Статья 'Интерпретация символов женской судьбы в романе Г. Яхиной "Зулейха открывает глаза" ' - журнал 'Litera' - NotaBene.ru
по
Меню журнала
> Архив номеров > Рубрики > О журнале > Авторы > О журнале > Требования к статьям > Редакционный совет > Редакция > Порядок рецензирования статей > Политика издания > Ретракция статей > Этические принципы > Политика открытого доступа > Оплата за публикации в открытом доступе > Online First Pre-Publication > Политика авторских прав и лицензий > Политика цифрового хранения публикации > Политика идентификации статей > Политика проверки на плагиат
Журналы индексируются
Реквизиты журнала

ГЛАВНАЯ > Вернуться к содержанию
Litera
Правильная ссылка на статью:

Интерпретация символов женской судьбы в романе Г. Яхиной "Зулейха открывает глаза"

Яковлева Елена Людвиговна

доктор философских наук, кандидат культурологии

профессор, Казанский инновационный университет им. В.Г. Тимирясова

420111, Россия, Республика Татарстан, г. Казань, ул. Московская, 42

Iakovleva Elena

professor of the Department of Philosophy and Socio-Political Disciplines at Institute of Economics, Management and Law (Kazan)

420111, Russia, respublika Tatarstan, g. Kazan', ul. Moskovskaya, 42

mifoigra@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-8698.2021.12.35077

Дата направления статьи в редакцию:

18-02-2021


Дата публикации:

31-12-2021


Аннотация: Многие аспекты жизни татарских женщин прошлого оказываются сокрытыми от окружающих, что обусловлено традицией. Данный факт приводит к исследованию проблемы в произведениях искусства, относящихся к реалистическому направлению. В статье осуществляется интерпретация судьбы татарской женщины на основе романа Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза». Герменевтический метод анализа помог выявить ключевые символы жизни женщины и посредством них раскрыть ее потаенное. Выделенные символы (сундук, печь, детская колыбель, птица, сын, мед) олицетворяют женское начало и имеют национальные корни. Символ поезда воплотил прогресс и новые основания бытия, благодаря которым потаенность татарской женщины частично стала открытой. Изменения в общественном обустройстве повлияли на судьбу татарской женщины, получившей возможность самореализоваться и обрести счастье. Новизна исследования связана с анализом потаенного в бытии татарской женщины, динамики его развития в условиях смены социокультурных доминант, обусловленных историческим развитием. Выводы, полученные в результате анализа романа Г. Яхиной "Зулейха открывает глаза", могут помочь в реконструкции судеб татарских женщин XIX-XX веков, выявить их мельчайшие нюансы и детали, сокрытые от окружающих, а также восстановить культурно-историческую картину их повседневных практик. Более того, интерпретация судьбы героини произведения посредством символов позволяет применить подобный метод и к анализу других художественных произведений, затрагивающих женскую тему в культуре.


Ключевые слова:

женская судьба, потаенное, символ, сундук, печь, детская колыбель, поезд, птица, сын, мед

Abstract: Many aspects of the life of Tatar women of the past remain obscure for others, which is substantiated by the tradition. This prompts the study of the topic in the genre of literary realism. Analysis is conducted on the fate of Tatar woman in the novel “Zuleikha Opens Her Eyes” by G. Yakhina. The hermeneutical method reveals the key symbols of life of the woman, which reveal what is hidden. Such symbols as coffer, kiln, baby cradle, bird, son, honey embody the feminine principle and have national roots. The symbol of train resembles the progress and new foundations of existence, which partially disclose the hidden aspects of the life of Tatar women. Social changes affected the fate of Tatar women, giving an opportunity for self-realization and attainment of happiness. The novelty of this research lies in the analysis of the hidden in the life of Tatar women, dynamics of its evolution in the context of shift in sociocultural dominants caused by historical development. The acquired conclusions can be valuable in reconstruction of the fate of Tatar women of the XIX – XX centuries, determination of the finest nuances and details unknown to others, as well as restoration of the cultural-historical picture of their everyday practices. The interpretation of fate of the heroine of the novel through symbols allows applying a similar method to the analysis of other literary works dedicates to the female theme in culture.


