследования для решения проблем правового регулирования, безусловно, знание материально-правовой составляющей регламентации обозначаемых нами вопросов составляет немаловажную предпосылку успешного разрешения спорных ситуаций, неминуемо возникающих в жизни.

В этом формате мы исходим из того, что источник повышенной опасности как правовая категория должен строиться не на чисто юридических критериях выделения данной категории, но на тесной связи ее правовых признаков с признаками физическими.

Данный подход позволяет нам выделить три вида источников повышенной опасности по способу приобретения потенциальной опасности и сформулировать юридическое определение каждого из них.

Так, на основе проведенного анализа физической сущности ИПО установлено диалектическое единство объекта, его свойств и возможного их изменения в процессе изготовления или эксплуатации объекта. Вместе с тем, для целей облегчения практического использования и достижения единообразия при квалификации предметов и деятельности в качестве повышено опасных мы предлагаем разделять три категории - объект, деятельность, свойство объекта - по следующим отличительным признакам:

- материальный объект - (1) имеет свойства, способные принести не только пользу, но и вред; (2) начало извлечения полезных свойств и превращения потенциальной опасности в реальную совпадают; (3) переход потенциальной опасности в реальную сопровождается автоматической генерацией свойств объекта и потерей контроля над ним.

- деятельность - (1) осуществляется с помощью обычных предметов, которые (2) под воздействием этого процесса качественно изменяются, приобретая свойства ИПО. Деятельность с новыми предметами повышено опасна всегда.

- свойствообычные предметы приобретают повышено опасные (дефектные) свойства в процессе изготовления.

Для каждой из трех категорий повышенной опасности, предназначенных для использования в правоприменительной практике, нами предложены следующие дефиниции:

- «Источник повышенной опасности - объект материального мира, обладающий потенциально опасными свойствами с момента его создания, способный генерировать в автоматическом режиме свои свойства после их запуска человеком и повлечь причинение вреда (жизни, здоровью людей, их имуществу либо иным охраняемым законом интересам общества и государства) вследствие потери контроля над ним из-за нарушения правил использования или недостаточной его познанности».

- «Деятельность является повышено опасной, если нарушаются правила при ее осуществлении или обычные предметы материального мира приобретают свойства источника повышенной опасности, что порождает потенциальную возможность причинения ими вреда».

- «Свойства объектов материального мира являются источником повышенной опасности, если производитель полезному и совершенно безопасному продукту ошибочно придает несвойственные ему потенциально опасные качества, либо, когда последние обусловлены недостаточной изученностью веденного в обиход предмета».

При этом мы отказываемся от использования термина «вредоносность» для характеристики источника повышенной опасности.

Таким образом, на основе исследования каждого из этих видов по отдельности нами предложены методики разграничения понятий источник повышенной опасности в форме «объект», «деятельность» или «свойство» а) друг от друга и б) в зависимости от способа приобретения повышенной опасности соответственно: 1) при создании; 2) при превращении в процессе действия; 3) в результате изменения при изготовлении [2. С. 33-38].

Сразу может возникнуть вопрос, касающийся спорности выделения в отдельную категорию ИПО случаев ответственности за качество продукции, т.е. концепции предлагаемого авторами третьего вида ИПО – свойства вещей. Кроме того, представляется, что такая концепция ИПО требует более подробного обоснования, поскольку влечет расширение зоны применения повышенной ответственности.

Мы полагаем, что изменение существующей классификации источников повышенной опасности является потребностью, вытекающей как из развития самого гражданского права, так и в силу научно-технического прогресса: появления новых, сложных и особо сложных источников повышенной опасности.

Хотим заметить, что истоки разграничения просто некачественного товара и источника повышенной опасности в форме «свойств» вещей лежат, как мы полагаем, в диалектическом единстве действий оператора и объекта. Первоисточником разграничения является воля субъекта (изготовителя) к изготовлению продукции именно с повышено полезными свойствами.

Если производитель просто производит некачественную продукцию без умысла сделать её повышено полезной (напр., в случае добавления переизбытка консервантов для продления срока годности пищевой продукции с целью минимизации собственных издержек), - речь идет об ответственности за качество продукта (ст. 1095-1098) [3. С. 17-22].

