Человек и культура
Правильная ссылка на статью:

Преступление и наказание в коплах фламенко

Балматова Татьяна Михайловна

преподаватель, кафедра испанского языка, Московский государственный институт международных отношений

119454, Россия, г. Москва, ул. Пр. Вернадского, 76

Balmatova Tatiana Mikhailovna

Educator, the department of Spanish Language, Moscow State Institute of International Relations of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation

119454, Russia, g. Moscow, ul. Pr. Vernadskogo, 76

blmt@ya.ru

DOI:

10.25136/2409-8744.2021.4.33420

Дата направления статьи в редакцию:

10-07-2020


Дата публикации:

27-09-2021


Аннотация: XIX столетие, ознаменовавшееся значительным количеством достижений в самых разных областях, стало также временем системного оформления не только канте фламенко, но и правоприменительных органов и процедур в Испании. Эти явления, на первый взгляд не имеющие точек соприкосновения, оказываются неразрывно связанными, поскольку в фольклоре юга Испании нередко упоминаются как совершавшиеся преступления, так и соответствующие им наказания. Объектом исследования в статье являются коплы фламенко, содержащие информацию о преступлениях этнических групп, условиях содержания заключенных, порядке свиданий с родственниками, смертной казни, принудительных работах, телесных наказаниях и прочих особенностях нахождения человека в пенитенциарных учреждениях того времени и взаимодействия с судебно-правовой системой. Предмет исследования – правоприменительные и пенитенциарные практики в Испании XIX века. Тексты песен фламенко не переводились на русский язык и лишь некоторые из них оказывались в фокусе отечественных исследователей, ввиду чего проведение междисциплинарного исследования, посвященного осмыслению содержащейся в коплах информации в контексте исторических сведений о состоянии судебной власти, тюрем и правоприменительных практик Испании XIX века представляется чрезвычайно актуальным. Цель исследования состоит в выявлении особенностей подачи информации о преступлениях и наказаниях в коплах фламенко и её соответствия историческим реалиям той эпохи. Материалом послужили сборники песен фламенко А. Мачадо-и-Альвареса и М. Бальмаседы, опубликованные в 1881 году. В результате проведённого исследования удалось установить, что тексты песен фламенко достоверно отражают сложности и недочёты в различных аспектах функционирования судебно-правовой системы и исправительных учреждений в период их оформления в государственную систему.


Ключевые слова:

преступление, убийство, кража, фламенко, принудительные работы, копла, тюрьма, пенитенциарная система, смертная казнь, исправительное учреждение

Abstract: The XXI century, marked by numerous achievements in various fields, became the time of systematic arrangement of not only cante flamenco, but the law enforcement agencies and procedures in Spain as well. These phenomena, which at first glance have no common ground, appear to be inextricably entwined, since in the folklore of Southern Spain are often mentioned the committed crimes and the imposed punishments. The object of this research is the coplas of cante flamencto that contain information about crimes against ethnic groups, prison conditions, family visits procedure, death penalty, correctional labor, physical punishment and other aspects of being in the penitentiary institutions of that time and interaction with the judicial and legal system. The subject of this research is the law enforcement and penitentiary practices in Spain of the XIX centuries. The texts of cante flamenco have not been translated into the Russian language; only some of them drew the attention of domestic researchers, which defines the relevance of conducting interdisciplinary research dedicated to the historical records on the judiciary, prisons and law enforcement practice in Spain of the XIX century, which were contained in coplas of cante flamenco. The goal of this article lies in determination of peculiarities of delivering information related to crimes and punishments in coplas of cante flamencto, and its correspondence to the historical realities of that time. The research is based on the cante flamento colletcions of A. Machado-Alvarez and M. Balmaceda published in 1881. It is established that the lyrics of flamenco songs accurately reflect the difficulties and flaws in various aspects of functionality of the judicial and legal system and penitentiary institutions during their integration into the state system.


Keywords:

crime, murder, robbery, flamenco, forced labour, copla, prison, prison system, death penalty, correction center

По справедливому утверждению выдающегося советского фольклориста В. Я. Проппа, «Ни одна гуманитарная наука – ни этнография, ни история, ни лингвистика, ни история литературы не могут обходиться без фольклорных материалов и изысканий» [2, с. 16]. Вместе с тем, изучение фольклора, понимание и восприятие информации, содержащейся в его образцах, зачастую оказывается затруднительным без привлечения исследований в различных областях научного знания, будь то история, лингвистика, или, как в случае, когда речь заходит о нарушении законов и последующего наказания, трудов по истории организации тюремного управления и эволюции уголовного законодательства.

Необходимо признать, что канте фламенко посвящено колоссальное количество исследований на разных языках, при этом часть из них служит для создания мифологии вокруг этой разновидности фольклора, в то время, как другая развенчивает укоренившиеся стереотипы. История судебно-правовой системы Испании также не является белым пятном, однако до настоящего времени не проводились междисциплинарные исследования, позволяющие контекстуализировать информацию, которую донесло до нас искусство фламенко. Цель настоящей статьи состоит в выявлении особенностей подачи информации о преступлениях и наказаниях в коплах фламенко, используя метод сравнительного анализа, то есть сравнивая сведения, содержащиеся в них, с теми, которые представлены в трудах испанских авторов, посвященных данной тематике.

1881 год стал вехой в истории канте фламенко, поскольку в свет вышел сборник песен, составленный основателем фольклорного общества Антонио Мачадо-и-Альваресом, и представляющий чрезвычайный интерес сборник авторских копл Мануэля Бальмаседы – железнодорожного рабочего с тяжёлой и трагической судьбой. Наличие в этих книгах значительного количества стихотворений, в которых разносторонне освещается тема преступлений и наказаний, обуславливает их выбор в качестве источника.

Какова причина довольно подробной разработанности темы преступлений и тюремной жизни в песнях фламенко? Культура фламенко сформировалась и бытовала вплоть до первой четверти ХХ века главным образом в среде городского прекариата – социального слоя, «входящие в который люди не имеют постоянного заработка, места работы, социальных гарантий, зачастую их трудовая занятость является неформальной» [1, с. 53]. Соответственно, была довольно высока вероятность совершения противоправных деяний представителями этого социального слоя и последующий тесный контакт с исправительной системой. Полученный опыт неизменно находил отражение в музыкально-песенной культуре.