Keywords:

women's fate, hidden, symbol, chest, oven, cradle, train, bird, son, honey

Интерпретация художественных произведений помогает реконструировать не только картину мира прошлых исторических эпох. Сосредоточенность автора на судьбах главных героев (их событийности и перипетиях, повседневных практиках и метафизических поворотах, моментах радости и горя, обретении счастья и смысла жизни) способствует пониманию особенностей личности конкретного исторического периода. Отметим в этом ряду произведения о судьбах женщин. Интерес к этой теме неслучаен. Довольно часто в обществе количество ролей женщины продиктовано патриархальной культурой, что ограничивает ее жизненные проявления, подавляет заложенный в ней потенциал и позволяет возникнуть пространствам потаенности. Художественный текст, посвященный описанию женской доли, приоткрывает некоторые тайны и проясняет алгоритмы действий героини, позволяя соотносить их с реальнымиженщинами и их судьбами.

В русской литературе проблему женской судьбы затрагивали, начиная с Н.М. Карамзина. В татарской прозе художественное описание женской судьбы обнаруживается в произведениях Г. Исхаки («Жизнь с тремя женами», «Девушка вышивальщица», «Учительница», «Тюбетейщица»), Р. Фахрутдинова («Салима, или целомудрие», «Асьма, или преступление и наказание»), А. Биктимерова («Бедная Галия, или Счастье после страдания»), М. Маликовой («Фидая», «Милосердие», «Золотые цепи», «Очарование») и др. [5, 6, 7, 9]. К числу новинок в области прозы можно отнести роман Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» (2015) [10]. В нем автор поднимает проблему судьбы татарской женщины, попавшей в водоворот переломных событий в истории России (1930-1946 гг.). В основе повествования обнаруживается переплетение реального и художественного. Как подчеркнул автор, хотя произведение нельзя назвать биографическим, но его сюжет заимствован «из жизни бабушки, про раскулачивание и жизнь на спецпоселении» [2].

Предметом исследования стала судьба татарской женщины и выявление ее особенностей, связанных с потаенностью некоторых сторон жизни. Цель работы состоит в раскрытии смыслов судьбоносных символов, демонстрирующих внутренний мир татарской женщины, сокрытый от других. Проблема рассматривается на основе интерпретации художественного образа главной героини романа Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза». Авторский анализ, осуществленный посредством герменевтического метода, позволяет выявить значимые символы в жизни героини ипонять их значение в контексте татарской культуры. Истолкование символов способствует объяснению внутреннего мира татарской женщины, динамики его развития, а также ее поступков, раскрывающих пространства потаенности.

Характерной чертой жизни татарских женщин прошлого оказывается их (внешняя и внутренняя) закрытость от окружающего мира и людей. В ее жизни в доме родителей/мужа много сокрытого/неизвестного/табуированного, оказывающегося запертым в женской субъективности как пространстве глубокой интимности. Закрытость внешнего и внутреннего мира татарской женщины контролируется не только окружающими, но и ей самой. Она сохраняется на протяжении всей жизни, практически никогда не объективируясь или частично открываясь для небольшого круга близких людей в эмоциях/чувствах. Можно утверждать, что татарская женщина бытийствует в двух мирах: среди узкого круга людей, как правило родственников, и в мире спрятанных чувств/мыслей/слов/сил. Проявиться женской потаенности помогают значимые в ее жизни символы. Как считал К.Г. Юнг, "каждый символ выражает... и существенный неведомый элемент души" [8, с. 161].

В художественном тексте символ, играя роль выразительной формы, связан с образом и наделен семантической глубиной. Он мыслится "как репрезентация не предметов и событий, а сознательных посылок и результатов сознания" [4, с. 99]. Символ, обладая "мощной смысловой насыщенностью", помогает раскрыть суть художественного образа [3, с. 17]. Между героем, его символами и их смыслами существует тесная взаимосвязь, помогающая понять бытие потаенного. Писатель Гузель Яхина в своем романе «Зулейха открывает глаза» демонстрирует судьбу героини через символы, благодаря которым читатель получает возможность интерпретировать внутренний мир замкнутой татарской женщины, приоткрывая тайны ее души.

