Статья 'Отношения мира и Другого в романе А. Николаенко "Убить Бобрыкина. История одного убийства"' - журнал 'Litera' - NotaBene.ru
по
Меню журнала
> Архив номеров > Рубрики > О журнале > Авторы > О журнале > Требования к статьям > Редакционный совет > Редакция > Порядок рецензирования статей > Политика издания > Ретракция статей > Этические принципы > Политика открытого доступа > Оплата за публикации в открытом доступе > Online First Pre-Publication > Политика авторских прав и лицензий > Политика цифрового хранения публикации > Политика идентификации статей > Политика проверки на плагиат
Журналы индексируются
Реквизиты журнала

ГЛАВНАЯ > Вернуться к содержанию
Litera
Правильная ссылка на статью:

Отношения мира и Другого в романе А. Николаенко "Убить Бобрыкина. История одного убийства"

Нечаева Анастасия Леонидовна

ORCID: 0000-0003-4690-2723

аспирант, кафедра истории новейшей русской литературы и современного литературного процесса, Московский Государственный Университет

119234, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1

Nechaeva Anastasiia Leonidovna

Postgraduate student, Department of History of Modern Russian Literature and Modern Literary Process, Moscow State University

119234, Russia, Moscow region, Moscow, Leninskie Gory str., 1

nasteknecha1@rambler.ru

DOI:

10.25136/2409-8698.2022.7.36780

EDN:

HMNSSZ

Дата направления статьи в редакцию:

04-11-2021


Дата публикации:

05-08-2022


Аннотация: В статье рассматривается проблема тотальной несостоятельности диалога между миром и Другим в романе А. Николаенко "Убить Бобрыкина. История одного убийства". Особое внимание уделяется признакам этого исковерканного диалога, посредством которого транслируется образ главного героя и деконструируется образ мира, подстраивающегося под искаженное человеческое сознание. Автор рассуждает о причинах общемирового хаоса, которые кроются в бытии всех, кого объединяет художественное пространство романа. Подробному анализу подвергается мир "здесь" и мир "там", взаимодействие этих миров в произведении. Также рассматриваются апокалиптические мотивы, которые критики связывают с изображением конца советской эпохи, тоской по отжившему. Произведение А. Николаенко отражает устойчивую тенденцию к изображению Другого в современной литературе. Образ главного героя произведения Саши Шишина демонстрирует несостоятельность и зыбкость мира, который вместе с героем находится на распутье. Отношения мира и Другого в романе Николаенко заканчиваются на точке непонимания и строятся по принципу развертывания мотива разрушения. Диалог в мире "там" складывается причудливым и иллюзорным, в мире "здесь" – отсутствует. По Николаенко, мир тотально разрушен, вместе с ним и человеческое сознание. Деконструкция реальности становится свидетельством мирового беспорядка, в котором Бог мертв, а маленький человек им стать не в состоянии. Невозможность полноценно жить в реальности – единственный способ существования человека в мире "здесь".


Ключевые слова:

Другой, Мир, Мотив, Диалог, Текст, Интертекст, Хаос, Деконструкция, Ритмическая проза, Иллюзия

Abstract: The article deals with the problem of the total failure of the dialogue between the world and the Other in A. Nikolaenko's novel "To Kill Bobrykin. The story of a murder." Special attention is paid to the signs of this distorted dialogue, through which the image of the main character is broadcast and the image of the world is deconstructed, adapting to the distorted human consciousness. The author discusses the causes of global chaos, which lie in the existence of all who are united by the artistic space of the novel. The world "here" and the world "there" are subjected to a detailed analysis, the interaction of these worlds in the work. Apocalyptic motives are also considered, which critics associate with the image of the end of the Soviet era, longing for the obsolete. The work of A. Nikolaenko reflects a steady tendency to depict the Other in modern literature. The image of the protagonist of Sasha Shishin's work demonstrates the inconsistency and instability of the world, which, together with the hero, is at a crossroads. The relations of the world and the Other in Nikolaenko's novel end at the point of misunderstanding and are built on the principle of the deployment of the motive of destruction. The dialogue in the world of "there" is bizarre and illusory, in the world of "here" it is absent. According to Nikolaenko, the world is totally destroyed, along with human consciousness. The deconstruction of reality becomes evidence of a world disorder in which God is dead, and a small person is not able to become one. The inability to fully live in reality is the only way for a person to exist in the world "here".