Но если производитель носит в голове (bear in mind) идею улучшения качества продукта (например, усовершенствование формы выпуска лекарственных препаратов взамен существующих с целью создания режима их щадящего воздействия на организм в виде замены порошков на таблетки или обратно, таблеток – на капсулы или последние – на растворы для инъекций), и с этой целью придает продукции повышено полезные свойства, которые в определенных условиях становятся потенциально опасными в силу ошибки или недостаточной изученности объекта, то речь идет о третьем виде источников повышенной опасности – «свойстве вещей».

При этом давление защищаемых законом интересов (по американскому правопорядку - invasion of protected interests) обязывает производителя выполнять действия по приданию продукту повышено полезных свойств таким образом, чтобы исключить всякий вред при применении такого выпущенного продукта с новыми повышено полезными свойствами.

Этот вопрос также соприкасается с вопросом о том, что может показаться, что предложенная автором концепция не учитывает существующего регулирования ответственности за вред, причиненный вследствие недостатков товаров и услуг (ст. 1095-1098 ГК РФ [4]).

Положения этих статей авторам, безусловно, известны, они учитывались ими при выработке их концепции, но в задачу авторов не входило давать им специальную оценку в рамках настоящей работы, так как дефектный продукт и источник повышенной опасности – это разные правовые понятия.

Источник повышенной опасности в форме «повышено опасных свойств» не тождественен обычному некачественному продукту, товару или услуге: он обладает своими специфическими свойствами. Это делает исследование ответственности за качество продукта выходящим за рамки темы исследования. Одним из главных вопросов является разрешение границ применения строгой ответственности. Это возможно сделать, сконструировав по-новому юридическое определение понятия источник повышенной опасности. В свою очередь, это становится возможным лишь путем анализа физической сущности ИПО и роли субъекта в причинении вреда, предполагая тесную диалектическую связь в источнике повышенной опасности как в правовой категории субъекта и орудия.

Представляется, что можно высказать критическое замечание к такому критерию повышено опасной деятельности, как нарушение правил её проведения, поскольку в таком случае правила могут быть нарушены при осуществлении любого вида деятельности.

В этой связи хотим подчеркнуть, что предложенное определение повышено опасной деятельности включает в себя не любую организованную, целенаправленную деятельность, а только такую, при которой в случае нарушения порядка ее осуществления возможен перевод неопасных предметов в разряд потенциально опасных. Поскольку любая деятельность, осуществляемая с обычными объектами с нарушением установленных стандартных, известных и проверенных ранее правил, становится очевидно или неочевидно рискованной, вследствие этого обычные объекты превращаются в потенциально опасные. Так, например, стать потенциально опасными при нарушении правил пользования ими в процессе эксплуатации (введения в процесс действия) могут спреи, колюще-режущие предметы, газо- и электробытовые приборы и др.

Подходы отечественного права и права РФ можно признать сходными в вопросе одного из критериев деликтной ответственности. Так, в современный период дихотомия одного из критериев деликтной ответственности, предполагающая ее наступление либо за вину, либо без вины (при рисковой и повышено опасной деятельности и пр.) и сходно аргументируемая в доктрине РФ и США, в практическом плане базируется на признании достаточности наличия факта противоправности совершаемых причинителем вреда действий (бездействий) для объективации безвиновной (строгой) ответственности. При этом в США круг случаев снятия ответственности на основании действия непреодолимой силы более узкий, чем в РФ и имеет следствием страхование субъективной ответственности с возмещением вреда через страховые фонды в противовес невозможности страхования объективной ответственности и жестко детерминированной необходимости возмещения причиненного вреда делинквентом по причине независимости ответственности от принятых им мер предосторожности (осмотрительности) [5. С. 18-26]. Такой подход представляется оправданным с учетом все возрастающего в современный период числа опасных, изначально подконтрольных, но способных в любой момент выйти из-под контроля веществ, механизмов и пр.

К этому вопросу примыкает вопрос о том, что в рамках авторского определения ИПО в виде деятельности к создающей опасность может быть отнесена любая организованная деятельность.

Так, нарушение правил ведения торговли в магазине apriori не рассматривалось, как объект регулирования предлагаемых изменений, дополнений и дефиниций, поскольку товары в магазине находятся в состоянии покоя, не включены ни в какой процесс деятельности (напр., колюще-режущие предметы, спреи и лаки). Они могут стать потенциально опасными при нарушении правил пользования ими в процессе эксплуатации (введения в процесс действия).