Символом потаенного в судьбе Зулейхи стал сундук. Выйдя замуж в пятнадцать лет за сорокапятилетнего мужчину и терпя его жест(о)кость, Зулейха не знала лучшей женской доли. Хрупкая женщина, маленького роста, безмолвно и смиренно-покорно вела хозяйство, помогая мужу и ухаживая за его матерью. Издевательства свекрови-Упырихи («Зулейха ее так про себя называет» [10, с. 11]), беспощадность мужа, практически рабский труд в хозяйстве – это атмосфера, в которой жила молодая женщина. Свекровь ревновала своего сына к Зулейхе, считая, что она его не любит и не чтит, называя холодной и бездушной притворщицей, которая не живет, поэтому ее не жалко [10, с. 36]. Подчеркнем, Упыриха понимала свое чудовищное отношение к снохе, признаваясь «если бы кто со мной так – я бы убила» [10, с. 36]. Пренебрежительное отношение к молодой женщине сказалось на том, где ее разместили в доме мужа. Место Зулейхи было в запечье, «на большом старом сундуке, обитом жестяными пластинами и блестящими выпуклыми гвоздями» [10, с. 26]. Здесь женщина не только спала, но и скрывалась от непрошенных гостей, вызывающих тревогу и пугающих непонятными словами (хлебная монополия, продразверстка, советская власть, большевики и др.). Сундук оказался символическим вместилищем тайн бытия Зулейхи, местом ее убежища и сокрытости внутреннего/внешнего мира. Отметим, в татарской культуре сундук считался многофункциональным предметом интерьера: на нем сидели, спали маленькие дети, (в/на нем) хранили богатства семьи (ковры, постельные принадлежности, одежду, украшения), в него собирали приданое для невесты. Сундук как символ олицетворял тайны, хранившиеся в нем и открываемые избранным. Он был надежным местом обитания Зулейхи и поверенным ее тайн. Покинув дом мужа, она навсегда расстанется с сундуком, что станет олицетворять частичную потерю потаенного. В ее новой жизни все станет общественным, видным, происходящим на глазах у Других. Вспомним смятение татарской женщины и стыд за то, что в вагоне поезда доктор «во всеуслышание объявил о ее беременности» и «впервые в жизни она не смогла укрыть свою тайну» [10, с. 197]. Сундук навсегда остался в прошлой жизни, не оставив места для сокрытия секретов.

Значимым символом повседневности Зулейхи была печь. На протяжении всего повествования символ представлен в разных модификациях (печь на кухне в доме мужа, в гостевой комнате у свекрови, банная печь, сделанная Муртазой по эскизам, печурка в вагоне, неказистая каменная печь в землянке, печь на кухне в поселении, большая каменная печь в лазарете, комендантская печь). В татарской национальной культуре печь символизировала надежность и защиту, уют и тепло, сытость и единение семьи, благополучие и продолжение рода. В фольклоре татар указывается на главенство устройства в домашнем пространстве: «Дом без печи – как голова без мозгов». Печь была связана с многочисленными домашними работами женщины, следящей за поддержанием огня и контролирующей ее чистоту. Неслучайно в народном творчестве сама женщина олицетворяла печь, о чем говорят татарские загадки: «Белая кобыла, голова достает до потолка» или «Белое платье надела, головой потолок задела».

Трепетное отношение Зулейхи к символу высвечивается в ее мечте о печи, как в комнате у свекрови: «до чего же хороша… гостевая печь! Огромная, как дом, крытая гладкими, будто стеклянными, изразцами (даже с женской стороны!), с двумя глубокими котлами, которыми никогда не пользуются, – один для приготовления пищи, второй для кипячения воды – Зулейхе бы такие! Всю жизнь мучается с одним» [10, с. 51].

Выполняя кухонные работы и готовя еду в доме мужа, Зулейха жила впроголодь, отдавая приготовленное мужу и его матери. «Полжизни скользит туда-сюда, как маятник, целыми днями: от котла – на мужскую половину с полными и горячими пиалами, с мужской половины – обратно с пустыми и холодными» [10, с. 9-10]. О полуголодной жизни женщины автор пишет скупо, не пускаясь в детали. Так, при виде соленого гуся у Зулейхи «желудок тотчас вздрагивает, требовательно рычит», аромат яблочной пастилы или вид Муртазы, жующего конскую колбасу, способствует тому, что «рот мгновенно заливает слюна» [10, с. 13]. Брать первой татарской женщине, умело готовившей все блюда и изыски национальной кухни, ничего не полагалось, только после мужа и свекрови, что достанется. Так, накануне гибели мужа Зулейха, воспользовавшись вызванной разбитым стеклом суматохой в доме, съела огрызок конской колбасы, оставшийся от мужа, подумав «хвала Аллаху, когда еще придется есть казылык» [10, с. 64]. Голод был неотступным спутником женщины. Но в поселении во время обеда она имела полагающуюся ей порцию еды. Во время беременности поселенцы давали ей возможность есть побольше. Работая помощницей на кухне у повара Ачкенази, женщина подкармливала своего сына Юзуфа. В целом, печь олицетворяла для женщины многочисленные работы и смиренность с полуголодным существованием, демонстрируя силу характера Зулейхи.