Наибольшее количество куплетов фламенко на уголовную тематику посвящено убийствам и воровству, в нескольких текстах упоминаются контрабандисты, также есть нанесение тяжких телесных повреждений и вербальные угрозы. Коплы указывают мотив убийства – женщина (Al regorbé e una esquina / Mataron a Curro er Chato / Por causa e la Violina. [5, с.34]: Подошли из-за угла / И Курносого убили, / А причина – Виолина. Здесь и далее перевод мой (Т.Б.) или ограбление (De sornita era, / Aquella trayita, / Que al cuello llevaba, cuando la mataron, / Mi compañerita. [3, с. 128]: Золотая ведь была / Та цепочка, что носила / Моя милая на шее / В день, когда её убили.). Кроме того, в них может уточняться день, когда произошло злодеяние (Mataron a mi pare / E mi corasón, / Lo mataron en un biesnes santo / Día e pasión. [5, с. 150]: Батюшку убили, / Моего отца / В пятницу великую – / День страстей Христа.), сообщаться о последствиях для родственников жертвы (Mataron a mi hermano / E mi corasón, / Y los chorreles que l’han queaíto / Los mantengo yo. [5, с. 150]: Братика убили / Родного моего, / На руках моих остались / Детоньки его.), или для самого убийцы (Por una cosita lebe / Jise e mi ropa un lío / Por lo que sobreviniere. [5, с. 73]: Начисто пришлось мне сделать. / В узел вещи я собрал / Чтоб отправиться в бега.). В некоторых композициях описываются конкретные случаи с именами и обстоятельствами совершения преступления (Ven acá, mal arma, / Mal arma tubistes, / Cómo a Romera, tendía en er suelo, / La muerte le distes. [5, с.163]: Подойди, злой человек, / Чёрная твоя душа. / Ведь Ромеру ты убил, / На полу она лежала.). Ромера по версии испанского фламенколога Мануэля Риоса Руиса была исполнительницей песен фламенко [15, с. 156], а вот Алонсо де лос Рейес, которого убили по дороге к местечку Больюльос-Пар-дель-Кондадо, в провинции Уэльва, был контрабандистом (Camino e Boyuyo, / Venta der Noguero, / Cómo mataron a Alonso e los Reyes / Cuatro bandoleros. [5, с. 134]: Четверо разбойников / У корчмы Ногеро / Убили беспощадно / Алонсо де лос Рейес.). С особой натуралистичностью описывает убийства в своих коплах Мануэль Бальмаседа (La sangre corría, / De su cuerpecito, / Y entre ella, él se revorcaba, / ¡Qué desgraciaíto! [3, с. 115]: Из раны в его теле / Струйкой кровь бежала. / Бедный и несчастный, / В ней, упав, лежал он.). Эффект внезапности он достигает тем, что, передавая на письме фонетические особенности андалузского говора, оставляет недосказанной фразу жертвы в последовательности из двух куплетов (La queu mas quería, / De mis hermanitas, / Un dia la mataron, estando vendiendo / Unas castañitas. / A ella la mataron, / De una puñalá, / Estando diciendo: á las calentitas, / Quién las quié mercá. [3, с. 128]: А самую любимую / Из всех сестёр моих / Убили за продажею / Каштанов жареных. / Так, удар кинжала / Жизнь ей оборвал, / Когда говорила: / «горячих кто жела…»).

В качестве орудия убийства упоминается холодное оружие – кинжал (Al regorbé e una esquina / Te den una puñalá / Que ni er Santólio resibas. [5, с. 34]: Только за угол свернёшь, / Как пронзят тебя кинжалом – / Без помазанья умрёшь.). В некоторых куплетах отмечается, что убийство совершается из соображений самообороны (Yó maté porque quisieron, / A mi persona matá; / Y en la carce yó me encuentro, / Mejó que en el hospitá. [3, с. 63]: Я убил, так как хотели / У меня и жизнь отнять. / Лучше быть мне в заключении, / Чем в больнице прозябать.; Anda compañero, / Permitan los sielos / Que con er cuchiyo que matarme quieres / Mueras tú primero. [5, с. 129]: Ну смотри, приятель, / Ведь позволит небо, / Чтобы нож, что мне припас ты, / Пронзил твоё тело.). Зафиксированы в народных песнях и случаи непреднамеренного убийства преступников стражами порядка (Fue contrabandista / Tan solo una vez; / Los carabineros, ¡qué desgraciaito! / Le dieron mulé. [3, с. 107]: Был контрабандистом / Он всего лишь раз: / Карабинеры убили – / Жизнь бедняжки прервалась!). Также есть песни с жалобой на карабинеров, убивших невинного человека (En una escalera / Vá pá el hospitá, / Que lo han matáo, los carabineros, / Sin habé hecho ná. [3, с. 107]: На лестнице, которая / В госпиталь ведёт, / Убили карабинеры / Без вины его.). Некоторые коплы поражают жестокостью сюжета (Pierecíta y jónda, / La muerte le dieron / Solo por pillaslo, en su ganaíto, / Unos ganaéros. [3, с. 132]: Страшной и жестокой смерти / Бедного придали / Оттого, что близко к стаду / Его фермеры застали.; Tú fuiste quien lo mataste, / No tienes perdón de Dios, / Casi vivo lo enterraste. [3, с. 102]: А ведь ты его убил – / Нет тебе вовек прощенья – / И едва живым зарыл.).

Тяжкие телесные повреждения наносятся также холодным оружием (¡Qué malos aseros / Tenía la nabaja, mare e mi arma, / Con que me jirieron! [5, с. 157]: Из какой холодной / И бездушной стали / Сделан был клинок тот, / Что меня поранил.). Интересна копла, в которой человек утверждает, что умирает от печали, хотя на самом деле причина – колотые раны (Me muero de pena, / En este hospitá, / Porque el méico dice, que no tienen cura, / Estas puñalas. [3, с. 107]: От горя умираю / В этой я больнице. / Врач сказал, от ран кинжалом / Мне не исцелиться.). Мотивом нападения также может быть женщина (Al hospitalito, / Me llevan á mí / Jerío por tu causa de puñalaítas, / En el garlochí. [3, с. 114]: В госпиталь меня везут / С раною тяжелой: / Мне из-за тебя кинжалом / Сердце прокололи.). В этом четверостишии примечательна гипербола – человек ранен несколькими ударами кинжала в сердце, при этом всё ещё жив и складывает стихи. Об угрозе убийства говорится в одном куплете (No me bengas con cantares, / Mala puñalá te den / Ar regorbé e una caye. [5, с. 68]: Песни в уши мне не лей, / Чтоб кинжалом не пырнули / Тебя в тёмном переулке.).

