Статья 'На подступах к проблеме преобразования художественного текста в сценическую версию («Три года» А.П. Чехова в режиссерской интерпретации С.В. Женовача)' - журнал 'Litera' - NotaBene.ru
по
Меню журнала
> Архив номеров > Рубрики > О журнале > Авторы > О журнале > Требования к статьям > Редакционный совет > Редакция > Порядок рецензирования статей > Политика издания > Ретракция статей > Этические принципы > Политика открытого доступа > Оплата за публикации в открытом доступе > Online First Pre-Publication > Политика авторских прав и лицензий > Политика цифрового хранения публикации > Политика идентификации статей > Политика проверки на плагиат
Журналы индексируются
Реквизиты журнала

ГЛАВНАЯ > Вернуться к содержанию
Litera
Правильная ссылка на статью:

На подступах к проблеме преобразования художественного текста в сценическую версию («Три года» А.П. Чехова в режиссерской интерпретации С.В. Женовача)

Савинова Дарья Дмитриевна

аспирант, кафедра теории литературы, МГУ им. М. В. Ломоносова

119415, Россия, г. Москва, ул. Ленинкий Проспект, 94

Savinova Daria

Postgraduate literature, the department of Theory of Literature, M. V. Lomonosov Moscow State University

119415, Russia, g. Moscow, ul. Leninkii Prospekt, 94

dd.savinova@yandex.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-8698.2020.9.33751

Дата направления статьи в редакцию:

23-08-2020


Дата публикации:

30-08-2020


Аннотация: Статья посвящена проблеме трансформации текста от авторского замысла к сценическому воплощению. Несмотря на сложившуюся традицию изучения вопросов, связанных с перекодировкой художественного текста в театральный, в настоящее время отсутствует их теоретико-литературное обоснование. При этом перекодировка понимается как сложный процесс построения нового вида текста, который создается режиссером для работы во время постановки спектакля. В этой связи впервые предпринимается попытка проанализировать элементы преобразования художественного текста в его сценическую версию на материале неопубликованной рукописи режиссерского плана С.В. Женовача по повести А.П. Чехова «Три года».   Новизна исследования заключается в том, что удалось выявить такую закономерность преобразования художественного текста в сценический вариант. Инструменты и способы выражения у двух видов искусства ‒ театра и литературы ‒ разные. И если в литературе возможно поставить себе несколько задач и все их разрешить в рамках произведения, то в театре должна быть одна сверхзадача, организующая действие. Выявление основных особенностей бытования такого вид текста, как «режиссерский план», на примере трансформации повести «Три года» от авторского замысла к сценическому воплощению наглядно продемонстрировало свою значимость не только для театроведения, но и для теории литературы.


Ключевые слова:

трансформация текста, сценический текст, театральный текст, режиссерская партитура, драма, Чехов, Женовач, авторская интенция, художественный текст, сценическое искусство

Abstract: This article is dedicated to the question of text transformation from authorial intent to stage impersonation. Despite the established tradition of studying the questions of recoding of literary text into theatrical, there is yet no theoretical-literary substantiation. Recoding is considered a complex process of creating a new type of text by the theatre director for staging a play. Therefore, an attempt is made to analyze the elements of transformation of literary text into its stage version, using the example of S. V. Zhenovach’s unpublished manuscript for stage direction based on A. P. Chekhov’s novella “Three Years”. The novelty of this research consists in determination of the patterns in transformation of literary text into stage version. The tools and means of expression applied in theatre and literature are different. If in literature it is possible to set several task and solve them all within the framework of the novel, then in theatre, it must be one ultimate task that organizes the action. Identification of the key peculiarities of existence of such type of text as “stage direction” on the example of transformation of the novella “The Years” from the authorial intent to stage impersonation demonstrated its significance for not only theatre studies, but also the theory of literature.


