Право и политика
Правильная ссылка на статью:

Конституционные версии артикуляции свободы слова в конституциях государств Южной Америки

Гелуненко Валерия Вадимовна

ассистент, кафедра конституционного и международного права, ФГАОУ ВО «Белгородский государственный национальный исследовательский университет»

308015, Россия, Белгородская область, г. Белгород, ул. Победы, 85

Gelunenko Valeriya Vadimovna

Assistant, the department of Constitutional and International Law, Belgorod National Research University

308015, Russia, Belgorodskaya oblast', g. Belgorod, ul. Pobedy, 85

gelunenko@bsu.edu.ru
Безуглая Анна Артуровна

кандидат юридических наук

доцент, кафедра конституционного и международного права, ФГАОУ ВО «Белгородский государственный национальный исследовательский университет»

308015, Россия, 308031, Обл. Белгородская, область, г. Белгород, ул. Победы, 85

Bezuglya Anna Arturovna

PhD in Law

Docent, the department of Constitutional and International Law, Belgorod National Research University

308015, Russia, 308031, Obl. Belgorodskaya, oblast', g. Belgorod, ul. Pobedy, 85

minasyan@bsu.edu.ru

DOI:

10.7256/2454-0706.2021.10.36805

Дата направления статьи в редакцию:

02-11-2021


Дата публикации:

09-11-2021


Аннотация: В настоящей статье авторами предлагается анализ конституций Южной Америки, на предмет исследования конституционных форматов закрепления «свободы слова». Целью научного исследования выступает систематизация вариантов конституционной артикуляции свободы слова, выявление конституционных подходов формализации свободы слова, а также определение водораздела между ними. Методологическая основа исследования сформирована с применением различных общенаучных приемов и способов научного познания. В числе таких используются формально-юридический, лингво-юридический, сравнительно-правовой метод, которые были использованы для исследования конституционных текстов государств Южной Америки, на предмет отражения в них, регламентации и артикуляции смысловых вариантов свободы слова. Научная новизна работы обусловлена тем, что в конституционно-правовой науке отсутствуют комплексные исследования, касающиеся артикуляции свободы слова в конституциях Южной Америки. В ходе исследования авторами сформулирован ряд выводов. Так рассматриваемые конституционные тексты закрепляют положения, которые есть основания интерпретировать в связи со свободой слова. Выделены три часто встречающиеся конституционные версии: первая представлена свободой выражения идеи, вторая – свободой мысли и мнения, третья – свободой мнения. Выявлено, что свобода выражения идей, мыслей, мнений в конституционных текстах паритетно артикулируется как через право, так и через свободу. Авторами также был сформирован вывод о водоразделе между «мыслью», «мнением» и «идеей».


Ключевые слова:

права и свободы, свобода слова, мысль, мнение, идея, печать, право на информацию, цензура, ограничения, ответственность

Статья подготовлена при финансовой поддержке Гранта Президента РФ, номер проекта – МК-1377.2020.6, тема проекта «Интегральная роль взаимодействия палат парламента в обеспечении конституционного права на свободу слова», соглашение № 075-15-2020-411 от 16.03.2020

Abstract:   This article analyzes the constitutions of South American countries for determining the constitutional formats of guaranteeing the freedom of expression. The goal of this research lies in systematization of the variants of constitutional articulation of the freedom of speech, determination of the constitutional approaches towards formalization of the freedom of speech and the “watershed” between them. Research methodology leans on the general scientific techniques and methods of scientific cognition: formal-legal, linguistic-legal and comparative-legal methods for examining the constitutional texts of South American countries, regulation and articulation of the conceptual versions of the freedom of expression reflected therein. The scientific novelty is defined by the absence within the constitutional-legal science of comprehensive research on articulation of the freedom of speech in the constitutions of the countries of South America. The main conclusions are as follows: the examined constitutional texts contain provisions that have grounds to be interpreted in relation to the freedom of speech; most common constitutional versions imply the freedom of expression of idea, the freedom of thought and opinion, and the freedom of opinion. It is determined that the freedom of expression of ideas, thoughts, and opinions in the constitutional texts is articulated equally through both, right and freedom. The authors also indicate the “watershed” between thought, opinion, and idea.  