Тема воровства в народной песне представлена в гораздо меньшей степени, хотя описываемые случаи чрезвычайно показательны, поскольку речь идёт о мелких хищениях. Это кража одежды (Plasuela der Sarbaor, / Esquina a los Arcuseros, / Le nicabaron la ropa / A unos chinís forasteros. [5, с. 183]: А у площади Спасителя, / На углу, где Алькусерос, / Альгвасилов иностранных / Воры местные раздели.), или вывешенного на просушку пледа (En er barrio e la biña / Robaron un cobertó, / Salió un chiquito isiendo / No lo hubieran puesto ar só. / No lo hubieran puesto ar só, / Pero una vieja esía: / Cuando lo habían puesto ar só / Argunas purgas tendría. [5, с. 174]: Как-то раз в квартале Винья / Воры тёплый плед украли. / Был бы цел, сказал мальчонка, / Если бы сушить не клали. / И сушить его б не клали, / Только блохи в нём имелись. – / Так старуха рассуждала. – / Вот его на солнце грели.). Интересно отметить, что отношение к воровству в коплах гораздо более спокойное, чем к убийству, как к чему-то незначительному (En este olivarito, / Máre lo prendieron, / Por naíta más, que unas baretillas, / Que estaba cogiendo. [3, с. 122]: В этой роще, средь олив, / Его повязали. / Из-за жалких безделушек, / Что насобирал он.). Некоторые тексты своей наивностью наводят на мысль, что воровать приучались с детства (Hacé que parezca, / Máre del Rosío, / El corrallá, de este chorrelito, / Que se le há perdío. [3, с. 119]: Богородица Росио, / Сделай, чтоб похоже было, / Будто бусы мальчуган / Потерял случайно сам.).

Кража животных и махинации с их возрастом при продаже – преступления, на которых традиционно специализировались цыгане – также нашли своё место среди народных песен. М. Бальмаседа посвятил этому вопросу семь куплетов, при этом в большинстве случаев сюжет примерно одинаков: человек идёт своей дорогой, видит бесхозное животное, подзывает (гладит, треплет холку), и оно само следует за ним (Me jallé un bracó, / Perdío en un camino, / Y al llamaslo por vé si topaba, / En seguía se vino. [3, с. 121]: По дороге встретил я / Козла, что потерялся. / Вдруг бодливый? Я позвал, / Тотчас он примчался.). Один куплет по сути является рекламным объявлением о предпродажной подготовке старого животного (En menos que quiero, / Trasquilo un borrico, / Lo pongo buen mozo si es viejo, / Y le tiño el jocico. [3, с. 125]: Подготовлю я в момент / Ослика к продаже: / Молод станет, если стар, / Мордочку подкрашу.). В другом же рассказывается о последствиях подобных ухищрений (A mí me prendieron, / Por vendé un borrico, / Dije que tenía, ná más que tres años, / Y pasaba é cinco. [3, с. 122]: Вот ведь как попал в тюрьму: / Ослика я продал, / Говоря, что он трёхлеток, / А ему шестой шёл.). Примечательно четверостишие, в котором человек признаётся в клептомании (Yó nó soy mío, / Ni puéo remediáslo, / Yó quisiera poneslo bien puesto, / Tó lo que está malo. [3, с. 131]: Я как будто сам не свой, / С этим мне не совладать: / Если плохо что лежит, / Хочется мне поправлять.). Также есть свидетельства об организации воровских шаек (Compáre, yó soy, / Como mis jermanos; / Aficionaillo, á que tó lo é otro, / Se vaya á sus manos. [3, с. 131]: Крёстный, я такой же, / Как мои братаны; / И люблю, чтоб всё чужое / В ваши шло карманы.). Неудачной попытке контрабанды посвящена одна копла (Se echó al contrabando, / Y se queó perdío, / Le cojieron dos fardos de noche, / Que tenía escondios. [3, с. 25]: Контрабандой занялся, / До вот только прогорел: / Ночью взяли два тюка, / Что припрятать он сумел.).

В Испании XIX века нередки были преступления политического характера, а также направленные против органов власти и полиции, однако в рассматриваемых сборниках копл фламенко они не нашли отражения, что также объясняется особенностями социального слоя, в котором бытовало канте фламенко.

Сделав краткий обзор тематики преступлений, целесообразно перейти к рассмотрению наказаний, поскольку среди текстов фламенко есть немало интересных опусов, повествующих о тяготах заключения. Ввиду того, что на протяжении XIX века пенитенциарные учреждения прошли путь от разрозненных мест лишения свободы, контролировавшихся различными ведомствами, до единой государственной системы исправительных учреждений, для понимания контекста событий, представленных в коплах, необходимо обратить внимание на основные вехи в реформировании испанских тюрем.

В конце XVIII века в Испании сосуществовали разнообразные виды тюрем со своим режимом, контингентом и условиями содержания – королевские, церковные, университетские, военные, городские. Начавшийся кризис, сопряженный с отходом от абсолютной монархии, упадком отношений с колониями и, как следствие, переделом финансовой системы, повлёк за собой процесс унификации одновременно с оформлением уголовного законодательства. Управление и финансирование мест лишения свободы было возложено на региональные власти. Испанский историк Гутмаро Гомес Браво так описывает взаимосвязь социально-политических факторов с положением в правовой сфере: «Señoríos y corporaciones que mantenían sus jurisdicciones o gobernaban dentro de la propia Monarquía, en instituciones o distritos territoriales, como la Iglesia con su particular Derecho canónico, la nobleza, los gremios, los consulados mercantiles, la Universidad, componían el soporte social del privilegio en el absolutismo. Frente a ellos se había ido gestando la idea de establecer un Derecho general, de nueva concepción, frente a estos privilegios y derechos particulares históricos» [7, c. 18]: Феодалы и корпорации, сохранявшие власть и осуществлявшие местное самоуправление в рамках монархии, посредством собственных институтов или локальных администраций, как, например, Церковь со своим Каноническим правом, знать, цеха, торговые сообщества, Университет, представляли собой привилегированный социальный страт, поддерживавший абсолютизм. В противовес им формировалась идея об установлении всеобщего права, основанного на новой концепции, свободного от привилегий и исторических частных прав. Подтверждение существования «отраслевых» тюрем содержится и в куплетах фламенко (Esde er cayejón d´Eguía / A la cárse aonde yo estaba / Oía los quejiítos / Que mi Perico me daba. / Periquito, Periquito, / ¿Quién t´ha jecho tante ma? / Los hijitos e la marquesa / Me tiraron a matá. [5, c. 174-175]: С переулочка Эгиа / До окон моей темницы / Доносились постоянно / Вздохи милого Перико. / Перикито, Перикито, / Кто виной твоих страданий? / Злые отпрыски маркизы / Прям на смерть меня послали.). Очевидно, что в этом стихотворении речь идёт о тюрьме, расположенной в черте города, при этом указывается на детей маркизы, по воле которых женщина оказалась в заключении.