Keywords:

transform text, stage text, theatrical text, director's score, drama, Chekhov, Zhenovach, author's intention, artistic text, performing arts

Проблема театрального (или сценического) текста является предметом исследования различных дисциплин, среди которых можно назвать филологию, театроведение, культурологию. Наша работа, таким образом, носит междисциплинарный характер и посвящена изучению вопросов трансформации авторского замысла на пути к сценическому воплощению. При этом трансформация понимается как сложный процесс построения нового вида текста, который создается режиссером для работы во время постановки спектакля. Выбор темы исследования связан с тем, что на современном этапе теоретические проблемы анализа трансформации художественного текста в сценический еще недостаточно решены и требуют пристального внимания. Многие филологи и театроведы рассматривали такие аспекты, как определение «театрального текста» [1], вопрос «о единицах бытового и художественного диалога» [2], «семиотика сценического текста» [3], «театральная герменевтика и анализ театрального текста» [4], «смыслообразование в драматургическом тексте» [5].

Вместе с тем, несмотря на длительную историю изучения вопросов, связанных с перекодировкой художественного текста в сценический, в настоящее время отсутствует целостное исследование процессов трансформации художественного текста. В этой связи мы предпримем попытку проанализировать элементы преобразования художественного текста в его сценическую версию на материале рукописи режиссерского плана С.В. Женовача по повести А.П. Чехова «Три года», который никогда прежде не публиковался и был любезно предоставлен нам самим режиссером.

За Женовачом давно закрепилась репутация мастера работы с прозой на сцене. В его репертуаре насчитывается двенадцать спектаклей по прозе и всего лишь три по драматургическим текстам. Режиссер, не нарушая авторского замысла и не вступая с ним в конфликт, виртуозно вскрывает суть произведений русских классиков, переводя их на актуальный язык, делая это современно, но с уважением к театральным традициям и наследию художественной словесности. Сам подход Женовача к созданию спектакля, особенно первый этап работы, во многом напоминает начальную работу текстолога. Он тоже производит филологический анализ, находя факты, источники, комментарии, связанные с текстом будущей постановки. Женовач настаивает на том, чтобы всем этим материалом овладели и артисты, а уже после переходит непосредственно к творческому театральному процессу. Именно данный этап работы представляет для нас наибольший интерес, так как он не связывает работу режиссера с литературоведческой проблематикой и обладает точной текстовой фиксацией обозначившейся композиции.

Постановка повести «Три года» – одна из последних работ Женовача, доказывающая сценичность не только чеховской драматургии, но и прозы. Спектакль был выпущен в 2009 году и до сих пор не исчезает из репертуара «Студии театрального искусства», которую в 2005-м создал режиссер. В январе 2010-го этот спектакль участвовал в Международном фестивале «Дни А.П. Чехова», приуроченном к 150-летию со дня рождения писателя, а в июне того же года – в IX Международном театральном фестивале имени А.П. Чехова.

***

Повесть «Три года» написана в 1895 году. По объему это второе (после «Драмы на охоте») прозаическое произведение Чехова, впервые опубликованное в журнале «Русская мысль» [6] с подзаголовком «Рассказ». Она не избалована вниманием литературоведов. Произведение представляет собой тонкое философское наблюдение Чехова над жизнью московских предпринимателей. Автор выстраивает сюжет на описании взаимоотношений супругов Лаптевых в течение первых трех лет после женитьбы. Про то, что любовь живет три года, писал не один Чехов (этот «факт» также не раз обсуждался психологами), но по тонкости передачи любовного чувства повесть Чехова занимает одно из главных мест в русской литературе.

Как раз в чеховскую эпоху, на рубеже XIX – XX веков, с развитием режиссерского театра появился особый вид текста, который в театральной среде называют «режиссерским планом». Но, несмотря на то, что за прошедшее с тех пор время он обрел свою самостоятельность наравне с другими видами текста, ситуация с терминологией остается не до конца проясненной. Наряду с «режиссерским планом» бытуют такие термины, как «экспликация», «режиссерский экземпляр», «режиссерская партитура», «театральный текст», «режиссерский экземпляр», «инсценировка». Вместе с тем слово «экспликация» часто и неверно заменяют словосочетанием «режиссерская партитура». Это самый распространенный термин в обозначении режиссерского текста, но он относится к разряду производных или слов-профессионализмов и отсутствует в российских толковых словарях или театральных энциклопедиях. Не стоит забывать и о том, что «инсценировка» в широком смысле означает сценическое оформление литературного текста, закрепленного и не допускающего искажений.

