Статья 'К вопросу о синтаксических типах художественной прозы (на материале трилогии Ф. Сологуба «Творимая легенда») ' - журнал 'Litera' - NotaBene.ru
по
Меню журнала
> Архив номеров > Рубрики > О журнале > Авторы > О журнале > Требования к статьям > Редакционный совет > Редакция > Порядок рецензирования статей > Политика издания > Ретракция статей > Этические принципы > Политика открытого доступа > Оплата за публикации в открытом доступе > Online First Pre-Publication > Политика авторских прав и лицензий > Политика цифрового хранения публикации > Политика идентификации статей > Политика проверки на плагиат
Журналы индексируются
Реквизиты журнала

ГЛАВНАЯ > Вернуться к содержанию
Litera
Правильная ссылка на статью:

К вопросу о синтаксических типах художественной прозы (на материале трилогии Ф. Сологуба «Творимая легенда»)

Киреева Екатерина Васильевна

аспирант, кафедра русского языка, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

119234, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1

Kireeva Ekaterina Vasil'evna

Postgraduate student, the department of Russian Language, M. V. Lomonosov Moscow State University

119234, Russia, g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1

ventaglio@yandex.ru

DOI:

10.25136/2409-8698.2019.5.30260

Дата направления статьи в редакцию:

10-07-2019


Дата публикации:

16-09-2019


Аннотация: В статье рассматриваются два типа художественной прозы, выделенные Н.Д. Арутюновой, – «классическая» (иерархическая) и «актуализирующая» (поэтическая) в сопоставлении с альтернативными точками зрения на данную дихотомию. Анализ фрагмента из трилогии Ф. Сологуба «Творимая легенда» - образца символистской и «нетрадиционной» прозы, а также «прозы поэта», где совмещаются два типа повествования, позволяет более детально рассмотреть переключение между иерархической и поэтической прозой и ответить на вопрос, являются ли данные характеристики постоянной стилевой чертой автора (как полагает Н.Д. Арутюнова) или частью его писательских тактик (как полагает М.Ю. Сидорова). В связи с этим рассматриваются функции смены синтаксических типов прозы и прослеживается соотношение между ними и типами повествования (по Е.В. Падучевой). Выясняется, что переход от синтагматической к парадигматической прозе связан с переключением авторского модуса на модус персонажа, а также со сменой типа рассказчика с автора-повествователя на свободный косвенный дискурс, выделяемый Е.В. Падучевой. Стилистическая характеристика синтаксиса произведения также оказывается связана с параметром «лиризованности» текста, которая придаётся ему с помощью «рубленого» синтаксиса, имплицитности связей, безглагольных предложений, повышенной роли интонации и паузы и ряда других средств. Анализ фрагмента «Творимой легенды» показывает, что автор в равной степени владеет двумя типами прозы и использует их в соответствии со своим замыслом.


Ключевые слова:

синтагматическая проза, парадигматическая проза, типы повествования, проза символистов, Фёдор Сологуб, Творимая легенда, язык художественного текста, неклассическая проза, стиль автора, авторские тактики

Abstract: This article explores two types of fictional prose, highlighted by N.D. Arutyunova – “classical” (hierarchical) and “actualizing” (poetic) in comparison with the alternative points of view on this dichotomy. Analysis of the fragment from the F. Sologub’s trilogy “The Created Legend” – an example of symbolist and “untraditional” prose, as well as “unrhymed poetry”, where two types of narrative are combined, allows for clearer examination of the transition  between hierarchical and poetic prose, as well as answer the question of whether or not these characteristics represent the constant stylistic trait of the author (as hypothesized by N.D. Arutyunova) or a part of his writing strategies (according to E.V. Paducheva). It is determined that the transition from syntagmatic towards paradigm prose is related to switch from author’s modus to the modus of the character, as well as with the change of the type of the narrator from author-narrator to free indirect discourse highlighted by E.V. Paducheva. Analysis of the fragment from “The Created Legend” demonstrates that the author equally commands two types of prose and uses them according to his plan.