Кадисская конституция 1812 года устанавливала пирамидальную схему судебной власти во главе с Верховным судом (Tribunal Supremo), судами регионального уровня (Tribunales) и аудиенциями местного масштаба (Audiencias). В нескольких коплах упоминаются эти учреждения, при этом в одном случае указывается на царившее в них взяточничество (A la Audensia ban dos pleitos, / Uno berdá y otro no; / La berdá salió perdiendo / Poique er dinero ganó. [5, c. 167]: В суд представлены два иска: / Один правда, другой – нет. / Правда тяжбу проиграла – / В пользу денег был ответ.), а в другом визит носит консультативный характер (Entré en la Sala der Crimen / Y le ije ar presidente: / Si er queré tiene elito, / Que me sentensien a muerte. [5, c. 169]: В Аудиенсию войдя, / Председателю сказал: / Коль в любви есть преступленье, / Жизни пусть лишат меня.).

Хотя жизнь первой испанской конституции была короткой, закреплённая в ней трёхуровневая схема была введена в обращение. В 1834 году в ходе реформ Хавьера де Бургоса была произведена разбивка территории на провинции, которым соответствовали территориальные суды (audiencias), в состав же провинций, в свою очередь, входили области с их судебными органами (partidos judiciales). Отличительной особенностью судебно-правовой системы первой половины XIX века является тесная связь юридической и административной функций, так, например, начальник тюрьмы наделялся судебными полномочиями. Отсутствие у занимавших эту должность необходимых познаний в правовой сфере или желания тщательно расследовать вопрос могло приводить к судебным ошибкам, как о том свидетельствуют коплы (Me van á quitar la vía, / Sin jacé ningún delito; / ¡Paga tú lo que otro á jecho / Le digo á mi cuerpecito! [3, c. 65]: Поведут меня казнить, / Хоть закон не нарушал. / Чей-то грех – тебе платить. – / Телу своему сказал.; ¡Qué lástima e moso / Maoliyo er maestro, / Que por achacarle curpiyas e otro / Ba a pasá tormento! [5, c. 158]: Жаль Маноло «Эль Маэстро», / Что словами не сказать: / За вину его чужую / Заставляют отвечать.; Mataron á uno, / La curpa me echaron; / Sin habeslo visto, persona ninguna, / Preso me llevaron. [3, c. 122]: Жизни одного лишили, / На меня же показали. / Хоть свидетелей и нет, / А меня под стражу взяли.).

Разделение административной и судебной функций, утверждение принципов ответственности и несменяемости судей, сокращение церковной и военной юрисдикций было закреплено Органическим законом о судебной власти 1870 года [10]. Например, в одной копле описывается ситуация, в которой к начальнику тюрьмы обращаются с просьбой административного характера – выделить солдат, вероятно, для этапирования заключенных (Er señó Gobernaó / Ar generá l´ha peío / Siento sincuenta sordaos, / Y que sean escojíos. / Y que sean escojíos, / Se lo esía al arcarde, / Mañana, por la mañana, / Estén a la puerta e la cárse. / A la puerta e la cárse, / Y esía er generá / De que binieran toitos / A bayoneta calá. [5, c. 175]: Господин глава провинции, / Генерала попросил я / Дать мне 150 солдат, / Чтоб отборными все были. / Чтоб отборными все были, / Завтра рано поутру – / Так начальнику сказал – / У ворот тюрьмы их жду. / Будут у ворот тюрьмы, / Как один туда придут. – / Генерала был ответ. – / И штыки свои примкнут.).

В девятнадцатом столетии произошли значительные изменения в материально-техническом обеспечении и условиях содержания в тюрьмах. Исследователь Педро Тринидад утверждает, что по состоянию на 1888 год из 456 имевшихся в Испании исправительных учреждений 103 располагались в переоборудованных для этой цели монастырях, 119 были собственно тюрьмами, но из них лишь в 17 была камерная система, тогда как во всех остальных заключенные содержались совместно в общих помещениях [17, c. 172]. Об условиях существования в них красноречиво рассказывал английский путешественник Джорж Борроу в книге «Библия в Испании»: «quizás en ninguna parte del mundo están los presos tan abandonados a sí mismos y en tan extremado descuido como en España: las autoridades no se preocupan más que de impedir su fuga; no prestan la más mínima atención a su conducta moral, ni consagran un solo pensamiento a su salud, comodidad o mejoramiento mental mientras los tienen encerrados» [4, c. 225]: Наверное, ни в одной стране мира заключенные не предоставлены настолько сами себе и не находятся в таком заброшенном состоянии, как в Испании: власти заботятся лишь о том, чтобы они не сбежали, не уделяют ни малейшего внимания моральному облику преступников, даже не помышляют об их здоровье, удобстве или исправлении, пока те находятся в заключении. И еще более красочно свидетельствует народная поэзия (La cárse tengo por cama, / Lariyos por cabesera, / Por comía tengo griyos, / Por escanso, una caena. / Sí, sí, María Juana / Mu cara bardrá la cosa / Cuando yo no te la trarga. [5, c. 180]: Пол темничный мне кроватью / С кирпичами в изголовье / Кандалами тут питаюсь, / Отдыхаю, в цепь закован. / Да, вот так, Мари-Хуана, / Штучка, что тебе не дам я, / Будет очень дорогая.).

Регламенты начала века устанавливали различные нормативы по ограничению мобильности заключенных, телесным наказаниям, видам принудительных работ в соответствии с тремя классами совершенных преступлений, которые указывает Гомес Браво [7, c. 56]. К первому относились воры-рецидивисты, фальшивомонетчики, шулеры, убийцы, содомиты и т. д. Второй класс включал воров, контрабандистов, дезертиров, нарушителей общественного порядка, замеченных в прелюбодеянии или совершивших убийство в драке. К третьей категории принадлежали малолетние преступники. Среди куплетов фламенко есть некоторые с указанием возраста заключенных (A los once años, / Preso yá me véo, / Tóas las palabritas, que mi Páre dijo, / Se me están cumpliendo. [3, c. 121]: Мне всего одиннадцать лет, / А сижу в темнице. / Как отец мне говорил, / Так всё и творится.; A los veinte años, / Me cargan de grillos, / Y en estas penitas; á verme no viene, / Siquiéa un amigo [3, c. 122]: В двадцать лет сижу в тюрьме, / В кандалы закован. / Навестить меня в беде / Даже друг не ходит.).