Keywords:

Another, World, Motive, Dialogue, Text, Intertext, Chaos, Deconstruction, Rhythmic prose, Illusion

Понимание в диалоге – важный признак бытия «Я». При этом оно возможно лишь через принятие Другого как не «Я». Сквозь идентичную призму происходит осознание мира и степени его лояльности по отношению Другому, а значит, и к самому «Я». Ж.-П. Сартр в работе «Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии» утверждал: «Мне нужен Другой, чтобы целостно постичь все структуры своего бытия <…> подлинное бытие «Я» возможно лишь как «бытие-с-Пьером» или «бытие-с-Анной», т.е. «бытие, которое в своем бытии содержит бытие другого» [5].

Над проблемой диалогичности понимания в аспекте изображения Другого задумывался Михаил Бахтин. Для него «Я и Другой – основные ценностные категории, впервые делающие возможной какую бы то ни было действительную оценку» [1]. Так «ценностным центром художественного видения, а, следовательно, и героем произведения может быть только Другой» [1].

Способность участников коммуникации слышать друг друга также является диалогичной, по мнению Бахтина. Отсюда возникает проблема коммуникативной удачи/неудачи в идейном мире того или иного текста, то есть через диалог между Другим и миром, его особенности автор транслирует идею произведения.

Своеобразный, отчасти искаженный, приобретающий причудливые формы диалог Другого и мира отражен в романе Александры Николаенко «Убить Бобрыкина. История одного убийства». Законченный автором в 2012 году роман стал лауреатом «Русского Букера» 2017 года, а также выдвигался на премию «Национальный бестселлер».

Произведение, написанное ритмической прозой, переполнено интертектуальными деталями и нарочито напоминает символистские романы, в особенности «Мелкого беса» Федора Сологуба, где, по словам самой Николаенко, «описан настоящий бес, настоящий до такой степени, что слышишь запах комнат, улиц, смех, голоса страниц, видишь все в словах, понимаешь, как все это страшно» [8].

Роман «Убить Бобрыкина» получился работой, исследующей потаенные стороны жуткого бытия маленького человека, книгой, написанной в странном жанре, «название которому я не знаю», – признавалась автор в одном из интервью [8].

Художница Николаенко, которая ранее проиллюстрировала роман Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом», для своей книги также рисовала самостоятельно. Черно-белой графике вторит сюжет романа, где вера маленького человека в любовь и счастье оказывается больной иллюзией, сном.

В фокус авторского внимания попадает Другой, существующий в сумбурном, наполненном хаосом мире, где размыты границы реального и ирреального, сна и яви. Здесь он представлен не только в качестве не «Я», но и как чужой, иной, маргинальный, душевнобольной.

Особенности бытия героя-Другого в художественном пространстве работают на идейную составляющую произведения, которая явно указывает на несостоятельность и иллюзорность реальности, потерю мировой гармонии. Тема конца, ставшая лейтмотивной в современной русской литературе, в романе Николаенко звучит особенно отчетливо.

Приход к пониманию в диалоге с миром становится не выходом к свету, а, напротив, поводом к сумасшествию и забвению – трагедией. Об этом свидетельствует эпиграф к роману «Убить Бобрыкина» из стихотворения Олега Григорьева: «Чего не понимаю, не нужно понимать, а то если подумаешь и что-нибудь поймешь, не только мялку вытащишь, а схватишься за нож».

Рассмотрим признаки распада мироустройства и диалога в романе, в соответствии с которыми Другой также приходит к саморазрушению.

Иллюзорность и слом опорных понятий человеческого бытия отражены в образе главного героя романа Саши Шишина – маленького взрослого, живущего фантазиями о прошедшем детстве в маленькой советской квартире вместе с помешанной на религии матерью. Единственной радостью становятся любовные письма Танюши – подруги детства. Она пишет о воспоминаниях, о том, как было бы замечательно все повторить. Начало писем сказочное, сложенное в рифмованную строку:

«Здравствуй мой родной, хороший Саня, – Шишину писала Таня» [4].