Keywords:

syntagmatic prose, paradigmatic prose, narrative types, symbolist prose, Fyodor Sologub, A Legend in the Making, artistic text language, non-classical prose, author's style, author's tactics

Характер синтаксиса художественной прозы, синтаксические эмфазы (выделение элементов), которые в ней встречаются, являются одним из ключевых факторов, образующих стиль автора. Н.Д. Арутюнова в статье «О синтаксических типах художественной прозы» выделяет два типа художественной прозы:

1. «классическая», или иерархическая, проза (синтагматическая);

2. «актуализирующая», или поэтическая, проза (парадигматическая).

«Классическая» проза строится на отношениях синтагматики, подразумевающих соединение неравноправных элементов в один ряд. Отсюда вытекают её главные особенности: разветвленная система средств связи (вводные слова, обороты между тем, вместе с тем, при этом), длинный синтагматический период с несколькими грамматическими центрами актуализации высказывания – личными глаголами, объединение предложений в сложный синтагматический цикл. Кроме того, это условные и целевые предложения в значении временных, ощущение присутствия автора, организующего последовательность событий, четкое разделение на модус и диктум, слабая функциональная нагруженность интонации, синтаксический параллелизм [1, с. 193]. «В синтагматической прозе все элементы точно между собой соотнесены и пропорциональны, причем эта задача выполнена средствами грамматической модели языка. Иерархия элементов сообщения предстаёт перед читателем через призму налагаемых на неё синтагматических связей. Функциональная перспектива предложения раскрывается через его грамматическое строение» [1, с. 194].

«Актуализирующая» проза (её ещё называют поэтической; «рубленой») близка к парадигматическим отношениям и строится на синтаксисе актуализации. Ведущим становится способ отнесения высказывания к действительности. Синтагматическая иерархия при этом разрушается, как пишет Н.Д. Арутюнова, вплоть до полного устранения иерархической вершины предложения (субъектно-предикативной пары или сказуемого), из-за чего происходит смещение динамического центра в сторону имени. Это способствует созданию особого чувства напряженности [1, с. 195]. Отношения между понятиями в поэтической прозе становятся имплицитными (в лексико-семантическом плане её можно уподобить метафоре, в то время как «классическая» проза уподобляется сравнению, в котором отношения сопоставления эксплицированы). Из-за этой имплицитности связи трудно разграничить модус и диктум [1, с. 195].

Основные свойства «актуализирующей» прозы: незначительная роль средств связи, подчинительных отношений, свертывание синтаксической структуры предложения. То, что связывает предложения, скрыто от читателя. Происходит дробление синтагматической цепочки на отдельные высказывания, благодаря чему создаётся эффект повышения коммуникативной значимости отдельных звеньев. «Актуализирующая» проза стремится создать «эффект присутствия», оказать эмоциональное воздействие. Каждый сегмент наделяется дейктичностью. Кроме того, предложения в таких текстах обладают особым актуальным членением, что выражается в подчеркнутой разделенности подлежащего и сказуемого в пунктуационной оформленности – постановке тире на письме. В связи с этим возрастает роль интонации. По структуре наиболее регулярны безглагольные предложения, в том числе экзистенциального типа [1, с. 196].

Если в первой разновидности прозы преобладают отношения, то во втором – вещи (В. Шкловский) [цит. по 1, с. 196].

Для удобства основные различия между «классическим» и «актуализирующим» типами прозы представим в таблице:

«Классическая»/ иерархическая проза

«Актуализирующая»/ поэтическая проза

Тип отношений между элементами

Синтагматические

парадигматические

Что находится в центре внимания

«отношения»

«вещи»

Степень выявленности отношений и связей

Эксплицированность отношений и связей

Имплицированность отношений и связей

Роль средств связи

Высокая (логические, временные и локальные связи). Использование вводных слов, союзов, придаточных условия и следствия в значении придаточных времени.

Незначительная. Почти полное отсутствие подчинительных отношений. Нет элементов, которые устанавливали бы логическую связь между предложениями.

Характер синтаксических единиц

Длинные предложения, сложные синтагматические циклы.