К высшей мере наказания – смертной казни через повешение (с последующим четвертованием), на смену которому в 1822 году пришло орудие под названием гаррота, приговаривались совершившие убийство с ограблением, кражу в церкви, фальшивомонетчики, мужеложцы и отцеубийцы. Вместе с тем, как отмечает Рафаэль Хиль Салинас, этот упрощенный перечень не соответствует реальному положению, поскольку до настоящего времени не удалось установить, за какие именно преступления выносился смертный приговор из-за расплывчатой и неполной информации, содержащейся в источниках того времени [6, c. 158]. Коплы фламенко, в которых говорится об этом печальном событии, довольно разнообразны по характеру – от агрессивных с пожеланием окончить жизнь на виселице (Tu cuerpo tenga mar fin; / Los cordeles er verdugo / Te sirvan e corbatín. [5, c. 83]: Пусть конец твой будет злым, / И верёвка палача / Служит галстуком твоим.) и спокойно-практичных с просьбой палачу предоставить рубашку другого цвета в знак траура (Ar subí la escalera / Le ije ar verdugo / Que me quitara la túnica blanca / La pusiea e luto. [5, c. 131]: Я, на эшафот поднявшись, / Палачу сказал, / Чтобы вместо белой робы / Чёрную мне дал.) и прощанием с подружкой (Er reló e la Audiensia / Acaba e dá, / Cómo le ije a mi compañera / Me ban a merá. [5, c. 141]: Только что пробили / На ратуше часы. / Я сказал своей подружке, / Что идут меня казнить.) до пронзительно-печальных, преисполненных чувством одиночества (No hay quien le yebe estas nuevas / A esta triste mare mía, / A un hijo e sus entrañas / Le ban a quitá la bía. [5, c. 182]: Некому и рассказать ведь / Моей маме злую новость, / Что сынка её родного / Лишат жизни совсем скоро.).

По срокам заключения тюрьмы делились на исправительные (до 2 лет), внутренние, расположенные на полуострове (от 2 до 8 лет), и африканские (свыше 8 лет). Последние представлены среди рассматриваемых текстов фламенко двумя коплами (Presiyo e Seuta, / Mar fin tenga él; / Que ya me duelen estos güesesitos / E roá por él. [5, c. 156]: Арестанта в Сеуте / Лихоманка побери; / Косточки мои болят / Бога за него молить.; Lo sacan der calaboso, / Lo yeban en medio er má, / De ayí lo yeban ar moro / Y en er moro morirá. [5, c. 181]: Из тюрьмы его выводят, / Потом по морю везут / К маврам на далёкий берег, / Там и умереть ему.).

С королевским указом от 30 декабря 1803 года, отменявшим отправку на галеры [8, c. 192], наказанием, приравнивавшимся к смертной казни, стали ртутные шахты и арсеналы. Для организации работы с заключенными был издан королевский указ 1804 года [13], в котором устанавливалась структура тюремного руководства в морском арсенале, нормы содержания и обеспечения заключенных, а также их организация. Отбывающие наказание делились на бригады по 100 человек, которые в свою очередь состояли из 4 отрядов, каждый управлялся (первым) капралом, обязанным неотлучно следить за дисциплиной, гигиеной и соблюдением норм безопасности. Требования к соискателям этого места были довольно высокие: не менее 15 лет безупречной службы на флоте (Часть 1, статья 10). Общий устав для тюрем королевства, вышедший в 1834 году, позволил начальнику тюрьмы выбирать кандидатов на замещение этой должности из числа заключенных за хорошее поведение, вследствие чего изменилось не только название на «cabo de vara» (капрал с палкой) [12, статья 81], но и его отношение к заключенным. Вероятно, что именно с этого момента фигура капрала упоминается в коплах фламенко в связи с телесными наказаниями (A qué me das esos palos, / ¿Qué daño te he jecho yo? / Si me he queao dormío, / Er sueño rinde ar león. [5, c. 177]: Почему бьёшь меня палкой, / Что тебе такого сделал? / Я заснул, так чтó с того: / Сон и льва сморить сумеет.). Кроме того, надсмотрщик отряда вёл досье на каждого заключенного и в конце месяца представлял рапорт тюремному начальству, от которого зависело ходатайство о досрочном освобождении добропорядочных узников (Señó cabito primero: / ¡Por Dios! no me pegue osté, / Que me quean cuatro meses, / Me ba osté a comprometé… [5, c. 183]: Сеньор первый капитан, / Ради Господа, не бейте! / Отсидеть квартал осталось, / Вы ж испортите досье мне!). Кроме капрала с инициативой сокращения срока мог выступать начальник тюрьмы, чему также посвящена народная песня (En la puerta e aquer rastriyo / S´ha asomao un generá, / La ventana echamo abajo / Piéndole libertá. [5, c. 179]: У решётчатой двери / Показался генерал. / Из окна его мы просим, / Чтобы нам свободу дал.). Есть в коплах и свидетельства заступничества за несправедливо избиваемого товарища по несчастью (Déjaslo por Dios, / No pegásle mas, / Que otro há sío, el que lo há jechíto, / Él no há jécho ná. [3, c. 132]: Отпустите, ради Бога, / Хватит бить уже его! / Ведь другой во всём виновен, / Он не сделал ничего.).

В ряде копл упоминается арсенал Ла Каррака, расположенный в Кадисе. Достойны внимания два куплета, повествующие о характере работ и милостивой комендантше (Sacan a sincuenta hombres / De aentro e la Carraca, / Y er trabajo que le dieron / Fue sacá pieras d´el agua. / Y a la señá Comandanta / E lástima que le dio / Mandó que los relebaran / Y los sacaran ar só. [5, c. 176]: Вывели 50 мужчин – / Узников тюрьмы Каррака, / И заставили из речки / Камни на берег таскать. / Стало жаль их Комендантше, / Распорядилась госпожа, / Чтобы дали отдохнуть им, / Греться в солнечных лучах.).

В одном тексте сообщается, что группу цыган из города Пуэрто (Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария) отправили работать на ртутные шахты, где им были выданы головные уборы и плетёные из травы лапти. Речь идёт о расположенном в местечке Альмаден, в 370 км. от Пуэрто, месторождении ртутной киновари, принадлежащем испанскому правительству. Не обошлось в этой песне без упоминания о жестоком надсмотрщике-капрале, который обозначен эвфемизмом «маэстро, учитель» (Los jitanitos der Puerto / Fueron los más esgrasiaos / Que a las minas del asogue / Se los yeban sentensiaos. / Y al otro día siguiente / Les pusieron una gorra, / Con arpargatas d´esparto, / Que er sentimiento m´ajoga. / Y al otro día siguiente / Les pusieron un maestro; / Que a aquer que no andaba listo / E un palo lo echara ar suelo. [5, c. 175]: А цыгане из Пуэрто / Всех несчастнее на свете: / Отбывать на ртутных шахтах / Им придётся заключенье. / А на следующий день / Шапку на голову дали – / Не могу дышать от горя! – / И из ковыля сандалии. / А на следующий день / Им надсмотрщика поставили, / Чтоб того, кто не готов, / Палкой наземь он сбивал бы.).