Вместе с тем, основываться на авторском подходе, учитывающем диалектическое единство в причинной цепи физических и правовых признаков, в виде последовательного: (1) установления связи между действиями субъекта а) при запуске (одновременном создании возможности изменения скрытой потенциальной опасности) и б) при управлении (с возрастанием степени возможности актуализации потенциальной опасности) ИПО; (2) анализа действий субъекта по контролю над возможностью перехода скрытой потенциальной опасности в актуальную. Такой подход, на наш взгляд, позволит лучше учитывать роль субъекта в причинении вреда ИПО.

Применительно к роли субъекта авторами также установлено, что в России и в США правоведы и правоприменители по-разному определяют деятельность в качестве повышено опасной и квалифицируют действия субъекта (оператора источника повышенной опасности) для определения его виновной или безвиновной (строгой) ответственности при нанесении ущерба источником повышенной опасности.

Если в РФ квалификация действий субъекта сводится к признанию упущения в виде недостаточности или его бдительности, или подавления вредоносных свойств ИПО, то в США осуществляется с помощью юридических техник: моделирования ситуации - сравнения действий реального причинителя вреда с действиями подставленного на его место абстрактного лица без недостатков (физических, мыслительных, интоксикаций и др.), способных помешать ему разумно действовать; применения экономической оценки деликтных отношений с позиции бремени предпринятых мер предосторожности (В) относительно произведения вероятности наступления вреда (Р) и тяжести последствий (L) [6. С. 21-26]. (Если бремя меньше - имеет место небрежность, если бремя больше - небрежности нет; за все остальное - наступает строгая ответственность).

Подобное отношение правосудия США к оценке действий субъекта позволяет авторам рекомендовать отечественным законодателям расширить круг лиц, привлекаемых к строгой ответственности, введя в пункт 2 ст. 1079 ГК РФ второй абзац в следующей редакции: «Владелец источника повышенной опасности не отвечает за вред, причиненный этим источником в результате действий (бездействий) лица, осуществляющего запуск и (или) эксплуатацию источника повышенной опасности на профессиональной основе и допустившего небрежность в своей работе в виде несоблюдения установленного регламентом порядка и необходимых мер осмотрительности или заботы, при наличии у владельца источника повышенной опасности документов, удостоверяющих профессиональную подготовку этого лица и проведение медицинского контроля за состоянием его здоровья» [5].

Мы полагаем, что в современный период дихотомия одного из критериев деликтной ответственности, предполагающая ее наступление либо за вину, либо без вины (при рисковой и повышено опасной деятельности и пр.) и сходно аргументируемая в доктрине РФ и США, в практическом плане базируется на признании достаточности наличия факта противоправности совершаемых причинителем вреда действий (бездействий) для объективации безвиновной (строгой) ответственности. При этом в США круг случаев снятия ответственности на основании действия непреодолимой силы более узкий, чем в РФ и имеет следствием страхование субъективной ответственности с возмещением вреда через страховые фонды в противовес невозможности страхования объективной ответственности и жестко детерминированной необходимости возмещения причиненного вреда делинквентом по причине независимости ответственности от принятых им мер предосторожности (осмотрительности). Такой подход представляется оправданным с учетом все возрастающего в современный период числа опасных, изначально подконтрольных, но способных в любой момент выйти из-под контроля веществ, механизмов и пр.

Безусловно, в этом формате один из спорных вопросов касается проблемы признания вины в качестве основания ответственности владельца источника повышенной опасности.

Данная проблема действительно является дискуссионной [7. С. 191-203] почти во всех исследованиях и монографиях, посвященных правовому регулированию ответственности владельца источника повышенной опасности и ответственности за другие виды деликтов, и в общей теории деликтного права. В своей работе мы базируемся на теории вины, однако, по нашему мнению, безвиновная ответственность и ответственность на началах вины именно в правоотношениях из причинения вреда источником повышенной опасности равноправны: в теории почти все самые крупные авторы, в том числе О.С. Иоффе [8.], Б.С. Антимонов [9.], Н. Топоров [10. С. 1117], С.В. Соловьева [11. С. 164] и многие другие считают вину непременным условием ответственности в любом виде деликта, а безвиновную ответственности рассматривают лишь в качестве исключения. На практике же круг случаев наступления безвиновной ответственности широк настолько, что позволяет усомниться в обязательности вины как условия деликтной ответственности. Вместе с тем, нами выявлено, что в ретроспективе безвиновная ответственность развивалась в борьбе и тесном взаимодействии с ответственностью на началах вины.