Печь помогла изменить судьбу сына женщины. Именно в ней «корчились, сливаясь, слипаясь, сплавляясь в черную золу», листы с метрикой сына татарки, рожденного от кулака Валиева Муртазы [10, с. 500]. Спасая Юзуфа, комендант Иван Игнатов дал юноше свою фамилию и отчество.

Особым символом Зулейхи стала детская колыбель. Бережно хранившаяся много лет в хозяйстве Муртазы и предназначенная для новорожденных дочек, колыбель при выезде Зулейхи в ссылку неожиданно «сверзает с кучи и грохается об землю, с треском раскалывается на части» [10, с. 85]. Данная ситуация олицетворяет несостоявшееся материнство и разбитое женское счастье, а также новый судьбоносный поворот, разрыв с прошлым (домом мужа и свекрови). Вырвавшись из рабской повседневности с деспотичной свекровью и грозным мужем, Зулейха попадает в круговорот событий, не менее жест(о)кий и кровавый. Привыкшая быть невидимой Зулейха, начиная с казанского распределителя, становится заметной и постепенно осознает свое Я («за всю жизнь она не произнесла столько раз "я", как за месяц в тюрьме» [10, с. 155]), приспосабливается к новым условиям, переосмысливает жизнь и становится матерью.

Мощным символом трансформаций героини стал поезд: «громадина паровоза», «огненно-красная юбка – клином вперед, режет воздух», «маховики – как взбесившиеся мельничные жернова», «грохот, лязг – страшно» [10, с. 158]. Таковы впечатления татарской женщины, впервые увидевшей состав. Обживая вагон, Зулейха сначала «по ночам… прислушивалась: не скрипнет ли что под мохнатой лапой, не звякнет ли», но «без души был вагон» [10, с. 171]. Как неодушевленный символ прогресса он увозил Зулейху все дальше от родных мест («в прекрасное светлое будущее, которое настанет, без всяких сомнений, очень и очень скоро…» [10, с. 161]), буквально отрывая от корней. Хотя, по мнению свекрови, она была гнилым корнем: «кончается твой род, худокостная, вырождается» [10, с. 30]. Но Упыриха ошибалась. Оторвавшись от своих корней, Зулейха всю жизнь оставалась связанной с родиной и традицией. Из-за длительности маршрута поезд стал местом неторопливых размышлений Зулейхи о прожитом, то есть того, что не успевала в своей прошлой суматошной повседневности осмыслить. Устроившись в поезде под самой крышей у окошка («маленькое, размером с печное, разлинованное ровными металлическими полосками в сером бархате инея» [10, с. 167]), Зулейха получила возможность смотреть на мир и думать, в том числе о том, как «пролетала мимо чужая жизнь» [10, с. 170]. Но и своя оказалась для нее неизвестной: в семье мужа она не принадлежала себе, безропотно исполняя требования домочадцев.

Еще одним символом перемен в жизни женщины стала птица. Первоначально она появилась в виде маленькой рыжегрудой птички, начавшей во время длительной стоянки эшелона «вить гнездо под крышей вагона, недалеко от окошка Зулейхи» [10, с. 179]. Чтобы ее не съели, «Зулейха ударила длинной крепкой доской, вынутой из железных скоб на двери, по потолку вагона» [10, с. 180]. Ситуация стала предвестником ее материнства и связанных с этим треволнений. Дело в том, что птица в мифопоэтической традиции татар, выполняя роль вещего существа, способного предсказывать события, символизирует человека и воплощает его психологическое состояние, в том числе разлуку, тревогу, надежду, счастье [1]. Необычный поступок Зулейхи показал в ней зрелую женщину, способную принимать решения и при необходимости вставать на защиту. Именно в поезде женщина узнала о своей беременности, подарившую ей надежду на материнское счастье.