Поскольку в наши задачи не входит разрешение терминологических трудностей, в качестве рабочего понятия мы будем опираться на «режиссерский план» в значении текста, создаваемого режиссером во время работы над спектаклем и отражающего конечный результат сценического произведения. Такой тип текста полностью отображает в словесном виде ту картину, которую мы должны увидеть на сцене: разводку мизансцен, работу с актерами, свет, звук, декорации.

Первый уровень фиксации текста на пути к сценическому воплощению ‒ перевод с прозаического языка на театральный. В «СТИ» этим занимается сам режиссер. При переводе он пытается вникнуть в эстетику и мировоззрение автора, но также выразить собственную мысль, сверхзадачу своего спектакля. От результата зависит, как будет разложен текст по ролям и каково будет дальнейшее сценическое решение. Второй уровень фиксации текста принадлежит режиссеру-постановщику.

Основная проблема, с которой мы сталкиваемся при изучении трансформации текста от авторского произведения к его сценическому воплощению, ‒ это его стабильность. И здесь возникает вопрос о допустимых сокращениях, которые предпринимал режиссер по отношению к материалу. Рассмотрим подробнее характер данных сокращений в режиссерском плане Женовача.

Во-первых, купюры затронули такие фрагменты текста, как описание улиц, портреты героев, а также психологические мотивировки их поступков. Для наглядности приведем наиболее яркие примеры в сравнительной таблице:

Авторский текст А.П. Чехова

(здесь и далее цит. по: Чехов А.П. Три года // Он же. Собрание сочинений: В 12 т. Т. 7. М., 1962 ‒ с указанием страницы в таблице)

Режиссерский план С.В. Женовача

(здесь и далее цитаты приводятся по рукописи)

«Доктор Сергей Борисыч был дома; полный, красный, в длинном, ниже колен, сюртуке и, как казалось, коротконогий, он ходил у себя в кабинете из угла в угол, засунув руки в карманы, и напевал вполголоса: “Ру-ру-ру-ру”. Седые бакены у него были растрепаны, голова не причесана, как будто он только что встал с постели. И кабинет его с подушками на диванах, с кипами старых бумаг по углам и с больным грязным пуделем под столом производил такое ж растрепанное, шершавое впечатление, как он сам» [7].

Доктор. Доктор Сергей Борисыч был дома, он ходил у себя в кабинете из угла в угол, засунув руки в карманы, и напевал вполголоса: «Ру-ру-ру-ру».

«Лаптев знал, что он некрасив, и теперь ему казалось, что он даже ощущает на теле эту свою некрасоту. Он был невысок ростом, худ, с румянцем на щеках, и волосы у него уже сильно поредели, так что зябла голова [здесь и далее выделяются выброшенные режиссером фрагменты. ‒ Д.С.]. В выражении его вовсе не было той изящной простоты, которая даже грубые, некрасивые лица делает симпатичными; в обществе женщин был неловок, излишне разговорчив, манерен. И теперь он почти презирал себя за это. Чтобы Юлия Сергеевна не скучала в его обществе, нужно было говорить. Но о чем? Опять о болезни сестры?