Правила внутреннего распорядка, датированные 1844 годом, ужесточали телесные наказания и ношение оков узниками: «A los sentenciados hasta dos años, grillete con ramal corto a la rodilla; hasta cuatro años, de cuatro eslabones a la cintura; lo mismo a los de seis y ocho años, con la diferencia de ser doble gruesos, y apareados en cadena los de África. El alivio de esta pena ha de ser precisamente gradual, descendiendo de una clase a otra hasta su total alivio» [14, c. 127]: Осуждённым на срок до двух лет – кандалы с короткой цепью на колени; до четырёх лет – с цепью в четыре звена на пояс; то же самое, но с цепью в два раза толще для сроков в шесть и восемь лет; те, кто отправляются в Африку, связываются попарно цепями. Смягчение этой меры должно быть постепенным, переходя от одного разряда к другому до полного снятия оков. Глубину безысходности пребывания в тюремной камере выражает один из куплетов М. Бальмаседы (Máre, ni andar puede, / Allí el probecito, / Porqué lo tienen cargáo de jierros, / Y está muertecito. [3, c. 108]: И ходить не может, / Бедный, он в темнице. / В кандалы закован, / Чуть живой томится.), в другом же сговорится о телесных наказаниях (Grande castigo, á mi cuerpo, / Todos los dias le dan, / Para que diga cositas, / Que mi boca no dirá. [3, c. 63]: Каждый день терзают тело – / Пыток перечень велик. / Чтоб сообщил я им такое, / Что не вымолвит язык.).

Закон о тюрьмах был принят только в 1849 году [9]. Он устанавливал разделение мужчин и женщин (часть 2, статья 7; часть 3, статья 11) и отдельное содержание политических преступников (часть 3, статья 11); запрещал начальнику тюрьмы по своему усмотрению налагать дополнительные ограничения на осужденных и получать от них вознаграждение в какой бы то ни было форме (часть 4, статьи 19, 21). В коплах фламенко можно найти отголоски некоторых из этих нововведений, например, тоску по женскому полу, поскольку до принятия этих нормативов за определённую плату женщины могли оставаться на ночь (Hermanita, no más penas, / Que sueño con tu queré; / Y el hombre que está en prisiones / Se sueña con Lusifé. [5, с. 180]: Хватит бед уже, сестрица, / О любви твоей мечтаю. / Ведь мужчина в заключенье / Люцифера вспоминает.).

В месяц на одежду и питание одного заключенного полагалось 3 эскудо [7, с. 56], что в переводе на современные деньги составляет примерно 139 евро, или порядка 10840 рублей, а также выдавалась одна порция хлеба ежедневно. При этом Первая карлистская война произвела такое опустошение бюджета, что оказалось невозможным обеспечить содержание узников даже в таком объёме [11, с. 237]. Вероятно, именно в этот период были сложены следующие коплы (Carcelero, carcelero, / Tráigame osté la comía / Por un Dibé, que me muero. [5, с. 39]: Надзиратель, Бога ради, / Принесите мне поесть – / Не позвольте умереть!; M´asomé por la ventana / Y a mi mare bi bení; / Jasta el arma se m´alegra / Porque me trae la pirí. [5, с. 182]: Посмотрел в окошко, вижу – / Матушка моя идёт. / Сердце прыгает от счастья, / Ведь еду она несёт.; ¡Yó de mis carnes comía, / Por no tener que comé! / ¡Y de mi sangre bebía, / Por no tener que bebé! [3, с. 64]: Я питался своей плотью – / Больше не было еды! / Утолял я жажду кровью, / Так как не было воды!).

Ещё один аспект функционирования пенитенциарной системы, о котором повествуют песни фламенко – это свидания с заключенными. Рафаэль Салильяс наряду с многочисленными авторами, специализирующимися на изучении практических сторон бытования исправительных учреждений, утверждает, что всё в них подчиняется торгово-денежным отношениям и приводит прейскурант, согласно которому в севильских тюрьмах за установленную плату можно было пользоваться самыми различными привилегиями [16, с. 168-169]. Деньги выжимались, как сок из лимона, как тюремным руководством из заключенных и их родственников, так и заключенными друг из друга. Поэтому не удивительно, что в коплах есть такие строки (A la cárce voy, / Y verlo no puéo, / Porque no tengo naíta que daste, / Máre, al carcelero. [3, с. 108]: Я в тюрьму иду, / С ним не свижусь, мама, / Стражнику темницы / Нечего ведь дать мне.; A los jierrecitos, / No me puéo arrimá, / Ya no quieren ni que yó lo véa, / Y mé echo á llorá. [3, с. 109]: Даже к кандалам его / Мне не прикоснуться: / Не дают его увидеть, / Плачу я от чувства.). Не оставались в стороне и административные сотрудники, взымавшие плату за каждую бумажку (Toma estas dos jaras ya, / Díñaselas ar libranó, / Que pusiera en los papires / Que no abiyelaba yo. [5, с. 184]: Вот тебе две унции, / Стряпчему их отнеси, / Чтоб бумаги он добавил / Те, что я не оплатил.).

Проведённый анализ показывает, что на протяжении всего XIX столетия велась активная законотворческая деятельность, призванная упорядочить пенитенциарные заведения и создать единую систему с общими правилами и одинаковыми условиями содержания заключенных, однако на практике оказывалось проблематичным изжить пороки и всевозможные злоупотребления, коренившиеся в этой среде. Коплы фламенко, будучи культурным манифестом незащищённых социальных слоёв, тесно контактировавших с пенитенциарной системой, довольно точно и многосторонне отражают существовавшие практики. В целом, исправительные учреждения вызывали одно неизменное желание – бежать при первой возможности (Estoy preso y atáo, / Sin habé hecho ná, / En cuantito véa, dos deos é lú, / Me las voy á guillá. [3, с. 122]: Я в тюрьме сижу, прикован, / Хоть не сделал ничего. / Только б щёлка появилась – / Проскользну, и был таков.), и то плачевное состояние, в котором находились многие строения, служившие тюрьмами, таковую возможность предоставляли. Недостаточное государственное финансирование, злоупотребления со стороны тюремного начальства, практически полное отсутствие воспитательно-исправительной работы с осуждёнными делали пребывание в тюрьмах безысходным и во многом бесполезным времяпровождением.