Впоследствии символ маленькой птички трансформировался в образ волшебной и прекрасной птицы Семруг. Она олицетворяет счастье и мудрость, добытые большим трудом в жизненном пути посредством ссор, испытаний, любви, познания, безразличия, единения, смятения, отрешения. Выучив в детстве сказку о птице, Зулейха пронесла ее через всю жизнь, рассказывая сыну. Пройдя через все жизненные перипетии, татарка осознала, что она – «и есть Семруг», и по отдельности, и вместе с окружающими ее людьми [10, с. 402].

Родив сына, женщина отдала ему всю свою любовь и нежность, определив для себя цель: «поставить его на ноги» [10, с. 308]. Ребенок наполнил Зулейху «силой и какой-то незнакомой смелостью», став смыслом и мощным символом ее жизни, материнства и счастья. Как заметила женщина, ее «душа – пела, сердце – билось одним именем: Юзуф» [10, с. 284, 285]. Сын олицетворял продолжение рода и жизни, победивших смерть. Благодаря материнству, Зулейха «перестала думать обо всем, что не касалось сына»: для нее «важен был только сегодняшний день» [10, с. 284] и постепенное взросление ребенка.

Символ медавпервые появляется во время жизни Зулейхи в поселении. Незаметно женщина осознала значимость для нее коменданта Ивана Игнатова. Несмотря на то, что он был убийцей Муртазы, тем не менее, именно Игнатов помог ощутить ей «огромное счастье, которое никогда не испытывала» с мужем [10, с. 245]. При их соприкосновении взглядами «воздух становился – даже не вода – мед», и Зулейха от взгляда Игнатова «превращалась в мед» [10, с. 338, 339]. Их любовь была настолько сильной, что время «выворачивалось наизнанку, текло не прямо, а вбок и наискось» [10, с. 438]. Благодаря любви Зулейха «почувствует, что заполнившая мир боль не ушла, но дала ей вдохнуть» [10, с. 504]. Отметим, мед в татарской культурной традиции олицетворял любовь, божественную благодать и сладкую жизнь. Без него не обходилось чаепитие, он был обязательным ингредиентом в свадебных яствах (чак-чак) и блюдах, приготовленных в честь рождения ребенка (бал-май делали из масла, взбитого с медом).

В заключении выделим следующие моменты. Жизнь татарских женщин прошлого протекала под знаком потаенного, что затрудняет понимание женской судьбы, заставляя обращаться к произведениям искусства, имеющим реалистический модус. Произведение Г. Яхиной «Зулейха открывает глаза», соответствуя критериям реалистичности и описания судьбы, помогает осуществить интерпретацию бытия татарской женщины посредством символов. В судьбе главной героини романа можно выделить два периода. В первый период жизнь Зулейхи была полностью потаенной и пассивной, протекая по правилам, принятым в доме мужа. Во второй период, после убийства мужа и раскулачивания, женщина частично выходит из зоны потаенности: она начинает проявлять определенную активность и свое Я, демонстрируя умения на людях и скрывая только мысли. Неизбежность поворотов судьбы Зулейха воспринимает покорно, без сопротивления, что характерно для татарской женщины, выросшей в глубинке. При этом Зулейху нельзя считать слабой натурой: она выжила в труднейших ситуациях, выдержав издевательства мужа и свекрови, убийство Муртазы и изгнание из его дома, долгий путь на высылку и затопление баржи, тяжелейшею первую зиму на Ангаре и жизнь в поселении, сопровождавшиеся голодом и лишениями. Оставшись в живых, она выносила и родила ребенка, подняв его. Примирившись с действительностью как с неизбежностью, предначертанной ей, и покорно принимая жизненные обстоятельства, Зулейха проявляла свои возможности. В судьбоносной необходимости женщина, почувствовав определенную свободу, познавала жизнь и себя. Если в доме мужа обнаруживается невозможность возможного, то в поселении появляется возможность возможного, расширяющая горизонты татарской женщины. Плывя по течению жизни во власти обстоятельств, Зулейха в заданных условиях мобилизовала внутренние ресурсы, что изменило ее положение в социальном. В судьбе татарской женщины переплетаются свобода в рамках несвободы, сила в покорном безволии, случайность открытий, осуществляемых в рамках необходимости, значимость поступков, обнаруживаемая в драматичных обстоятельствах. Перечисленное отразилось на жизненном положение татарской женщины.