И он стал говорить о медицине то, что о ней обыкновенно говорят, похвалил гигиену и сказал, что ему давно хочется устроить в Москве ночлежный дом и что у него даже уже есть смета. По его плану, рабочий, приходя вечером в ночлежный дом, за пять-шесть копеек должен получать порцию горячих щей с хлебом, теплую, сухую постель с одеялом и место для просушки платья и обуви. Юлия Сергеевна обыкновенно молчала в его присутствии, и он странным образом, быть может, чутьем влюбленного, угадывал ее ысли и намерения. И теперь он сообразил, что если она после всенощной не пошла к себе переодеваться и пить чай, то, значит, пойдет сегодня вечером еще куда-нибудь в гости. Но я не тороплюсь с ночлежным домом. И, должно быть, не скоро еще я воспользуюсь нашею сметой. Я боюсь, что наш ночлежный дом попадет в руки наших московских святош и барынь-филантропок, которые губят всякое начинание» [8].

Алексей. Лаптев знал, что он некрасив, и теперь ему казалось, что он даже ощущает на теле эту свою некрасоту. В выражении его вовсе не было той изящной простоты, которая даже грубые, некрасивые лица делает симпатичными; в обществе женщин был неловок, излишне разговорчив, манерен. И теперь он почти презирал себя за это. Чтобы Юлия Сергеевна не скучала в его обществе, нужно было говорить. Но о чем? Опять о болезни сестры?

И он стал говорить о медицине то, что о ней обыкновенно говорят, похвалил гигиену и сказал, что ему давно хочется устроить в Москве ночлежный дом и что у него даже уже есть смета. Но я не тороплюсь с ночлежным домом. И, должно быть, не скоро еще я воспользуюсь нашею сметой. Я боюсь, что наш ночлежный дом попадет в руки наших московских святош и барынь-филантропок, которые губят всякое начинание.

Кроме того, мы сталкиваемся с тем, что сокращен текст, в котором есть упоминание новых героев, например, детей Нины Федоровны и второй жены Панаурова. Надо отметить, что дети как персонажи в постановке Женовача появляются, но чеховский текст, в котором автор описывает их, удален:

Авторский текст А.П. Чехова

Режиссерский план С.В. Женовача

«В полночь Лаптев простился с нею и, уходя, взял с собой зонтик, забытый Юлией Сергеевной. Несмотря на позднее время, в столовой прислуга, мужская и женская, пила чай. Какой беспорядок! Дети не спали и находились тут же в столовой. Говорили тихо, вполголоса и не замечали, что лампа хмурится и скоро погаснет. Все эти большие и маленькие люди были обеспокоены целым рядом неблагоприятных примет, и настроение было угнетенное: разбилось в передней зеркало, самовар гудел каждый день и, как нарочно, даже тепреь гудел; рассказывали, что из ботинки Нины Федоровны, когда она одевалась, высочила мышь. И страшное значение всех этих примет было уже известно детям; страшая девочка, саша, худенькая. Брюнетка, сидела за столом неподвижно, и лицо у нее было испуганное, скорбное, а младшая, лида, семи лет, полная блондинка, стояла возле сестры и смотрела на огонь исподлобья. Лаптев спустился к себе в нижний этаж, в комнаты с низкими потолками, где постоянно пхло геранью и было душно. В гостиной у него сидел Панауров, муж Нины Федоровны.

Панауров. (откладывая газету) Скучно в нашем богоспасаемом городе! Признаюсь, дорогой мой, я очень рад, что вы наконец нашли себе развлечение» [9].

Алексей. В полночь Лаптев простился с нею и, уходя, взял с собой зонтик, забытый Юлией Сергеевной. В гостиной у него сидел Панауров, муж Нины Федоровны.

Панауров. (откладывая газету) Скучно в нашем богоспасаемом городе! Признаюсь, дорогой мой, я очень рад, что вы наконец нашли себе развлечение.

Режиссер избавляется от некоторых эпизодических лиц, поскольку они не помогают ему в сценической версии текста развивать конфликт, то есть не выполняют функции, характерные для драматических (но не эпических) жанров, а только утяжеляют действие. В то же время об этих персонажах упоминается в спектакле с целью характеристики главных героев.