Keywords:

rights and freedoms, freedom of speech, thought, opinion, idea, print, right to information, censorship, limitations, responsibility

Оценка значимости свободы слова сопряжена с двумя принципиальными аспектами: с личностью и государством. Первый аспект дает представление о свободе слова как элементе конституционных прав и свобод человека, второй – как признаке демократического государства. Такой государственно-личностный симбиоз в характеристике свободы слова определил выбор направления исследования конституционных подходов к ее лексической артикуляции. Ранее были исследованы варианты формализации данной свободы на примере «одноконтинентальных» конституций европейских государств [1;2;3;4] и стран СНГ [5]. В данной статье предлагается рассмотрение свободы слова в контексте конституционных форматов стран другого континента, а именно Южной Америки.

Анализ конституций двенадцати – Аргентина, Боливия, Бразилия, Венесуэла, Гайана, Колумбия, Парагвай, Перу, Суринам, Уругвай, Чили, Эквадор – стран Южной Америки показал, что все конституционные тексты закрепляют положения, которые есть основания интерпретировать в связи со свободой слова. Отметим, что в отличие от конституций государств Европы и СНГ, прямой формализации свободы слова в конституциях южноамериканских государств нет. Однако, опираясь на положения конституционно-правовой науки и словарные источники, есть основания для вывода, что каждая из стран рассматриваемого региона применяет собственные конституционные формулировки, касающиеся свободы слова.

В ходе исследования нами были выделены три часто встречающиеся конституционные версии: первая представлена свободой выражения идеи (Аргентина, Бразилия, Венесуэла), вторая – свободой мысли и мнения (Боливия, Колумбия, Суринам, Перу), третья – свободой мнения (Гайана, Парагвай, Уругвай, Чили, Эквадор).

Такая группировка стран обусловлена сложившимися подходами к артикуляции указанных выше и связанных со свободой слов. Так, под «мыслью» чаще всего понимается «анализ явлений, предполагающий вывод» [6], под «мнением» – «какое-либо суждение, которое выражено вербально или не вербально» [7], под «идеей» – форма постижения мысли, включающая в себя создание «цели и проекции дальнейшего познания и практического преобразования» [8].

Таким образом, свобода мысли представляет собой мыслительный процесс человека (духовный, интеллектуальный[9]), который не предполагает исключительно вербального выражения, равно как и принуждения к этому. Также важно отметить, что свобода мысли является, пожалуй, единственной свободой, которая выведена за рамки правового регулирования. Но стоит «субъекту мысли» ее артикулировать любым способом, включаются механизмы правового регулирования.

Свобода мнения также выступает продуктом мыслительной деятельности и выражается устно, письменно или иными средствами.

Идея, тоже являясь следствием мыслительного процесса, может быть воплощена посредством, например, слова, «визуальных образов, музыки, поведения, современных коммуникативных технологий, живописи, кино, радио и телевизионных передач, листовок, газет» [10]. Соответственно, идея предполагает материальное воплощение, которое «будет тем прогрессивным началом, которое объединит миллионы людей» [9], в решении значимых проблем. В целом можно сказать, что мысль, мнение и идея находятся в очевидной взаимосвязи: они не могут существовать друг без друга. Специфика их состоит в различии форм реализации.

Опираясь на выводы, представленные в предыдущих исследованиях [1;2;3;4], отметим, что свобода слова в конституциях формализуется в таких вариантах как свобода: мысли, слова, мнения, убеждения. Формулировка «свобода выражения идей» встречается значительно реже. Именно этим обусловлено первоочередное рассмотрение конституций первой группы стран, избравших такое лексическое описание исследуемой нами свободы слова.