Несмотря на отсутствие образования, внутренний мир Зулейхи самобытен. Она – сильная натура, опирающаяся на опыт и чувства, что давало ей знание жизни и навыки ориентации в ней. Характер главной героини раскрывается через незначительные детали ее повседневной жизни. Молчать, работать, уважительно относиться к людям, безропотно исполнять требования окружающих, терпеть боль/лишения/невзгоды – таковы принципы жизни татарской женщины, переданные ей матерью и пронесенные через всю жизнь. Перечисленное закодировано в символах женской судьбы Зулейхи, помогающих осознать ее потаенное бытие. Среди них выделим сундук, печь, детскую колыбель, поезд, птицу, сына и мед. Кроме поезда, все символы олицетворяют женское начало, его печали, заботы, тревоги, счастье. Они имеют национальную специфику, иллюстрируя татарские корни женщины. Поезд как символ прогресса стал импульсом для частичного выхода потаенного Зулейхи в непотаенное. Если в жизни с мужем у женщины был неощущаемый ей конфликт между потаенным и объективным ее существованием, то после смерти мужа, попав в открытое пространство советского быта, конфликт снимается. Зулейха реализует свой потенциал, получает возможность выбора, время на понимание себя и ощущение счастья (материнского и женского). Каждый поворот и ситуация в судьбе женщины приводят к осознанию Я/окружающего мира/тяги к бытию. Неслучайно автор называет роман «Зулейха открывает глаза».