Из режиссерской версии практически полностью исключено описание интерьера (ср.: «Лаптев спустился к себе в нижний этаж, в комнаты с низкими потолками, где постоянно пахло геранью и было душно…» (Чехов, 1962: 426) и убраны все поясняющие слова из прямой речи:

Авторский текст А.П. Чехова

Режиссерский план С.В. Женовача

«‒ Ромео и Юлия! ‒ сказал он, закрывая книгу, и засмеялся. ‒ Я, Нина, Ромео. Можешь меня поздравить, я сегодня сделал предложение Юлии Белавиной» [10].

Алексей. Ромео и Юлия! Я, Нина, Ромео. Можешь меня поздравить, я сегодня сделал предложение Юлии Белавиной.

Однако есть и обратные примеры, которые встречаются всего несколько раз:

Авторский текст А.П. Чехова

Режиссерский план С.В. Женовача

«‒ Тебя желает видеть м-сье Лаптев, ‒ сказала ему дочь, входя в кабинет» [421].

Юлия. Тебя желает видеть мсье Лаптев, сказала ему дочь, входя в кабинет.

Примечательно, что в режиссерском плане Женовача появляются ремарки, которые рождаются из чеховского текста:

Авторский текст А.П. Чехова

Режиссерский план С.В. Женовача

«Он чувствовал, что в этом любовном объяснении нет главного — ее любви, и есть много лишнего, и ему хотелось закричать, убежать, тотчас же уехать в Москву, но она стояла близко, казалась ему такою прекрасной, и страсть вдруг овладела им, он сообразил, что рассуждать тут уже поздно, обнял ее страстно, прижал к груди и, бормоча какие-то слова, называя ее ты , поцеловал ее в шею, потом в щеку, в голову…

Она отошла к окну, боясь этих ласк, и уже оба сожалели, что объяснились, и оба в смущении спрашивали себя: “Зачем это произошло?”» [12].

Алексей. (целует ей руку, она его в голову). Он чувствовал, что в этом любовном объяснении нет главного ее любви, и есть много лишнего, и ему хотелось закричать, убежать, тотчас же уехать в Москву, но она стояла близко, казалась ему такою прекрасной, и страсть вдруг овладела им.

(он ее обнял страстно и, бормоча какие-то слова, называя ее ты, поцеловал ее в шею, потом в щеку, в голову... Она отошла от него. Оба были смущены)

Приведенные примеры позволяют нам увидеть, что создатель сценического произведения оставляет тот вид текста, который, по его мнению, наиболее ярко выражает внутреннее действие героя, характеризующий его жест. При этом в сценическом тексте не нарушена чеховская система персонажей. Их появление и вступление в диалог соответствуют литературному произведению. Однако стоит отметить, что в массовых сценах некоторые из них появляются раньше, чем в оригинале:«Начало. Все лежат на кроватях. Алексей лицом к зрителям, Панауров с Ниной на кровати Нины. СВЕТ1! Пуск публики, после 3его звонка объявление администратора и команда свету и звуку НАЧАЛИ!».

Сюжет чеховской повести также остается неизменным. Сокращения никак не влияют на авторский замысел и композицию, то есть появившийся театральный текст остается эстетически и композиционно адекватным оригиналу. Одним из сценических решений было стремление не превращать эпическое произведение в драматическое, а сделать из него театральное, не меняя повествовательную структуру. Иначе говоря, текст разделен между всеми героями, которые говорят от третьего лица, прочитывая повесть Чехова. Из этого следует, что во время спектакля несколько раз меняется точка зрения. Конечно, главным для нас остается взгляд Алексея Лаптева, через его призму мы воспринимаем происходящее. Но то, что другие персонажи зачастую тоже говорят о себе в третьем лице, позволяет увидеть происходящее их глазами.