И сейчас в судебной практике и РФ, и США существуют случаи привлечения лиц к ответственности за небрежность. При этом, дел о безвиновной ответственности владельца ИПО численно больше, нежели дел о привлечении его к ответственности за небрежность. Таким образом, представляется, что в настоящее время эти два вида ответственности в данном виде деликта почти равноправны. Наше же мнение таково, что вину следует рассматривать в качестве дополнительного условия наступления ответственности: это позволит не игнорировать ее как основание ответственности полностью, но и не преувеличивать ее роль для этих видов деликтов.

Здесь некоторые могут усомниться в тенденции к сближению виновной и строгой ответственности в США.

По мнению авторов, сближение виновной и строгой ответственности – это объективная тенденция, которая обусловлена как правовыми, так и неправовыми проблемами. При эксплуатации сложного и особо сложного источника повышенной опасности, а таких в последнее вреда появилось много, вину причинителя вреда доказать нелегко. И судьи США, рассматривающие дело о причинении вреда, склоняются к тому, чтобы предъявить столь высокие требования к стандарту необходимой заботы, что выполнить стандарт становится сложно настолько, что предпринятые в направлении его выполнения для обеспечения безопасности шаги фактически не ведут к сколь-нибудь действенному ограждению от причинения вреда. В результате ответственность dejure за вину становится defacto ответственностью безвиновной. Это так называемая «объективация» небрежности – когда правильные с точки зрения техники безопасности и соответствующие регламентам действия оператора источника повышенной опасности вменяются ему объективно как действия небрежные.

Кроме того, в ряде случаев, например, при столкновении с компаниями, работающими на правительство США, истец должен доказать именно небрежность причинителя вреда. Чтобы проделать это, осуществляется манипулирование бременем обвинительных доказательств – вектор меняется: не истец должен доказывать в таком случае, что причинитель вреда (ответчик) проявил небрежность, а наоборот, ответчик должен доказывать, что проводил свои действия так, чтобы исключить причинение источником повышенной опасности всякого вреда.

Все это, по мнению авторов, и показывает сближение виновной и безвиновной ответственности.

Развивает предыдущую проблему наличие схожести ситуаций, при которых наступает ответственность без вины и за небрежность, поскольку авторам следовало бы проанализировать и взаимодействие физической и юридической сущности в делах из небрежности.

В этой связи отметим следующее, пояснив нашу позицию на основе подходов права США. Главным критерием, разграничивающим дела, в которых ответственность наступает без вины, и тех, в которых ответственность основывается на началах вины в форме небрежности – negligence - по терминологии американского права, - в правовом плане выступает характер обязанности, лежащей на потенциальном причинителе вреда ИПО. Если на нем лежит обязанность соблюдать стандарт разумной заботы (reasonable care), и при этом лицо не выполняет его, чем причиняет вред, то это лицо будет привлечено к ответственности за небрежность. Если вред причиняется лицом, на котором изначально лежала обязанность проводить эксплуатацию объекта так, чтобы исключить всякий вред (utmost care), то последует строгая (безвиновная) ответственность. С этой точки зрения ситуации причинения вреда могут быть действительно схожими: так, вред может причиняться автомобилем, и причинитель вреда может нести как безвиновную (строгую) ответственность, так и ответственность за небрежность. Но при этом в США правоприменитель оценивает такую ситуацию гибче: для разграничения этих непростых с юридической точки зрения ситуаций он ввел дополнительные критерии признания деятельности повышенно опасной, например, отсутствие или наличие её широкого распространения. И если автомобиль эксплуатируется в крупном городе, где вождение автомобиля широкомасштабно, то на потенциальном причинителе вреда (владельце, водителе и т.п.) будет лежать обязанность проявлять стандарт разумной заботы (reasonable care), а при её нарушении и как следствие этого, причинении вреда, действия причинителя будут квалифицированы как небрежные. Ответственность наступит на началах вины. А если автомобиль используется в глухом уголке сельской местности, где является единичным экземпляром, то автоматически на деятельность по его эксплуатации будет распространяться критерий отсутствия широкого распространения деятельности, что возложит обязанность на потенциального причинителя вреда осуществлять её таким образом, чтобы исключить от неё всякий вред – utmost care. И в случае причинения вреда наступит строгая ответственность.