«Рубленый» синтаксис. Парцелляция. Неполные предложения без предикативного центра. Безглагольные предложения.

Динамический центр

Глагол

Имя

Роль интонации

Незначительная

Высокая

Способ чтения

Глазами («молчащая» проза)

Голосом

Роль автора

Сильная связь с личностью автора. Авторское присутствие ощущается, автор служит организующим центром повествования. Зависимость соотнесённости элементов от точки зрения говорящего. Четкое разделение на диктум и модус.

Автор скрыт. Нерасчленённость диктума и модуса. Создание «эффекта присутствия» самого читателя, приближение его к происходящему с минимальным посредничеством фигуры автора.

Близость к другим стилям и жанрам

Научный стиль

Разговорная речь. Публицистический стиль (газетная хроника, репортаж, язык плаката и рекламы). Телеграфный стиль.

Конечно, не только эти признаки определяют два выделенных типа текстов, но их можно считать доминантными. В свете такого разделения все прозаические художественные тексты можно расположить на стилистической шкале, двумя полюсами которой будут «классическая» и «актуализирующая» проза, причём тексты могут находиться в разной степени удаленности от этих полюсов.

Существование двух типов прозы вряд ли может вызвать сомнения. Однако встаёт вопрос: являются ли эти типы стилистическими характеристиками автора на всём протяжении его творчества или в какой-то период, либо автор может переключаться с одного типа на другой в пределах одного произведения по тем или иным художественным соображениям? М.Ю. Сидорова в «Грамматике художественного текста» переосмысливает дихотомию, предложенную Н.Д. Арутюновой, и с опорой на работу Кв. Кожевниковой [6, с. 313-314] утверждает, что один тип прозы вовсе не исключает другой, а языковые средства могут выбираться и компоноваться автором в соответствии с его тактиками, стратегиями и темой текста [10, с. 146-148]. «В соответствии со своим представлением о континуальности или дискретности мира, с желанием показать цельность или раздробленность функционирующих в тексте сознаний, ускорить или замедлить повествование и т.д. автор выбирает степень связности» [10, с. 148]. Тогда эти типы повествования не характеристика стиля автора, а часть его тактики. Впрочем, применяясь на всё протяжении творчества автора, эти тактики всё-таки могут стать одной из отличительных стилевых черт: «…синтагматический и парадигматический принципы построения могут рассматриваться на разных уровнях генерализации: как типовая характеристика стиля автора, как «предпочтение» в пределах отдельного произведения или группы произведений, как прием, используемый в конкретном стихотворении для реализации определенной художественной интенции в контрасте с противоположным принципом» [11, с. 64].

Нам представляется, что дополнительную аргументацию в пользу точку зрения, высказываемой М.Ю. Сидоровой, можно найти в произведениях, подобных трилогии Ф. Сологуба «Творимая легенда». Специфика этого произведения в том, что оно является примером символистской прозы и прозы поэта, что обусловливает его особенности – тяготение к модернистским экспериментам и реализации черт поэтической речи в повествовании. И другими авторами (см. [2; 9]), и нами уже отмечалась лиризованность текста «Творимой легенды», рассматривались коммуникативно-грамматические средства создания этого эффекта [5, с. 98-99]. Лиризованность повествования прямо соотносится с основной идеей романа – взаимодействием лирического и иронического начала в мире.

Сологуба часто упрекали во фрагментарности, разрозненности повествования. Действительно, выраженно синтагматические (в терминологии Н. Д. Арутюновой) блоки текста у писателя чередуются с фрагментами, где происходящее изображается как будто бы небольшими мазками. Рассмотрим фрагмент романа, в котором явственно прослеживаются границы между двумя типами прозы.

Опять был лес, тихий, темный, внимательно-слушающий что-то. Елисавета шла одна, спокойная, синеокая, простая в своей простой одежде, такая сложная в стройной сложности глубоких переживаний. Она задумалась, — то вспоминала, то мечтала. Мерцали синие очи мечтами. Мечты о счастье и о любви, о тесноте объятий, с иною сплетались любовью, великою любовью, и раскалялись обе одна другою в сладкой жажде подвига и жертвы.