Так, в Конституции Аргентины (ст. 14) представлено право всех жителей данной республики распространять свои идеи. Аналогичная формулировка использована в конституциях: Бразилии – право на свободное выражение «мысли, идеи, творчества, изображений и информации» (ч. 4 ст. 5, ст. 220); и Венесуэлы – «каждый имеет право на свободное выражение своих мнений, идей (ст. 57). В Конституции Гайаны свобода выражения мнения конкретизирована через свободу получения и передачи «идей» (ст. 146 п. 1), поэтому мы сочли логичным упомянуть такой подход и в первой группе, при том, что изначально данная страна отнесена нами к третьей. Таким образом, в рассмотренных конституционных формулировках, координируемых нами со свободой слова, последняя связана со свободой мнения и идеи, что, с одной стороны, подчеркивает их смысловую общность, другой – реализационное различие. Считаем, что такое конституционное сопряжение дополнительно демонстрирует разностороннее видовое содержания свободы слова.

Вместе с тем, следует отметить, что в отличие от других основных законов первой группы, в конституциях Аргентины и Венесуэлы исследуемая «свобода» артикулирована через «право». Адресатом свободы распространения идей, мыслей, мнений назван «каждый», вне зависимости от наличия или отсутствия гражданства.

В каждой из конституции этой группы стран установлен запрет на любые виды цензуры: «предварительная цензура» (Аргентина, ст. 14); «любая цензура политического, идеологического, художественного характера» (Бразилия, § 1 ст. 220); «запрет цензуры, в том числе в отношении отчетов государственных служащих по вопросам их компетенции» (Венесуэла, ст. 57).

В дополнение к этому установлен запрет на любые формы ограничения выражения идеи (ст. 220 Конституция Бразилии) и свободы печати (ст. 32 Конституцией Аргентины), через которые, как мы полагаем, может быть реализована свобода слова путем выражения любых идей, в том числе в форме национальных законов.

Противоположный подход наличествует в ст. 57 Конституции Венесуэлы, где отражена ответственность «лица за все высказываемое им» в связи с пропагандой войны, замечаниями дискриминационного и религиозного характера.

Отметим, что в ч. 4 ст. 5 Конституции Бразилии закреплено справедливое, на наш взгляд, «право на ответ». Это не совсем типично для конституционных текстов, поскольку обычно такая норма содержится в отраслевом законодательстве.

Рассматривая вторую группу стран Южной Америки, отметим, что во всех их конституциях свобода слова закреплена в сопряжении со свободой мысли и мнения. В Конституции Боливии государство гарантирует боливийцам право свободно выражать и распространять мысли и мнения (п. 5 ст. 21, ч. 2 ст. 106). В Конституции Республики Суринам формализовано право каждого «предавать гласности свои мысли и выражать свое мнение» (ст. 19). В Конституции Перу установлено право каждого на «свободу мнения, выражения и распространения мысли» (ст. 2). Конституция Колумбии гарантирует каждому человеку «свободу выражения своих мыслей и мнений» (ст. 20).

Отталкиваясь от выявленных вариантов формализации свободы выражения мысли и мнений, нами установлен ряд закономерностей. Во-первых, за исключением Конституции Боливии, во всех конституциях свобода мысли и мнения гарантируется каждому, независимо от наличия/отсутствия у человека устойчивой правовой связи с государством. Во-вторых, в конституциях Боливии, Суринама и Перу расстраиваемая свобода выражена через право, и только Конституция Республики Колумбии гарантирует собственно свободу мысли и мнения. Применительно к исследуемой категории свобод последний вариант, на наш взгляд, более предпочтителен.

В этой связи, интересно отметить, что в Конституции Боливии, формализовавшей право своих граждан «на свободу выражения мысли и мнения», содержатся положения о гарантировании «работникам печати» именно «свободы выражения мнений» наряду с правом на общение и информацию (ч. 3 ст. 106), что расцениваем в качестве значимого нюанса в обеспечении профессиональной свободы слова.

