Аннотация: В статье прослежена судьба проекта, сформулированного Эдмундом Гуссерлем в заглавии статьи «Философия как строгая наука». Как видно из переписки с Густавом Шпетом, научность при этом понимается как синоним разумности вообще. Вслед за Гуссерлем, Мартин Хайдеггер в 1927 году также говорит о тождестве философии и науки в её исходном греческом звучании. Казалось бы, в таком понимании научности это суждение звучит как плеоназм. Однако на деле это отождествление требует не только расширения понятия науки, но и сужения границ разума до пределов науки. И тогда встаёт вопрос: не противоречит ли предпосылка научности, как бы широко ни понималась последняя, лежащему в основе феноменологии принципу беспредпосылочности? В таком случае феноменология, дабы остаться верной «самим вещам», должна преодолеть горизонт укоренённого в классическом рационализме проекта построения философии как строгой науки. Хайдеггер совершает этот шаг уже в 1929 году, утверждая, что превращение в абсолютную науку вообще не является возможностью философии. Гуссерль же, если судить по опубликованным им при жизни работам, до конца остаётся верен своему замыслу. Однако некоторые фрагменты из числа опубликованных посмертно дают повод сделать осторожное предположение, что и он в конце жизни приходит к осознанию несбыточности собственных чаяний. При этом крушение проекта философии как строгой науки ни в малейшей степени не означает крушения феноменологии как таковой, но, напротив, является решающим шагом, позволяющим последней обрести верность своим фундаментальным принципам.