И о чем не вспоминалось! О чем не мечталось!

Острые куются клинки. Кому-то выпадет жребий.

Веет высокое знамя пустынной свободы.

Юноши, девы!

Его дом, в тайных переходах которого куются гордые планы.

Такое прекрасное окружение обнаженной красоты!

Дети в лесу, счастливые и прекрасные.

Тихие дети в его дому, светлые и милые, и такою овеянные грустью.

Кирша, странный.

Портреты первой жены. Нагая, прекрасная.

Мечтательно мерцали Елисаветины синие очи.

Если рассматривать этот фрагмент с точки зрения теории синтаксических типов прозы, то в нём заметно постепенное ослабление синтагматической иерархии элементов. В начале отрывка присутствуют показатели связи: двухместный союз то…то, указывающий на сменяющие друг друга и повторяющиеся действия; союз и в соединительной функции. Перед нами продолжительные синтагмы, некоторые из них представляют собой соединение несколько высказываний. Синтаксические конструкции параллельны друг другу: в первом и во втором предложении мы находим однородные определения в постпозиции к определяемому слову (лес, тихий, темный, внимательно-слушающий…; Елисавета…, спокойная, синеокая, простая, … такая сложная). В следующих предложениях глаголы сохраняются в качестве динамического центра синтагм (Она задумалась, — то вспоминала, то мечтала. Мерцали синие очи мечтами. Мечты о счастье и о любви, о тесноте объятий, с иною сплетались любовью, великою любовью, и раскалялись обе одна другою в сладкой жажде подвига и жертвы). Перед нами тип «классической прозы».

Но далее, начиная с предложения «О чём не вспоминалось!» синтагматичность резко ослабевает и приближается к полюсу парадигматичности. Перед нами короткие, отделённые друг от друга синтагмы, так называемый «рубленый» синтаксис (Портреты первой жены. Нагая, прекрасная). Из предложений исчезают глаголы (а если они и есть, то это глаголы будущего (выпадет) и настоящего изобразительного (описательного): куются, веет). Эта разновидность настоящего времени «характеризуется художественно­-изобразительной функцией, которая определяет и сферу его употребления – литературно­-художественное и прежде всего поэтическое описание. Изображается картина или сцена; действия предстают перед взором автора, однако они не связаны непосредственно с моментом речи. Картина выходит за пределы "непосредственного видения", восприятия и, как художественное обобщение, приобретает независимость от момента речи, освобождается от прикрепленности лишь к этому моменту» [13].

Cмысловая и синтаксическая нагрузка в данном фрагменте переходит на имена существительные и прилагательные (нагая, прекрасная). Предложения часто безглагольные, в бессвязочной реализации структурной схемы (Дети в лесу, счастливые и прекрасные. Тихие дети в его дому, светлые и милые, и такою овеянные грустью. Кирша, странный) или назывные (Такое прекрасное окружение обнажённой красоты! Портреты первой жены).