В этих письмах Шишин живет, кочуя из мира иллюзий и беззаботного детства в тесную квартиру. Таня пишет Саше в романтической манере, даже навязчиво красиво:

«Силы нет терпеть мне ненавистного Бобрыкина, и хоть бы ты, родной, крысиным ядом что ли отравил его» [4].

Романтический посыл романа преломляется в реальности. В первой же главе читатель встречает оппонента Саши «Бобрыкина ненавистного» – мужа Тани, которого нужно убить, потому что она просит. Бобрыкин задирает Шишина, который уже готовит покушение.

Однако автор сразу указывает, что все попытки Шишина расправиться с врагом – сон: «Было страшно Шишину, что сон ему такой приснился» [4].

При знакомстве читателя с личностью Шишина и моделью его существования, встает вопрос о натуральности переписки, которую ведут герои. Во время реальной встречи, Бобрыкин остается безликим образом, антитезой тому, что мы видим во сне Шишина: «На лестничной площадке увидел Шишин ненавистного Бобрыкина <…> тихонько крался Шишин, камеру велосипедную петлей сжимая <…> велосипедной камерой в Бобрыкина швырнув» [4]. В это время ненавистный враг не выполняет никаких действий.

Так уже в начале романа читатель замечает иллюзорность представлений Шишина о счастье, любви, подвиге, и понимает, что бытие героя составляет нагромождение иллюзорных представлений о мире. По словам критика Константина Мильчина, мир романа «очень мрачный, в котором все крутится не вокруг любви и романтики, а вокруг смерти, убийства, болезни, где мать жестока к сыну, где любящие сердца никогда не будут вместе» [7].

Для «Убить Бобрыкина» характерен особый хронотоп. Пространство узкое, душное, оно сосредоточено на иллюзиях в голове Шишина, а время массивное. Оно охватывает весомую часть жизни героя с детства до взрослости. Прошлое, настоящее и вневременное уживаются в романе умело, создавая свое художественное время. В одной строке, синтезируясь, соединяются несколько времен. В одном из них можно все, в другом ничего:

Перемещаясь во всевозможных временных пластах, Другой неудачно убегает от реальности. Сумбур разума Саши Шишина переходит в сумбур времени и пространства, где могут смело сосуществовать: гневная мать, Танюша из детства, Шишин-ребенок и Шишин-взрослый.

Критик Роман Борисов замечает, что «важное достижение Николаенко — безвременность. Настоящее в прошлом. Совершенная свобода обращения со снами-явью, грезами-желаемым, где прошлое и настоящее неотделимы в мире героя, перемежаясь в сложной паутине» [2].

«Сложная паутина» указывает не только на разрушение личности героя, но и на распад мира, как устойчивого измерения.

Диалог в романе можно назвать «разговором глухих», знакомым по театру абсурда. На первый взгляд, в воспоминаниях Шишина, Саша и Таня – счастливые советские дети. Они общаются, обсуждают дальние совместные путешествия в сказочные страны, но при этом автор обманывает читателя, отставляя Таню иллюзией воспаленного сознания героя. Сашины ответы зачастую ограничиваются отрывистой внутренней речью. Он отвечает Тане только в своей голове. В одном из писем девочка вспоминает школьную елку:

«Тогда красивой я такой себе казалась, в это белом из марлевки, в соломенной и красной шляпке…», «Ты и была…ты и сейчас…ты и всегда» [4], – отвечает Шишин сам себе.

С матерью Саша разговаривает односложно, отрывисто, гневно. Отношения Шишиных лишены всякого взаимопонимания, по этой причине возможно вести речь о разрушении архетипа семьи в романе.

Николаенко подчеркивает трагичность тотального непонимания. Отсутствие выстроенного и слаженного диалога между героями усиливает ощущение разлада.

Важными в романе «Убить Бобрыкина» также становятся апокалиптические мотивы. Критики связывали их с изображением конца советской эпохи, тоской по отжившему. Произведение наполнено библейскими аллюзиями, однако они присутствуют в романе, не имея никакой смысловой подоплеки: «Никто не воскресает, – думал Шишин. – И кошка сдохнет, не воскреснет. Хвост облезет вся!» [4].