Библиография
1. Дружилов С.А. Прекариат и неформальная трудовая занятость в России: социально-психологические аспекты // Гуманитарные научные исследования: журнал. № 1(41), ч.2. 2015. С. 53-61. URL: http://human.snauka.ru/2015/01/9491 (дата обращения 30.06.20).
2. Пропп В.Я. Специфика фольклора // Фольклор и действительность. М.: Наука, 1976. 325 с.
3. Balmaseda y González, M. Primer cancionero de coplas flamencas populares según el estilo de Andalucía (1881). Sevilla: Signatura Ediciones de Andalucía, S.L., s.a. 142 p.
4. Borrow G. La biblia en España o viajes, aventuras y prisiones de un inglés en su intento de difundir las escrituras por la península. Madrid: s.e., 1921. 322 p.
5. Cantes flamencos recogidos y anotados por Antonio Machado y Álvarez (Demófilo). Barcelona: DVD ed., 1998. 237 p.
6. Gil Salinas R. ¡Condenados a muerte! Delitos, castigos, dolor y muerte en el arte Español del siglo XIX // Eros y Thánatos. Reflexiones sobre el gusto III. Simposio. Zaragoza, Paraninfo de la Universidad de Zaragoza. 16, 17 y 18 de abril de 2015. Zaragoza: Institución Fernando El Católico Excma. Diputación de Zaragoza, 2017. P. 157-182.
7. Gómez Bravo G. Crimen y castigo: cárceles, delito y violencia en la España del siglo XIX. Memoria para optar al grado de doctor. Madrid: s.e., 2004. 561 p.
8. Instituciones del Derecho civil de Castilla, que escribieron los doctores Asso y Manuel, enmendadas, ilustradas u añadidas conforme a la real orden de 5 de octubre de 1802. T.2. Madrid: Imprenta de Don Tomás Albán, 1806. 361 p.
9. Ley de 26 de julio de 1849, estableciendo un régimen general de prisiones, cárceles y casas de corrección // Ortiz de Zúñiga M. Biblioteca judicial o novísima legislación no recopilada. Tomo II. Madrid: Imprenta de José Rodríguez, 1854. P. 360-367.
10. Ley orgánica del poder judicial de 15 de setiembre de 1870. Madrid: Administración, 1882. 291 p. URL: http://fama2.us.es/fde/ocr/2007/leyOrganicaPoderJudicial1870.pdf (дата обращения 30.06.20).
11. Llorca Ortega J. Cárceles, presidios y casas de corrección en la Valencia del XIX (apuntes históricos sobre la vida penitenciaria valenciana). Valencia: Tirant lo Blanch, 1992. 407 p.
12. Ordenanza General de los Presidios del Reino de 14 de abril de 1834. URL: http://amep.org.es/wp-content/uploads/2012/files/ogpr1834.pdf (дата обращения 30.06.20).
13. Real ordenanza para el gobierno de los presidios arsenales de marina de 20 de marzo de 1804. URL: http://amep.org.es/wp-content/uploads/2012/files/ropm1804.pdf (дата обращения 30.06.20).
14. Reglamento para el orden y régimen interior de los presidios del Reino. 5 de septiembre de 1844 // Colección de las leyes, decretos y declaraciones de las cortes, y de los reales decretos, órdenes y resoluciones y reglamentos generales expedidos por los respectivos ministros. Tomo XXXIII. Madrid: La imprenta nacional, 1845. 425 p.
15. Ríos Ruiz M. Ayer y hoy del cante flamenco. Madrid: Ediciones ISTMO, S.A., 1997. 233 p.
16. Salillas R. La vida penal en España. Madrid: Imprenta de la revista de legislación, 1888. 453 p.
17. Trinidad Fernández P. La defensa de la sociedad. Cárcel y delincuencia en España (ss XVI-XX). Madrid: Alianza, 1991. 360 p.
References
1. Druzhilov S.A. Prekariat i neformal'naya trudovaya zanyatost' v Rossii: sotsial'no-psikhologicheskie aspekty // Gumanitarnye nauchnye issledovaniya: zhurnal. № 1(41), ch.2. 2015. S. 53-61. URL: http://human.snauka.ru/2015/01/9491 (data obrashcheniya 30.06.20).
2. Propp V.Ya. Spetsifika fol'klora // Fol'klor i deistvitel'nost'. M.: Nauka, 1976. 325 s.
3. Balmaseda y González, M. Primer cancionero de coplas flamencas populares según el estilo de Andalucía (1881). Sevilla: Signatura Ediciones de Andalucía, S.L., s.a. 142 p.
4. Borrow G. La biblia en España o viajes, aventuras y prisiones de un inglés en su intento de difundir las escrituras por la península. Madrid: s.e., 1921. 322 p.
5. Cantes flamencos recogidos y anotados por Antonio Machado y Álvarez (Demófilo). Barcelona: DVD ed., 1998. 237 p.
6. Gil Salinas R. ¡Condenados a muerte! Delitos, castigos, dolor y muerte en el arte Español del siglo XIX // Eros y Thánatos. Reflexiones sobre el gusto III. Simposio. Zaragoza, Paraninfo de la Universidad de Zaragoza. 16, 17 y 18 de abril de 2015. Zaragoza: Institución Fernando El Católico Excma. Diputación de Zaragoza, 2017. P. 157-182.
7. Gómez Bravo G. Crimen y castigo: cárceles, delito y violencia en la España del siglo XIX. Memoria para optar al grado de doctor. Madrid: s.e., 2004. 561 p.
8. Instituciones del Derecho civil de Castilla, que escribieron los doctores Asso y Manuel, enmendadas, ilustradas u añadidas conforme a la real orden de 5 de octubre de 1802. T.2. Madrid: Imprenta de Don Tomás Albán, 1806. 361 p.
9. Ley de 26 de julio de 1849, estableciendo un régimen general de prisiones, cárceles y casas de corrección // Ortiz de Zúñiga M. Biblioteca judicial o novísima legislación no recopilada. Tomo II. Madrid: Imprenta de José Rodríguez, 1854. P. 360-367.
10. Ley orgánica del poder judicial de 15 de setiembre de 1870. Madrid: Administración, 1882. 291 p. URL: http://fama2.us.es/fde/ocr/2007/leyOrganicaPoderJudicial1870.pdf (data obrashcheniya 30.06.20).
11. Llorca Ortega J. Cárceles, presidios y casas de corrección en la Valencia del XIX (apuntes históricos sobre la vida penitenciaria valenciana). Valencia: Tirant lo Blanch, 1992. 407 p.
12. Ordenanza General de los Presidios del Reino de 14 de abril de 1834. URL: http://amep.org.es/wp-content/uploads/2012/files/ogpr1834.pdf (data obrashcheniya 30.06.20).
13. Real ordenanza para el gobierno de los presidios arsenales de marina de 20 de marzo de 1804. URL: http://amep.org.es/wp-content/uploads/2012/files/ropm1804.pdf (data obrashcheniya 30.06.20).
14. Reglamento para el orden y régimen interior de los presidios del Reino. 5 de septiembre de 1844 // Colección de las leyes, decretos y declaraciones de las cortes, y de los reales decretos, órdenes y resoluciones y reglamentos generales expedidos por los respectivos ministros. Tomo XXXIII. Madrid: La imprenta nacional, 1845. 425 p.
15. Ríos Ruiz M. Ayer y hoy del cante flamenco. Madrid: Ediciones ISTMO, S.A., 1997. 233 p.
16. Salillas R. La vida penal en España. Madrid: Imprenta de la revista de legislación, 1888. 453 p.