Полагаем значимым отметить тонкость грани различия между правами и свободами, что подчеркивалось нами в прежних работах [11;12;13]. Она заключается в том, что права – это строго регламентированная мера поведения лица в общественных отношениях, а юридическая свобода – мера возможного поведения лица, которая не очерчена, строгой правовой регламентацией и в которую государство не вправе вмешиваться [ссылка на себя]. С учетом этого следует вывод, что боливийцы в своем праве свободно выражать мысли и мнения менее свободны, чем работники печати, поскольку свобода выражения мысли и мнения боливийцев подлежит строгой правовой регламентации, а гарантии свободы выражения мнений работников печати нет. С одной стороны, это является логичным, так как граждане не должны посягать на свободы других лиц. Но, с другой стороны, работникам печати не может быть предоставлена полная свобода, т.к. их деятельность дополнительно регламентирована законами. Думается, что такое конституционное закрепление выступает в качестве дополнительной гарантии работникам печати и связанно с их профессиональной деятельностью.

Также конституции второй группы стран определили способы, а в единичном случае и субъектов выражения мнения. Так, выражение мысли и мнения возможно: любыми способами, в том числе устно, письменно, визуально (Аргентина ст. 21); устно, письменно, через образы или социальное общение (Перу ст. 2); через печатную прессу или иные средства связи (Суринам ст. 19). Только Конституция Колумбии не уточнила способы выражения мысли и мнения. Думается, такой подход обусловлен тем, что названные свободы конституционно закреплены посредством именно свободы, а не права. Что касается субъекта-носителя свободы мысли и мнения, то Конституцией Боливии конкретизирована их индивидуальная и коллективная разновидности.

Полагаем интересным подход, изложенный в Конституции Перу, где установлен запрет на монополию свободы слова со стороны прессы, радио, телевидения, иных средств выражения мнения (ст. 61).

В продолжение отметим, что во всех рассматриваемых текстах данной группы, кроме конституции Суринама, закреплен запрет цензуры. Наряду с этим в конституциях установлена ответственность за распространение мыслей и мнений. Так, в Конституции Колумбии (ст. 20) говорится о социальной ответственности только средств массовой информации. В Конституции Перу (ст. 2) прописана уголовная ответственность за преступления, которые совершены с помощью книг, прессы, социальных сетей.

Обращает на себя внимание норма ст. 19 Конституции Суринама, устанавливающая «всеобщую законодательную ответственность».

В Конституции Боливии об ответственности относительно свободы выражения мнения ничего не сказано.

Исходя из изложенного, отметим, что в некоторых конституционных вариантах ответственность распространяется на всех (Перу, Суринам), а в некоторых (Колумбия) ответственности подлежат средства массовой информации. При этом существует конституционный подход, не упоминающий об ответственности, связанной со свободой мысли и мнения (Боливия).

Значимо отметить, что в конституциях Боливии (ст. 21) и Колумбии (ст. 20) также предусмотрено право на исправление и ответ. Считаем такое конституционное закрепление справедливым и обусловленным ответственностью, адресованной средствам массовой информации.

Третьей группой стран южноамериканского региона, конституции которых обозначили свободу выражения мнений, использованы следующие уточняющие формулировки: «свобода беспрепятственно придерживаться своих мнений» (Гайана, ч. 1 ст. 146); «свободное выражение мнения гарантируется (Парагвай, ст. 26); «выражение мнения» (Уругвай, ст. 29); «свободное выражение мнения» (Чили, ч. 12 ст. 19); «право на свободу выражения мнения» (Эквадор, ст. 45).

Акцентируем, что в Конституции Эквадора при отсутствии общей нормы, закрепляющей свободу выражения мнения, такое право на свободу сопряжено как с отдельными категориями граждан (ст. 39, 45), так и с иными правами и свободами – совести, профессиональной тайной и право на информацию (ст. 20). Рассматривая последнее сопряжение, отметим, что государство гарантирует конфиденциальность тем, кто высказывает свое мнение через средства массовой информации.