Даже разговор матери о воскрешении Лазаря прерывают мысли Саши о Танюше: «А за тобой <…> за грешником чумным <…> придет Иисус Христос? – поинтересовалась мать. Он не ответил <…> а только Таня…и Шишин снова думал» [4].

Для Шишина Бог непонятный символ, он мертв и никогда не рождался, религия не существует – все, во что он верит, сосредоточено в иллюзорном образе любимой подруги, который становится для него фундаментом существования. Понятия веры мертвы и для матери Шишина – ее религия такое же помешательство, как иллюзии главного героя.

Сниженность темы божественного усиливает ощущение «последнего времени». Поскольку понятие о высшей справедливости у Шишина размыто, единственным способом побороть мировые проблемы для него становиться убийство.

Убийство ближнего и суицид – те понятия, на языке которых Шишин беседует с враждебной реальностью. В список кандидатов попадает не только «Бобрыкин ненавистный», которого «уже не в первый раз Шишин пытался задушить веревкой» [4], ведь он мешает герою обрести вечное счастье в любви. В этот ряд попадает родная мать Саши:

«Мать, кстати, тоже можно задушить веревкой, все равно не любит», «Мать тоже камерой велосипедной можно задушить» [4].

Мотив убийства ближнего не только конкретизирует ряд образов-врагов главного героя, но и подчеркивает его неудовлетворенность миром «здесь». Она не может выразиться иначе как через желание конца.

Сумбур в ряд кандидатов на убийство вносит милиционер, которого Шишин хочет убить без всяких на то оснований – просто так: «Возьму резинку и убью милиционера» [4].

Примечательно, что к желанию Шишина убить других примыкает потребность в собственной смерти – суициде: «Удавлюсь!», – подумал Шишин, и за веревкой в хозяйственный пошел».

Недостаток внутренней свободы, замкнутость порождают в Шишине злость. Посредством столкновения с миром Шишин на протяжении всего романа неумолимо движется к осознанности, которая станет для него убийственной.

Отвечая на вопрос о кульминации своего романа, Николаенко сказала: «Она [кульминация] наступает тогда, когда кончается детство и открываются глаза» [8]. При этом автор дает возможность своему герою почувствовать настоящее счастье перед пробуждением. В сознании Шишина рождается праздник – День рождения, на который приезжает его отец, прибегает Таня с подарками, молодая мать в белом платье.

Уезжая, отец говорит сыну: «Но ты помни, Саня, что я тобой горжусь. Расти хорошим, честным» [4]. Далее автор мгновенно меняет фон заключительной главы и переносит нас в «реальную» реальность, где взрослый Саша поднимается к взрослой Тане, которая не отвечает на вопросы Шишина: «Она молчала». Перед читателем появляется образ, который существует в действительности. Она говорит Саше: «Просто уходи и все», «И все… – подумал он. – Все» [4].

Николаенко говорила о развязке своего романа так: «Сашу убили. Убили детство. Выключили свет. И он открыл глаза в темноте <…> Один и в темноте. Даже у Ежика в тумане был медвежонок. Даже у Малыша была собака <…> У Саши оставалась последняя спичка, со словами Тани: «Просто уходи. И все» она догорела» [8].

Таня нуждалась в спасении Шишина от «Бобрыкина ненавистного» исключительно в иллюзорном мире. Поэтому торжество маленького человека трагично, убийственно для героя. Оппозиция мира «здесь» и «там» решается в пользу реального, где – сумасшедший Шишин, веревка, которой можно удавиться, строгая мать, холодец из гнилых костей, счастливая в браке Танюша и очень длинный день.

«Там» остается побег двух счастливых детей в Австралию, длинные летние прогулки, добрые разговоры и первая любовь. Однако трагедия всего произведения в том, что мира «там» – нет.

Кольцевая композиция романа вторит всей его атмосфере.

«Удавлюсь», – подумал Шишин и за веревкой в хозяйственный пошел» [8].