Как видно из примера, ситуации причинения вреда могут в этих двух случаях быть схожими вплоть до почти полной тождественности обстоятельств. Но правовой механизм охранной функции права сработает в обеих ситуациях. Таков правопорядок США. Таким образом, связь небрежности с изменением физической сущности источника повышенной опасности возможна как субъективно - через действия оператора, так и объективно - через правовое регулирование деятельности.

Далее.Мы установили, что в отечественной правовой доктрине (в ретроспективе и в настоящее время) основания применения безвиновной ответственности к причинителю вреда источником повышенной опасности (повышено опасной деятельностью) увязываются с его свойствами (вредоносностью и неподконтрольностью), а законодательство предусматривает безвиновную ответственность при наличии факта причиненного вреда от деятельности, создающей повышенную опасность для окружающих (ст. 1079 ГК РФ).

В этой связи мы полагаем, что существующее в настоящее время разграничение понятий «источник повышенной опасности» и «повышено опасная деятельность» в правовой доктрине и законодательстве РФ требуют уточнения с учетом разделения их физической сущности, что возможно при изложении первого абзаца п.1 ст. 1079 ГК РФ в следующей редакции (курсив):

«Юридические лица и граждане, которые используют в своей деятельности источники повышенной опасности (транспортные средства, механизмы, электрическую энергию высокого напряжения, атомную энергию, взрывчатые вещества, сильнодействующие яды и т.п.) или осуществляют повышено опасную деятельность (с источниками повышенной опасности, новыми неизученными предметами, а также в строительстве, медицине и иных, связанных с ними видах деятельности, и др.), обязаны возместить вред, причиненный источником повышенной опасности или повышено опасной деятельностью, если не докажут, что вред возник вследствие непреодолимой силы или умысла потерпевшего.»

Неубедительным может показаться отказ от использования термина «вредоносность» для характеристики источника повышенной опасности.

Поясним нашу позицию по этому вопросу. Мнение о невозможности использовать термин «вредоносность» для характеристики источника повышенной опасности базируется на представлении о том, что это оценочный, лишенный точности термин. Поэтому предлагается осуществить его замену в российской юридической науке на термин «потенциальная опасность» ИПО, поскольку последний термин характеризует источник повышенной опасности именно как неразрывно диалектически связанные физическую и правовую стороны (грани) одного явления.

Невозможность применения термина «вредоносность» диктуется также и следующими причинами:

Первое. Этот термин не позволяет отграничить предметы обычной опасности от повышено опасных. Тривиальные примеры с топором и ножом не исчерпывают всей несуразности термина «вредоносность». Список можно продолжать: к предметам, которые поставят в тупик не одного ученого, если он будет использовать термин «вредоносность». К ним можно отнести и кирпичи, и кучу щебня, поскольку ими также можно причинить вред, но ясно, что в отличие от атомной установки, автомобиля или железной дороги они источниками повышенной опасности не являются.

Второе. При использовании термина «вредоносность» для характеристики источника повышенной опасности невольно ИПО придаётся способность самому, помимо или даже против воли оператора, причинять вред, чего в действительности, не может быть. Ведь каждый ИПО эксплуатируется каким-либо лицом, и именно оно берет на себя ответственность за правильное функционирование этого орудия. Значит, используя термин «вредоносность» мы как бы исключаем из круга ответственных лиц оператора ИПО. И если следовать этой установке до конца, то к ответственности следует привлекать сам объект, что звучит с точки зрения логики абсурдно.

Третье. Наконец, это следует из предыдущего вывода, использование термина «вредоносность» наводит на мысль, что все предметы, что сложнее лопаты с тачкой, или четырехколесной гужевой повозки, используются с целью причинения вреда, а не извлечения полезных свойств. Но вредоносность – не есть присущая потенциально опасному объекту или деятельности apriori черта. Она – нежелательный побочный эффект, появляющийся в процессе эксплуатации объекта. Перейдет ли «опасность» объекта во вредоносность, опять же, зависит от оператора. Вредоносность не первична в источнике повышенной опасности, как в правовой категории. Ошибочное признание её «первичности» невольно превращает всех операторов сложных и потенциально опасных установок в преступников, что конечно же не так.