Выражение мнения в Эквадоре, как следует из Конституции, может проявляться в выборе своей культурной идентичности (ст. 21), который при этом не должен нарушать прав других. Что касается гарантирования свободы слова отдельным категориям граждан, то такими категориями являются – молодые люди и дети. Так, в Конституции данной страны сказано, что государство «признает молодых людей стратегическими участниками развития страны и гарантирует им право на свободу выражения мнения» (ст. 39). Детям и подросткам (ст. 45) также гарантирована свобода выражения мнений. Думается, что такое конституционное решение нацелено на преемственное развитие государства, потому как именно дети, подростки и молодые люди являются перспективой страны. Здесь же отметим, что только в Конституции Эквадора выражение мнения закреплено посредством права, во всех остальных конституциях выражение мнения закрепляется посредством свободы. Возможно, такой конституционный подход Эквадора обусловлен спецификой субъекта данной свободы.

Несмотря на то, что в Конституции Эквадора свобода выражения мнения закреплена посредством права, в ее тексте ничего не говорится ни о цензуре, ни о ее запрете. При этом в конституциях Парагвая (ст. 26), Уругвая (ст. 29), Чили (ч. 12 ст. 19) запрещается «предварительная цензура», а в Конституции Гайаны запрет цензуры закреплен косвенно: «ни одно лицо не может быть ущемлено в пользовании своей свободой выражения мнения» (ч. 1 ст. 146).

В целом же в Конституции Гайаны (ст. 146) свобода выражения мнения определенно имеет конституционную защиту, что следует из наименования статьи «Защита свободы выражения мнений». Такая конституционная защита проявляется двояко: с одной стороны, ни одно лицо не может быть ущемлено в пользовании своей свободой, с другой – закон может противоречить конституции в части установления ограничений для защиты прав и свобод, общественного порядка, общественной морали или общественного здоровья. Такие ограничения, согласно конституционной нормы, могут распространяться как на всех лиц, так и на государственных должностных лиц с целью предотвращения расового или этнического раскола народа.

Конституция Республики Парагвай (ст. 26) также предусматривает ограничения свободы выражения мнений, но исключительно конституционные: то есть никакой закон, кроме конституции, не может ограничить свободу выражения мнения.

Конституция Уругвая (ст. 29) в своем тексте предусматривает законодательную ответственность автора слова за злоупотребление свободой выражения мнения. Думается, что обозначенные ограничения направлены на защиту прав и свобод других лиц, поскольку всякая свобода имеет свой рубеж.

В Конституции Республики Чили, напротив, гарантированная всем свобода выражения мнений не предполагает никакой ответственности. При этом, в ее ст. 19 установлено, что любое оскорбленное лицо имеет право на заявление или исправление порочащих его сведений. Подобная норма закреплена и в Конституции Парагвая (ст. 28).

Также не хотелось бы оставить без внимания, что в Конституции Парагвая наряду с гарантированием свободного выражение мыслей и мнений (ст. 26), гарантирован и «информационный плюрализм» (ст. 29). При этом интересно отметить, что публичность последнего предполагает регулирование законом «для защиты прав ребенка, молодежи, неграмотных, потребителей и женщин». Думается, что возрастная, гендерная и социальная конкретизация характеризует здесь дополнительную государственную защиту.

Резюмируя конституционные подходы стран выделенной нами третьей группы южноамериканского региона, отметим, что все предусматривают гарантии свободы выражения мнения для находящихся под юрисдикцией данного государства, а также преимущественно устанавливают конституционные ограничения в отношении реализации данной свободы.

В заключение данного исследования, отметим, что во всех конституциях стран Южной Америки наличествуют положения, сопряженные со свободой слова по смыслу, но не по прямой формализации.

При отсутствии классической версии формализации «свободы слова», смысловые конституционные варианты сведены к трем часто встречающимся формулировкам: свобода выражения идеи; свобода мысли и мнения; свобода мнения. В Конституции Перу свобода слова упомянута контекстно в связи с запретом ее монополизации.

Выявлено, что свобода выражения идей, мыслей, мнений в конституционных текстах паритетно артикулируется как через право (Аргентина, Боливия, Венесуэла, Перу, Суринам, Эквадор), так и через собственно свободу (Бразилия, Гайана, Колумбия, Парагвай, Уругвай, Чили).