Так начинается первая глава романа и заканчивается последняя. Больные фантазии Саши Шишина закручиваются в воронку, образуя систему колец – все в голове, не дальше и не больше. Жизнь Шишина циклична, повторяема, замкнута. Все, что происходило и будет происходить, – все не наяву, а где-то в глубоко раненном сознании.

Таким образом, отношения мира и Другого в романе Николаенко заканчиваются на точке непонимания и строятся по принципу развертывания мотива разрушения. Диалог в мире «там» складывается причудливым и иллюзорным, в мире «здесь» – отсутствует.

Сам мир, по Николаенко, разрушен, а вместе с ним сознание и устойчивые ценности человека. Деконструкция реальности становится свидетельством мирового беспорядка, в котором Бог мертв, а маленький человек им стать не в состоянии. Счастье непробуждения для Николаенко – трагедия существования личности.

Библиография
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Современная литература все больше ориентирована на максимальное погружение в потаенные сферы бессознательного, имманентного, крайнего. Новые жанровые формы становятся продуктивными моделями дешифровки ряда важных признаков бытия. Предметом точечной оценки рецензируемой работы становится анализ «отношений мира и Другого в романе А. Николаенко «Убить Бобрыкина. История одного убийства». Как отмечает исследователь, «в фокус авторского внимания попадает Другой, существующий в сумбурном, наполненном хаосом мире, где размыты границы реального и ирреального, сна и яви. Здесь он представлен не только в качестве не «Я», но и как чужой, иной, маргинальный, душевнобольной. Особенности бытия героя-Другого в художественном пространстве работают на идейную составляющую произведения, которая явно указывает на несостоятельность и иллюзорность реальности, потерю мировой гармонии». Таким образом, выбранный для анализа текст полностью соотносится с фактором реализации «программы контакта «мир – Другой». Отмечу, что смежных тематических работ в массе критических источников практически нет, это и придает сочинению новизну и актуальность. Методологически статья выдержана в рамках аналитического принципа, рецептивная составляющая доминирует, что, безусловно, можно принять как положительный момент. Анализ проблемы, на мой взгляд, удачно подкреплен ссылками на «первоисточник», ибо дешифровка вопроса возможна только в следовании «за автором». Суждения объективны, верны, фактических неточностей не выявлено. Например, «для «Убить Бобрыкина» характерен особый хронотоп. Пространство узкое, душное, оно сосредоточено на иллюзиях в голове Шишина, а время массивное. Оно охватывает весомую часть жизни героя с детства до взрослости. Прошлое, настоящее и вневременное уживаются в романе умело, создавая свое художественное время», или «диалог в романе можно назвать «разговором глухих», знакомым по театру абсурда. На первый взгляд, в воспоминаниях Шишина, Саша и Таня – счастливые советские дети. Они общаются обсуждают дальние совместные путешествия в сказочные страны, но при этом автор обманывает читателя, отставляя Таню иллюзией воспаленного сознания героя. Сашины ответы зачастую ограничиваются отрывистой внутренней речью. Он отвечает Тане только в своей голове», или «важными в романе «Убить Бобрыкина» также становятся апокалиптические мотивы. Критики связывали их с изображением конца советской эпохи, тоской по отжившему. Произведение наполнено библейскими аллюзиями, однако они присутствуют в романе, не имея никакой смысловой подоплеки…» и т.д. Думаю, что вектор объективации «отношений мира и Другого» в статье манифестирован достаточно убедительно. Исходя из сказанного, стоит констатировать, что работа полновесна, оригинальна, ее отличает самостоятельность суждений, причем ряд позиций, которые отмечены автором, можно продолжить дешифровать далее. Актуальность материала не вызывает сомнений, научная новизна сочинения заключается в оригинальности трактовки романа А. Николаенко с позиций воплощения «диалога» (М.М. Бахтин). Работа будет интересна и полезна студентам, аспирантам, изучающим новейший литературный процесс. Рекомендую статью «Отношения мира и Другого в романе А. Николаенко "Убить Бобрыкина. История одного убийства"» к открытой публикации в журнале «Litera».
Ссылка на эту статью

Просто выделите и скопируйте ссылку на эту статью в буфер обмена. Вы можете также попробовать найти похожие статьи


Другие сайты издательства:
Официальный сайт издательства NotaBene / Aurora Group s.r.o.