17. Trinidad Fernández P. La defensa de la sociedad. Cárcel y delincuencia en España (ss XVI-XX). Madrid: Alianza, 1991. 360 p.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Отправной точкой для рассуждений автора в представленной работе послужило понимание принципа, в соответствии с которым изучение фольклора зачастую оказывается затруднительным без привлечения исследований в различных областях научного знания, будь то история, лингвистика, или, как в случае, когда речь заходит о нарушении законов и последующего наказания, трудов по истории организации тюремного управления и эволюции уголовного законодательства. На самом деле данный вопрос интересен в научном плане по меньшей мере с двух позиций: во-первых, попытки установления связи совершенно различных областей человеческой индивидуальной и коллективной жизнедеятельности – фольклора и уголовного бытия, что может сформировать самостоятельное направление исследований; во-вторых, с точки зрения представленности в фольклоре фламенко мотивов преступления и наказания, причем не только в буквальном смысле, но, разумеется и в метафорическом.
Я соглашусь с автором статьи в том, научный дискурс богат на исследования культуры фламенко – это целый пласт самобытного творчества, при этом он служит для создания мифологии вокруг этой разновидности фольклора. С другой стороны, важно иметь в виду (и автор в своей работе этому уделяет пристальное внимание), что история судебно-правовой системы Испании конечно по-своему, с позиций «пенитенциарности» открывает искусство фламенко во всем его своеобразии. На этом основании автор резонно в качестве цель своего исследования обозначил выявление особенностей подачи информации о преступлениях и наказаниях в коплах фламенко, используя метод сравнительного анализа, то есть сравнивая сведения, содержащиеся в них, с теми, которые представлены в трудах испанских авторов, посвященных данной тематике.
Структура статьи отвечает цели и задачам исследования. Так, в первой части работы автор дает оценку степени разработанности темы преступлений и тюремной жизни в песнях фламенко. При этом рефреном осмысления указанного феномена можно считать признание автором статьи довольно высокой степени вероятности совершения противоправных деяний представителями определенного социального слоя (городского прекариата) и последующего тесного контакта с исправительной системой. Как вывод следует утверждение, что «полученный опыт неизменно находил отражение в музыкально-песенной культуре».
Далее – во второй части своего исследования – автор анализирует содержание куплетов фламенко на уголовную тематику и ему удается установить в результате этого анализа, что большое число куплетов посвящено убийствам и воровству, в нескольких текстах упоминаются контрабандисты, также есть нанесение тяжких телесных повреждений и вербальные угрозы.
Мне бы лично не хотелось верить в такую «продуктивную связь» потрясающего искусства фламенко с уголовным миром, но в то же время автор приводит убедительные доводы в пользу этого. В частности, он в довольно любопытном ключе, используя мотивный анализ, оценивает содержание коплов фламенко, которые как раз отражают эту связь с уголовным фольклором. Оказывается, в некоторых композициях описываются даже конкретные случаи с именами и обстоятельствами совершения преступления. Полагаю, что результатам такого анализа можно вполне доверять в силу того, что автор применил довольно известную методику анализа и сомневаться в этом лично у меня нет повода.
представленное описание методики позволяет верифицировать полученные результаты, а значит, предположить и обоснованность, и системный характер сделанных автором обобщений. Как показывает опыт такого анализа, автор выделил следующие мотивы развития во фламенко уголовного фольклора: 1) мотив кинжала; 2) мотив пролитой крови; 3) случаи убийства; 4) мотив страшной и жестокой смерти и т.д. Все это как раз позволило автору соотнести с коплами фламенко элементы довольно устойчивой в социальной реальности субкультуры криминалитета.
Также в своей работе автор выделяет целые пласты мотивов социального бытия преступного мира во фламенко. Например, подробно анализируется темы воровства в народной песне, кражи животных и махинации с их возрастом при продаже – преступления, на которых традиционно специализировались цыгане – также нашли своё место среди народных песен и др. Приводимые автором конкретные примеры песенного творчества убедительно подтверждают его линию исследования и могут расцениваться как убедительные аргументы в пользу авторского видения обозначенной проблемы.
Вполне логичным выглядит после анализа многообразных мотивов преступлений в песенном творчестве фламенко переход к рассмотрению наказаний, поскольку среди текстов фламенко есть немало интересных опусов, повествующих о тяготах заключения.
В этой связи автор исходит из положения о том, что на протяжении XIX века пенитенциарные учреждения прошли путь от разрозненных мест лишения свободы, контролировавшихся различными ведомствами, до единой государственной системы исправительных учреждений, для понимания контекста событий, представленных в коплах, необходимо обратить внимание на основные вехи в реформировании испанских тюрем.
Здесь также используется мотивный анализ. Как установлено автором на основе данной методики, куплеты фламенко отражали наказание, которое устанавливалось различными регламенты для разных каст преступников: воров-рецидивистов, фальшивомонетчиков, шулеров, убийц, содомитов, воров, контрабандистов, дезертиров, нарушителей общественного порядка, замеченных в прелюбодеянии или совершивших убийство в драке, а также и малолетних преступников.
Примечательно, что используемый автором мотивный анализ активно дополнялся культурно-историческим анализом проблемы, что позволило автору детально оценить исторические реалии, которые в той или иной степени способствовали закреплению в искусстве фламенко тех или иных черт криминальной субкультуры. Например, приводятся данные о том, каким образом Правила внутреннего распорядка, датированные 1844 годом, ужесточали телесные наказания и ношение оков узниками. Нашли свое место и иные факты развития правовой системы, которые повлияли на отражение в искусстве фламенко соответствующих фольклорных мотивов.
На мой взгляд, автору удалось на основе полученных результатов сделать правильный вывод о том, что на протяжении всего XIX столетия велась активная законотворческая деятельность, призванная упорядочить пенитенциарные заведения и создать единую систему с общими правилами и одинаковыми условиями содержания заключенных, однако на практике оказывалось проблематичным изжить пороки и всевозможные злоупотребления, коренившиеся в этой среде. Как видим, «коплы фламенко, будучи культурным манифестом незащищённых социальных слоёв, тесно контактировавших с пенитенциарной системой, довольно точно и многосторонне отражают существовавшие практики».
В итоге: статья может рассматриваться как состоявшийся материал, в целом отвечающий требованиям, предъявляемым к научным материалам в части структуры и содержания, а также теоретико-методологической проработки проблемы, а следовательно я считаю, что она вполне может быть опубликована в научном издании.