Характерным практически для всех конституций исследуемой фокусной группы стран является касающееся свободы выражения идей, мыслей и мнений установление: запрета цензуры; конституционных или законодательных ограничений; ответственности за злоупотребление ею; права на ответ.

Библиография
1. Valeriya V. Gelunenko, Marina V. Markhgeym, Azamat M. Shadzhe, Lyudmila A. Tkhabisimova, Elnur E. Veliev Freedom of speech in constitutional binds of eastern European countries // Amazonia Investiga. 2019. 8. № 19. Р. 403-407.
2. Anna A. Bezuglya, Valeriya V. Gelunenko, Andrey B. Novikov, Svetlana V. Radaeva y Mikhail A. Tulnev European Experience in Constitutional and Legal Guarantees of Freedom of the Media // Cuestiones Políticas 2020. Vol. 37, № 65. Р. 127-135.
3. Valeriya V. Gelunenko, Vladimir K. Dmitriev, Marina A. Ponomareva, Maria M. Soboleva, Evgeniya V. Zadorozhnaya Constitutional Freedom Of Speech: Experience Nos Countries Of Western Europe // Revista San Gregorio. 2021. №. 44. Р. 86-91.
4. Belyaeva, G.S., Gelunenko, V.V., Tonkov, E.E., Nikonova, L.I., & Gavrishov, D.V. La libertad de palabra constitucional en el contexto de la seguridad nacional // Revista De Ciencias Sociales Y Humanidades. 4(14). 220-224. Recuperado a partir de URL:http://revista.religacion.com/index.php/about/article/view/195
5. Гелуненко В.В. Конституционная формализация свободы слова в Конституциях государств Восточной Европы // Ученые записки Крымского федерального университета имени В.И. Вернадского. Юридические науки. № 4. 2018. С. 333-337.
6. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. М.: Русский язык. 2000. URL: https://gufo.me/dict/vasmer/%D0%BC%D1%8B%D1%81%D0%BB%D0%B8%D1%82%D1%8C (дата обращения 15.10.2021)
7. Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова. М.: Гос. ин-т «Сов. энцикл.»; ОГИЗ; Гос. изд-во иностр. и нац. слов. 1935-1940. (4 т.) URL: https://gufo.me/dict/ushakov/мнение (дата обращения 15.10.2021)
8. Большая советская энциклопедия [Текст] / гл. ред. О.Ю. Шмидт. Москва : Советская энциклопедия. 1926-1947. URL: https://gufo.me/dict/bse/%D0%98%D0%B4%D0%B5%D1%8F (дата обращения 15.10.2021)
9. Нудненко Л.А. Конституционное право на свободу мысли и слова // Вестник московского городского педагогического университета. юридические науки. № 2. 2008. С. 15-20
10. Фатализаде А.А. Право на свободу выражения мнения и свободу информации // Наука, образование и культура. 2017. № 4 (19). С. 55-56.
11. Гелуненко В.В. Конституционная формализация свободы слова в Конституциях государств Восточной Европы // Ученые записки Крымского федерального университета имени В.И. Вернадского. Юридические науки. № 4. 2018. С. 333-337.
12. Мархгейм М.В., Гелуненко В.В. Самозащита и свобода слова: ресурсы конституционно-правового симбиоза // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. 2017. № 2 (81). С. 85-87.
13. Гелуненко В.В. Свобода слова в контексте изменения конституции Российской Федерации // Конституционализм: симбиоз науки и практики : Материалы Международного круглого стола, посвященного памяти заслуженного деятеля науки Российской Федерации, заслуженного юриста России, доктора юридических наук, профессора Н.В. Витрука (Белгород, 6-10 ноября 2020 г.). Белгород. 2020. С. 37-42.
References
1. Valeriya V. Gelunenko, Marina V. Markhgeym, Azamat M. Shadzhe, Lyudmila A. Tkhabisimova, Elnur E. Veliev Freedom of speech in constitutional binds of eastern European countries // Amazonia Investiga. 2019. 8. № 19. R. 403-407.