Библиография
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Статью открывает достаточно объемный фрагмент, раскрывающий философскую подоплеку понимания судьбы на предельно протяженном пространстве — мировой истории.
Вряд ли подобное углубление неуместно — напротив, решение проблемы интерпретации той или иной художественной линии следует раскрывать на подобном — обширном — фоне.
Несколько смущает отвлеченная абстрактность осуществляемого обзора.
Его характерный образчик:
«В судьбе переплетается временной пласт с субъективным (можно догадаться о подразумеваемом, но оно далеко не прозрачно), где (? имеется в виду место переплетения?) индивид обнаруживает (?) случайность/необходимость (каким именно образом?), свободу/несвободу, силу/безволие, раскрывающие (то есть имеются в виду упомянутые оппозиции — или эти «свобода» и пр.?) перед ним значимость/драматичность свершаемого и влияющие на положение дел в настоящем/будущем (?). При этом трансформации (о чем речь?) могут проистекать от Бога/случая/чьей-либо воли, находящихся вне человека, или добровольно избираться индивидом. В результате личность оказывается свободной/зависимой от обстоятельств, постигая Я/ситуацию/окружающий мир/тягу к бытию. »
Тут вот какое дело: либо автор (не будучи философом) предваряет свой текст философской по сути экспозицией — что, как упоминалось, вовсе не лишнее — но, noblesse oblige, при том полагаясь на труды философов. Либо он отказывается от подобного маневра в пользу своего профессионального амплуа.
В данном случае имеет место нечто третье — своеобразное выстраивание неких альтернатив на почве умозрительного перебора — ни к истории (понятия судьбы), ни к логике отношения не имеющее; вряд ли подобный опыт можно посчитать удачным.
От подобной «философии» автор перекидывает мост к актуальной теме.
Делается это при помощи следующего оборота:
«Проблема судьбы оказывается настолько значимой и актуальной для личности (?), что переносится в сферу искусства. »
И этот оборот совсем не убеждает — являя очередной пример довода «из головы», ни на чем ином не основанного и потребности в опоре на реальность не испытывающего.
Но подобный повод для «перенесения в сферу искусства», мягко говоря, формалистичен.
Далее, впрочем, автор вступает на более устойчивую почву.
Очевидно, со слов «Необходимо отметить, что проблема женской судьбы не была исключением. В русской литературе ее затрагивали, начиная с Н.М. Карамзина. В татарской прозе художественное описание женской судьбы обнаруживается в произведениях Г. Исхаки...» следует раздел, обычно именуемый «Изученность проблемы», и таковой написан достаточно добросовестно.
Следующий абзац:
«Объектом анализа представленной статьи стала потаенность, лежащая в основе женской судьбы татарской женщины (вообще говоря, это все же не объект, но предмет исследования; однако вот так, «в лоб», делать предметом неуловимое (потаенность), не слишком корректно). Специфика проблемы (? однако неплохо прежде саму проблему как-то сформулировать) позволяет рассматривать ее на основе художественного образа главной героини романа Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза» (утверждение и не совсем понятное, и ничем ровно не подтвержденное; что же это за «специфика» такая?), ввиду присутствия в нем черт реалистичности (предельно странный аргумент; и как сочетаются в пределах подобной аргументации «потаенность» и «реалистичность»?). Потаенность раскрывается посредством символов, окружающих татарскую женщину (?) и характеризующих ее мир. Герменевтический метод (это все относительно «методологии исследования»?) помогает понять некоторые аспекты жизни татарской женщины, несмотря на их сокрытость. »
Весьма и весьма сумбурно.
Однако и в отношении формальных требований следует заметить, что они соблюдены далеко не в полной мере.
Сказанного явно недостаточно ни для понимания предмета исследования, ни для определения сути авторского подхода к решению (так и не сформулированной) проблемы.
Стиль, структура, содержание
О чем, собственно, свидетельствует следующие фрагменты.
Покончив таким образом с введением, автор приступает к основному разделу, раскрывая черты быта «татарской женщины прошлого».
Подход и возможный, и при определенном сочетании цели и метода целиком оправданный -но о нем следует предупреждать, раскрывая методику изучения.
В противном случае это внезапное проваливание в предысторию выглядит непонятно.
«Характерной чертой жизни татарских женщин прошлого оказывается их (внешняя и внутренняя) закрытость от окружающего мира и людей. Жизнь татарской женщины и ее внутренний «мир содержится в "непроявленном" состоянии» [4, с. 81], в бытии-в-себе, в потаенном как небытии бытийного, что осложняет его (к чему отнесено это «его», понять не менее сложно) понимание. В ее жизни в доме родителей/мужа много сокрытого/неизвестного/табуированного, оказывающегося запертым в женской субъективности как пространстве глубокой интимности [8]. »
Все смешалось в этом «доме бытия»: Хайдеггер, язык, «судьба освобожденной татарской женщины».
Еще один образчик этого около-философского нарратива:
«Ее «потаенность сокрыта в-себе, осуществляясь для-себя и иногда делая допущение (?) открыться для-Других, но вуалировано, посредством метафор, иносказаний и символов» [8]. Согласно М. Хайдеггеру, переход потаенного в (вуалированное) состояние объективности осуществляется по следующей схеме (?): из в-себе-потаенности как субъективного модуса небытия бытийного в из-себя-потаенность, оказывающейся (оказывающуюся?) бытием небытийного, посредствомсимволов [8]. »
Весьма характерно, что приведенные философские максимы, включая слова Хайдеггера, обращены к единственному источнику (и это отнюдь не Хайдеггер):
«Яковлева Е.Л. Потаенность как небытие бытийного/бытие небытийного // Психология и психотехника. 2015. № 5 (80). С. 478-485. »
Ничего не имея против упоминаемой госпожи, заметим, что все же слова Хайдеггера следует приводить в изложении его самого, а не в пересказе; в целом же подобные прямые и ничем не подготовленные переплетения онтологии и исторического материала, лишенные ссылок на исторические примеры, некорректны.
Далее следует не менее рафинированный философский росчерк:
«В своей явленности/присутствии/открытости символы одновременно оказываются незаметными, но значимыми (отчего же они «оказываются незаметными»?). Они связывают потаенное с событийным и его смысловым содержанием (хотелось бы, чтобы подобные утверждения а) имели хотя бы подобие обоснования, б) опирались бы пусть на единственный пример, в) как-то были бы соотнесены с обсуждаемой темой). Символы оказываются своеобразным поставом (?), являющимся результатом «извлечения, переработки, накопления, распределения, преобразования» [6] (очередное использование Хайдеггера «в темную») сокрытого в открытое, способствуя при интерпретации пониманию потаенного и судьбы, Я и людей, происходящих событий и окружающего мира (так это текст о философии символа?). Именно символ в роли постава функционирует как «собирающее начало того устанавливания, которое ставит человека на раскрытие действительности способом поставления его в качестве состоящего-в-наличии» [6]. »
В очередной раз не ясно, что перед нами — мысль Хайдеггера, или ловкий коллаж, в который слова Хайдеггера «подмонтированы» в целях придания тексту солидности и убедительности.
Очевидно, второе.
Выводы, интерес читательской аудитории
Мы не можем далее столь же подробно рассматривать представленный текст — он, в общем, постепенно сворачивает с тропы метафизики и с грацией перегруженного танкера обращается к заявленной теме.
Однако рецензенту сложно вообразить читателя, обладающего достаточным мужеством для преодоления выстроенного перед переходом к обсуждению по существу философского барьера.