***

Как видно из приведенных примеров, работа Женовача с текстом Чехова не искажает замысел самого писателя и не разрушает его эстетику. Безусловно, инструменты и способы выражения у двух видов искусства ‒ театра и литературы ‒ разные. И если в литературе возможно поставить себе несколько задач и все их разрешить в рамках произведения, то в театре должна быть одна сверхзадача, организующая действие. Выявление основных особенностей бытования такого вид текста, как «режиссерский план», на примере трансформации повести «Три года» от авторского замысла к сценическому воплощению наглядно продемонстрировало свою значимость не только для театроведения, но и для теории литературы. Перспективой дальнейших исследований такого рода материалов может стать изучение причин возникновения «плохих» театральных постановок по высокохудожественным произведениям или же, напротив, – появления качественных спектаклей, в основе которых лежат тексты, не имеющие самостоятельной художественной ценности и смысловой целостности, примером чему может служить постановка Женовачом «Записных книжек» того же Чехова. Однако их специальное рассмотрение не входит в задачи данной статьи.

Библиография
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Статья «На подступах к проблеме преобразования художественного текста в сценическую версию («Три года» А.П. Чехова в режиссерской интерпретации С.В. Женовача)» является интересным исследованием, обращенным к актуальной научной проблеме. Работа обладает безусловной научной новизной, имеет теоретическую и практическую значимость.
Привлекает предмет исследования – театральный (сценический) текст, созданный на основе классического прозаического произведения – повести А.П. Чехова «Три года». Автор статьи на конкретном примере – «рукописи режиссерского плана С.В. Женовача по повести А.П. Чехова «Три года», который никогда прежде не публиковался и был любезно предоставлен … режиссером» - прослеживает, как происходит преобразование одного вида текста в другой. Все наблюдения сведены в таблицы, и это наглядно иллюстрирует, что именно изменяет в тексте Чехова режиссер, для того чтобы прозаический текст сделать сценичным и при этом не исказить авторский замысел. Автор статьи не только фиксирует и объясняет режиссерские купюры, но и исследует паратекст: в частности, показывает, как из чеховского текста рождаются режиссерские ремарки, как меняется точка зрения. Многоаспектный сравнительный анализ повести Чехова и режиссерского плана С.В. Женовача приводит автора статьи к закономерному и убедительному выводу – «сокращения никак не влияют на авторский замысел и композицию, то есть появившийся театральный текст остается эстетически и композиционно адекватным оригиналу».
Важной и интересной частью статьи является характеристика приемов работы С.В. Женовача с литературным материалом. Автор показывает, что режиссер работает с текстом и как текстолог, и как филолог, и как комментатор. Такое погружение в текст и контекст предшествует театральному процессу и, по мнению автора, благодаря этому режиссеру удается воплотить на театральной сцене изначально несценичные произведения (например, «Записные книжки» Чехова»). Так в статье раскрыта значимость филологической составляющей в работе режиссера и показано, благодаря чему за С.В. Женовачом закрепилась «репутация мастера работы с прозой на сцене».
Теоретическая ценность статьи заключается в хорошей проработанности терминологической базы. Автор обобщает имеющиеся обозначения особого вида текста, который получил название «режиссерского плана/экземпляра/…». Не ставя перед собой отдельной задачи глубокого погружения в проблему разграничения существующих понятий, автор статьи вместе с тем указывает на дискуссионные вопросы и четко формулирует рабочую дефиницию используемого им понятия «режиссерский план».
Данное исследование имеет междисциплинарный характер, автор привлекает инструментарий разных гуманитарных наук. Решая заявленную цель, он вместе с тем намечает перспективы дальнейших исследований. Список литературы включает работы, раскрывающие теоретические аспекты проблемы. В его оформлении надо отредактировать 3 позицию (убрать кавычки и уточнить верность написания страниц – в тексте: 66-). Работа будет интересна не только литературоведам и театроведам, но и широкому кругу читателей.
Статья «На подступах к проблеме преобразования художественного текста в сценическую версию («Три года» А.П. Чехова в режиссерской интерпретации С.В. Женовача)» рекомендуется к публикации.
Ссылка на эту статью

Просто выделите и скопируйте ссылку на эту статью в буфер обмена. Вы можете также попробовать найти похожие статьи


Другие сайты издательства:
Официальный сайт издательства NotaBene / Aurora Group s.r.o.