Есть элементы и с неоднозначным синтаксическим статусом: «Веет высокое знамя пустынной свободы. Юноши, девы!» Выделенное предложение можно рассматривать как риторическое обращение, призыв присоединиться к борьбе за свободу, а можно – как назывные предложения, взволнованное перечисление проносящегося перед внутренним взором героини. Это создаёт размытую границу между множественностью и конкретностью (то ли это конкретные юноши и девушки, мелькающие перед Елисаветиным внутренним взором, то ли собирательное множество) (см. анализ аналогичного явления в [11, с. 61]). Кроме того, создаётся регистровая неопределённость: то ли это репродуктивно-описательный регистр, то ли волюнтивный. Регистровая неопределённость же является чертой лирической поэзии [10, с. 11]. Уменьшается «этажность» анализируемых предложений [4]. По сравнению с начальными предложениями, в них снижается количество обособленных определений (5 vs. 8) и рядов однородных членов (4 vs. 6), что в целом понижает связность текста. Отсутствуют здесь и пространственно-временные локализаторы там, где ожидается их появление, что создаёт пространственную неопределённость и ощущение того, что события творятся по чьей-то высшей таинственной воле: Острые куются клинки (непонятно, где и кем куются), Кому-то выпадет жребий (какой жребий, кому именно? – неопределённое местоимение усиливает это ощущение), Веет высокое знамя пустынной свободы (веет где? над чем?). Текст становится как бы оголённым, многие слова «повисают в воздухе», что неудивительно, ведь мы имеем дело с внутренней речью героя, пусть и замаскированной под слова автора-повествователя. Внутренняя речь обладает абсолютной «предикативностью»: «Мы всегда знаем, о чем идет речь в нашей внутренней речи. Мы всегда в курсе нашей внутренней ситуации. Тема нашего внутреннего диалога всегда известна нам. Мы знаем, о чем мы думаем. Подлежащее нашего внутреннего суждения всегда наличествует в наших мыслях. Оно всегда подразумевается» [3, с. 318–319]. Именно поэтому «теряются» пространственно-временные и субъектно-объектные отношения.

Связь между предложениями в данной части отрывка не эксплицирована (см. его дом – в предыдущих предложениях отсутствует существительное, которое заменено данным местоимением; читатель должен понять, о ком идет речь, из более отдалённого контекста). В этом «его» мы имеем дело с дейксисом, напоминающим дейксис разговорной речи (так называемый «первичный» дейксис, который проявляется в естественной коммуникативной ситуации – устном общении). Разговорную же речь Е.В. Падучева сближала с поэтической как раз по сходству дейксиса [8, с. 209].

Вслед за мыслью героини мы перемещаемся с одного предмета на другой по закону ассоциативного мышления. Эти «картинки» склеиваются друг с другом по принципу монтажа. Они соединены не эксплицированными языковыми средствами связи, а сознанием героини, которое скрыто за ними. Автор максимально устраняется из текста, делая читателя ближе к потоку сознания Елисаветы. Это уже «актуализирующий», или поэтический, тип прозы. Обращение к нему позволяет Сологубу передать мысли героини, не прибегая к прямой или косвенной речи (Е.В. Падучева называет такой тип повествования «свободным косвенным дискурсом» (СКД) [8, с. 335]. Благодаря использованию назывных конструкций и восклицательных предложений возрастает и эмоциональное напряжение, которое передаёт взволнованность и внутреннее возбуждение Елисаветы.

Надо отметить, что тип повествования меняется именно в тот момент, когда читатель переходит во внутреннюю сферу героя (начиная с предложения И о чём не вспоминалось!). Возвращение к внешней сфере, к речи автора-повествователя, происходит в конце фрагмента (Мечтательно мерцали Елисаветины синие очи), который представляет собой повтор-вариацию предложений из начала фрагмента: «Мерцали синие очи мечтами», чем восстанавливается нарушенная связность текста.

С синтаксическими особенностями отрывка связано и графическое оформление текста. Каждое предложение начинается с нового абзаца, что дополнительно разрывает синтагму и выстраивает вертикаль, ещё больше подчеркивая каждый элемент в отдельности, а не отношения между ними. Такое деление на абзацы напоминает деление на стихотворные строки («…если проза протекает линейно, то стих есть речь двух измерений» [12, с. 316-317]. Для поэзии важна вертикаль, парадигма, так как поэзия – это скрытые отношения между предметами и явлениями).

Можно заметить, что Сологуб переходит на этот тип повествования и графического оформления именно в тех фрагментах, где возрастает степень волнения и драматизма: сон Елисаветы, встреча Кирши, сына Триродова, с умершей матерью, описание любви Афры к королеве Ортруде, ожидание Елисаветой встречи с возлюбленным – Триродовым и т.д. Таким образом, используемые Сологубом синтаксические эмфазы (устранение средств связи, смещение динамического центра предложения с глагола на имя, раздробление синтагм, интонационное выделение) являются ещё одним средством лиризации повествования. Прослеживается связь между типами прозы, по Н.Д. Арутюновой, и типами повествования (по Е.В. Падучевой [8] и Н.А. Кожевниковой [7]).