2. Anna A. Bezuglya, Valeriya V. Gelunenko, Andrey B. Novikov, Svetlana V. Radaeva y Mikhail A. Tulnev European Experience in Constitutional and Legal Guarantees of Freedom of the Media // Cuestiones Políticas 2020. Vol. 37, № 65. R. 127-135.
3. Valeriya V. Gelunenko, Vladimir K. Dmitriev, Marina A. Ponomareva, Maria M. Soboleva, Evgeniya V. Zadorozhnaya Constitutional Freedom Of Speech: Experience Nos Countries Of Western Europe // Revista San Gregorio. 2021. №. 44. R. 86-91.
4. Belyaeva, G.S., Gelunenko, V.V., Tonkov, E.E., Nikonova, L.I., & Gavrishov, D.V. La libertad de palabra constitucional en el contexto de la seguridad nacional // Revista De Ciencias Sociales Y Humanidades. 4(14). 220-224. Recuperado a partir de URL:http://revista.religacion.com/index.php/about/article/view/195
5. Gelunenko V.V. Konstitutsionnaya formalizatsiya svobody slova v Konstitutsiyakh gosudarstv Vostochnoi Evropy // Uchenye zapiski Krymskogo federal'nogo universiteta imeni V.I. Vernadskogo. Yuridicheskie nauki. № 4. 2018. S. 333-337.
6. Efremova T.F. Novyi slovar' russkogo yazyka. Tolkovo-slovoobrazovatel'nyi. M.: Russkii yazyk. 2000. URL: https://gufo.me/dict/vasmer/%D0%BC%D1%8B%D1%81%D0%BB%D0%B8%D1%82%D1%8C (data obrashcheniya 15.10.2021)
7. Tolkovyi slovar' russkogo yazyka / Pod red. D.N. Ushakova. M.: Gos. in-t «Sov. entsikl.»; OGIZ; Gos. izd-vo inostr. i nats. slov. 1935-1940. (4 t.) URL: https://gufo.me/dict/ushakov/mnenie (data obrashcheniya 15.10.2021)
8. Bol'shaya sovetskaya entsiklopediya [Tekst] / gl. red. O.Yu. Shmidt. Moskva : Sovetskaya entsiklopediya. 1926-1947. URL: https://gufo.me/dict/bse/%D0%98%D0%B4%D0%B5%D1%8F (data obrashcheniya 15.10.2021)
9. Nudnenko L.A. Konstitutsionnoe pravo na svobodu mysli i slova // Vestnik moskovskogo gorodskogo pedagogicheskogo universiteta. yuridicheskie nauki. № 2. 2008. S. 15-20
10. Fatalizade A.A. Pravo na svobodu vyrazheniya mneniya i svobodu informatsii // Nauka, obrazovanie i kul'tura. 2017. № 4 (19). S. 55-56.
11. Gelunenko V.V. Konstitutsionnaya formalizatsiya svobody slova v Konstitutsiyakh gosudarstv Vostochnoi Evropy // Uchenye zapiski Krymskogo federal'nogo universiteta imeni V.I. Vernadskogo. Yuridicheskie nauki. № 4. 2018. S. 333-337.
12. Markhgeim M.V., Gelunenko V.V. Samozashchita i svoboda slova: resursy konstitutsionno-pravovogo simbioza // Nauka i obrazovanie: khozyaistvo i ekonomika; predprinimatel'stvo; pravo i upravlenie. 2017. № 2 (81). S. 85-87.
13. Gelunenko V.V. Svoboda slova v kontekste izmeneniya konstitutsii Rossiiskoi Federatsii // Konstitutsionalizm: simbioz nauki i praktiki : Materialy Mezhdunarodnogo kruglogo stola, posvyashchennogo pamyati zasluzhennogo deyatelya nauki Rossiiskoi Federatsii, zasluzhennogo yurista Rossii, doktora yuridicheskikh nauk, professora N.V. Vitruka (Belgorod, 6-10 noyabrya 2020 g.). Belgorod. 2020. S. 37-42.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Статья посвящена сравнительно-правовому анализу конституционных положений государств Южной Америки в части, касающейся артикуляции свободы слова.
В статье использованы формально-юридический, сравнительно-правовой (базовый) подходы, а также методы анализа, синтеза, дедукции, индукции, герменевтический, методы.
Актуальность тематики усматривается в контексте необходимости анализа конституционных положений государств Южной Америки в части, касающейся артикуляции свободы слова, для развития публично-правовой компаративистики.
Новизна статьи прослеживается в ракурсе собственных авторских суждений, приведенных им оценок.
Структура статьи в целом соответствует требованиям системности, логичности изложения.