Да, авторы практикуют использование этого термина при описании реалий российской правовой системы, но это – дань уважения российскому правопорядку, а не следствие его признания правильности этого термина.

Поэтому авторы пришли к выводу, что лучше отказаться от этого термина и заменить его на понятие «потенциальная опасность».

Далее. Мы полагаем, что в случае множественности причинителей вреда ИПО законодательные положения о солидарной (РФ) или совместной (США) ответственности в правоприменительной практике [12. С. 118-129] имеют тенденцию к трансформации в решения о сингулярной ответственности одного из причинителей вреда с последующим его регрессным иском к остальными причинителям о долевом возмещении.

В США из-за отсутствия единого подхода к определению объема ответственности каждого из причинителей общего вреда дихотомия совместной и долевой ответственности разрешается судами с применением критерия делимости вреда, пороговых ограничений признания ответственности совместной и ее модификации в смысле определения доли ответственности между причинителями вреда и каждой из сторон деликта.

В качестве практической рекомендации разрешения существующей в законодательстве РФ проблемы дихотомии долевой и солидарной ответственности множества лиц в случае причинения вреда источником повышенной опасности автором на гипотетических примерах продемонстрирована возможность применения для этого анализа его физической сущности.

В этой связи может возникнуть вопрос о необходимости дополнительного пояснения концепции авторов, связанной с выделением дихотомии долевой и солидарной ответственности на основе параллельного анализа физической сущности ИПО в форме объекта и в форме деятельности.

Коротко поясним свою позицию. Как правило, при причинении вреда ИПО имеет место сложная обстановка действия. При этом вред может быть причинен как несколькими независимыми причинителями вреда, так и множеству лиц. По своей природе он может быть как делимым, так и неделимым.

При неделимости вреда анализ физической сущности ИПО позволяет установить причинно-следственную связь между действиями причинителей вреда и наступившим вредом. Неделимый юридически вред можно благодаря анализу физической сущности ИПО сделать делимым, если, например, выяснить, действия какого оператора инициировали переход скрытой потенциальной опасности объекта в актуальную, а действия, какого из них, осуществляемые в процессе деятельности, способствовали эскалации потенциальной опасности и т.п.

При делимом характере вреда параллельный анализ физической сущности источника повышенной опасности позволит как выявить долю каждого из причинителей в причиненном вреде, так и установить причинно-следственную связь в каждом из случаев причинения вреда. При этом открываются возможности для освобождения от ответственности лиц, действия которых не имеют причинно-следственной связи с наступившим у истца вредом.

При этом мы полагаем, что солидарная ответственность сопричинителей вреда, установленная законом в РФ, более соответствует интересам потерпевшего, поскольку при неплатежеспособности одного из причинителей вреда потерпевший получит возмещение от другого солидарного должника. То есть солидарная ответственность сопричинителей вреда повышает вероятность и определенные гарантии реального исполнения решения суда.

Что касается США, то же самое можно сделать и при применении концепции «двустороннего» несчастного случая – такого случая, в котором вероятность происшествия, причиняюшего вред, зависит как от поведения причинителя вреда, так и от поведения лица, которому причинен вред (например, водителя и пешехода, врача и пациента, адвоката и подзащитного и др.).

В целом, можно сказать, что применение анализа физической сущности при разрешении дихотомии солидарной и долевой ответственности должно быть исследовано в будущих работах по причинению вреда источником повышенной опасности. В нашей работе намечены общие черты исследования этой новой научной проблемы.

Мы осветили лишь некоторые вопросы, которые могут возникнуть применительно к деликтным отношениям в сфере причинения вреда ИПО, однако, полагаем, что и данные нами ответы будут полезны научному сообществу в плане взаимного обогащения и научной дискуссии. Отметим также, что обозначенные и иные вопросы в сфере обозначенных отношений нуждаются, безусловно, в дальнейшем исследовании. Эту работу мы оставляем себе и коллегам на будущее.

Библиография
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
Ссылка на эту статью

Просто выделите и скопируйте ссылку на эту статью в буфер обмена. Вы можете также попробовать найти похожие статьи


Другие сайты издательства:
Официальный сайт издательства NotaBene / Aurora Group s.r.o.