Объем статьи не позволяет привести больше примеров из текста. Но проведённый нами анализ подтверждает, что определения «синтагматическая» и «парадигматическая проза» могут и не быть постоянными характеристиками стиля, а являться стратегиями и тактиками, используемыми автором для достижения какой-то цели. Подобно тому, как происходит переключение повествования с одного коммуникативного регистра на другой, происходит переключение между типами прозы. Одно и то же произведение может представлять собой чередование разных типов, и чертой стиля писателя может являться как раз такое чередование.

Библиография
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Замечания:
«Если в первой разновидности прозы преобладают отношения, то во втором – вещи (В. Шкловский) [цит. по 1, с. 196]. »
Оформление сноски неверное, в квадратные скобки следует заключать только цифровые символы.
Позади — заметный кусок текста, включающий еще пять ссылок.
Все они — на один источник (Арутюнова Н. Д. О синтаксических типах прозы // Общее и романское языкознание. М., 1972. С. 189-200. ), 195-196 с.
Возникает вопрос — ставит ли автор целью популяризацию данного источника?
«Впрочем, применяясь на всё (всем) протяжении творчества автора, эти тактики всё-таки могут стать одной из отличительных стилевых черт:...  ».
И далее:
«Нам представляется, что дополнительную аргументацию в пользу точку зрения, высказываемой М.Ю. Сидоровой, можно найти в произведениях, подобных трилогии Ф. Сологуба «Творимая легенда».  »
Позиция Сидоровой однозначно противопоставлена «позиции Арутюновой».
Но
а) непонятно, что по этому поводу думает Арутюнова; то, что она разрабатывает данные классификационные признаки, вовсе не означает того, что она прямолинейно отождествляет их со стилистикой разных авторов (если это так, это следует показать);
б) и в таком случае проблема статьи сведется к разрешению частного заочного спора Сидоровой и Арутюновой; научность его (его типичность и актуальность) также следовало бы эксплицировать.
То же, собственно, касается избранного в качестве почвы аргументации произведения.
Насколько «символистская поэтическая проза» в таком отношении типична — и не является ли исключением, подчеркивающим правило?
«И другими авторами (см. [2; 9]), и нами уже отмечалась лиризованность текста «Творимой легенды», рассматривались коммуникативно-грамматические средства создания этого эффекта [5, с. 98-99]. »
Не совсем понятно, какого.
«Вслед за мыслью героини мы перемещаемся с одного предмета на другой (несколько неуклюже) по закону ассоциативного мышления. »
И далее:
«Эти «картинки» склеиваются друг с другом по принципу монтажа.  »
Так все же по законам ассоциативного мышления или принципу монтажа (в чем он заключается)? Или подобные тонкости не имеют значения?
Но этого мало. «Они соединены (видимо, дополнительно) не эксплицированными языковыми средствами связи, а сознанием героини, которое скрыто за ними. »
Может быть, остановиться на чем-нибудь одном?
«Автор максимально устраняется из текста, делая читателя ближе к потоку сознания Елисаветы.  »
Автору (статьи) не следует проявлять чрезмерной настойчивости в донесении своего — не слишком сложного — утверждения.
«Надо отметить, что тип повествования меняется именно в тот момент, когда читатель переходит во внутреннюю сферу героя (начиная с предложения И о чём не вспоминалось! ).  »
Несколько наивно (как и последующее). В общем, сам же автор утверждает, что читателя «переводит во внутреннюю сферу героя» сам автор, вполне намеренно и именно при помощи «изменения типа повествования».

Заключение: работа в общем отвечает требованиям, предъявляемым к научному изложению, и рекомендована к публикации с учетом замечаний.
Ссылка на эту статью

Просто выделите и скопируйте ссылку на эту статью в буфер обмена. Вы можете также попробовать найти похожие статьи


Другие сайты издательства:
Официальный сайт издательства NotaBene / Aurora Group s.r.o.