Стиль статьи соответствует требованиям, которые предъявляются к публикациям юридического профиля.
В содержательном плане заслуживает внимания классификационный подход автора. Речь идет о тезисах автора о том, что «В ходе исследования были выделены три часто встречающиеся конституционные версии: первая представлена свободой выражения идеи (Аргентина, Бразилия, Венесуэла), вторая – свободой мысли и мнения (Боливия, Колумбия, Суринам, Перу), третья – свободой мнения (Гайана, Парагвай, Уругвай, Чили, Эквадор)».
Представляет интерес разграничение понятий свобода мнений, свобода мысли, свобода мнения. Интересны особенности, характеризующие демаркационные связи между правом и свободой применительно к феномену самовыражения личности (свобода слова и право на общение). Примечательны акценты на категоризации субъектов права свободы слова. В частности, суждения автора о том, что «Выражение мнения в Эквадоре, как следует из Конституции, может проявляться в выборе своей культурной идентичности (ст. 21), который при этом не должен нарушать прав других. Что касается гарантирования свободы слова отдельным категориям граждан, то такими категориями являются – молодые люди и дети. Так, в Конституции данной страны сказано, что государство «признает молодых людей стратегическими участниками развития страны и гарантирует им право на свободу выражения мнения» (ст. 39). Детям и подросткам (ст. 45) также гарантирована свобода выражения мнений. Думается, что такое конституционное решение нацелено на преемственное развитие государства, потому как именно дети, подростки и молодые люди являются перспективой страны. Здесь же отметим, что только в Конституции Эквадора выражение мнения закреплено посредством права, во всех остальных конституциях выражение мнения закрепляется посредством свободы. Возможно, такой конституционный подход Эквадора обусловлен спецификой субъекта данной свободы».
Вместе с тем необходимо отметить некоторые дискуссионные положения статьи.
1. Для полноценного материала артикуляционных модификаций явно недостаточно. В этой связи, работа представляется сырой, незавершенной.
2. Отсутствуют данные правоприменительной практики, что крайне важно при исследовании конституционно-правовой природы и имманентных особенностей феномена свободы слова.
3. Вовсе не упоминается о реальном положении (хоть вскользь в сносках) дел со свободой слова в государствах рассматриваемого блока. В силу этого анализ выглядит оторванным от реалий действительности.
Библиографии недостаточно. В работе вовсе нет иных позиций, кроме авторских.
Апелляционный блок не выявлен. Работа в принципе не обладает признаками дискуссионности, из-за чего выглядит недостаточно проработанной (фрагментированной).
Выводы: понятно, что автор хотел показать характерные различия между подходами к конституционной регуляции артикуляции феномена свободы слова в государствах Южной Америки. В принципе, поставленная задача выполнена. Однако, телеологическая и аксиологическая стороны этой задачи весьма сомнительны, поскольку не имеют существенного значения для компаративистского анализа (не исчерпывают его). В сущности, статья имеет выхолощенный характер в силу присущей ей односторонней (монистической) нацеленностью применения методологического аппарата (при всех плюсах классификационного подхода, который использует автор) - материал описывает кристаллизованную материю. Вместе с тем, допускаю, что работа в представленном виде будет интересна исключительно как аутентичная модификация классификационного подхода к рассматриваемому срезу проблематики.