Заключение: работа в общем свидетельствует о достаточно глубоком знакомстве автора с избранной темой и общим же владением им обсуждаемым предметом.
Но представленный текст к публикации решительно не пригоден.
Не повторяя сказанное выше, акцентируем наиболее существенное: текст перегружен так называемой «философией», исполненной на недостаточно высоком профессиональном уровне и, что не менее существенно, слабо связанной с заявленной темой.
Публикация возможно в случае кардинальной переработки и (удачной) доводки текста.

Результаты процедуры повторного рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

В журнал «Litera» автор представил свою статью «Интерпретация символов женской судьбы в романе Г. Яхиной "Зулейха открывает глаза"», в которой поднимается вопрос о передаче современным автором при помощи художественных средств особенностей жизни женщин в условиях патриархальной культуры. Актуальность данного исследования обусловлена тем, что интерпретация художественных произведений помогает реконструировать не только картину мира прошлых исторических эпох, но и способствует пониманию особенностей личности конкретного исторического периода.
Целью проводимого автором исследования является раскрытие смыслов судьбоносных символов, демонстрирующих внутренний мир татарской женщины, сокрытый от других. Предметом исследования стала судьба татарской женщины и выявление ее особенностей, связанных с потаенностью некоторых сторон жизни.
Для достижения цели автор ставит задачу исследования – проанализировать употребляемые в романе «Зулейха открывает глаза» символы с точки зрения их описательной и художественной ценности.
Методологической базой исследования послужили герменевтический и семиотический анализ художественного текста изучаемого автором произведения.
Большое внимание автором уделяется вопросу трактования символов, характеризующих этапы жизни татарской женщины. Автором проанализированы символы «сундук», «печь», «колыбель», «поезд», «птица», «мед» с позиции того, как они помогают читателю понять закрытый мир женщины в традиционном патриархальном обществе.
Автором дана подробная историческая характеристика татарской культуры середины ХХ века, а в особенности роли и положения женщины в этом обществе.
Итак, представляется, что автор в своем материале затронул важные для современного социогуманитарного знания вопросы, избрав для анализа актуальную тему, рассмотрение которой в научно-исследовательском дискурсе помогает некоторым образом изменить сложившиеся подходы или направления анализа проблемы, затрагиваемой в представленной статье.
Представленный в работе материал имеет четкую, логически выстроенную структуру. Без сомнения, автор выполнил поставленную цель, получил определенные научные результаты, позволившие обобщить материал. Этому способствовал адекватный выбор соответствующей методологической базы.
К сожалению, вывод, к которому приходит автор, связан не с тематикой и целью исследования, обозначенной в названии статьи (т.е. символика), а с содержанием изучаемого романа, что делает статью не соответствующей определению научного исследования. Также в статье не наблюдается анализа научных работ, посвященных использованию символики в художественных текстах. Автором было использовано 10 источников, и в списке также недостаточно работ, посвященных семиотическому анализу художественного текста.
Следует констатировать: статья может представлять интерес для читателей и заслуживает того, чтобы претендовать на опубликование в авторитетном научном издании после устранения указанных недостатков, а именно вывод исследования должен соответствовать заявленной цели; необходимо в тексте статьи отразить анализ научных трудов по семиотике художественного текста и расширить библиографический список, добавить в него проанализированные научные работы. Замечания главного редактора от 27.02.2020 : "Статья доработана с учетом замечаний рецензента"
Ссылка на эту статью

Просто выделите и скопируйте ссылку на эту статью в буфер обмена. Вы можете также попробовать найти похожие статьи


Другие сайты издательства:
Официальный сайт издательства NotaBene / Aurora Group s.r.o.