DOI: 10.7256/2454-0706.2017.2.42613

Аннотация: В работе в аспекте конкретно-исторического метода исследования анализируются нормативные положения Ярлыков татарских ханов русским митрополитам, как особого рода льготных иммунитетных грамот. Роль и значение ярлыков в истории русского права, в том числе и права уголовного, трудно переоценить. Монголо-татарское нашествие, оказавшее влияние на развитие государственности и культуры русского народа, не могло не сказаться и в правовой области. Будучи по своему характеру отличными от норм древнерусской правовой системы в целом, нормы права золотоордынских ханов, тем не менее, «знакомят» князей и духовенство с преступлениями, вероятнее всего, еще неизвестными древнерусскому уголовному праву. К ним можно отнести взяточничество и нарушение предписаний правовых норм именно как посягательства на интересы государства, отраженные в порядке управления. Эти преступные деяния в праве Золотой Орды карались жестче и по важности объекта охраны занимали более лидирующее место, чем, например, иные преступления. Появляются своеобразные «компромиссные» составы преступлений, которые призваны охранять интересы русского духовенства – запрет поругания христианской веры, уничтожения, повреждения и захвата имущества духовенства, а также церковных книг и манускриптов, как предметов, имеющих культурное и духовное значение и, несомненно, выходящих далеко за рамки собственности русской православной церкви. Но и русскому духовенству в лице митрополитов также запрещается нарушать постановления ярлыков, как и слугам хана.

DOI: 10.7256/2454-0684.2014.5.10754

Аннотация: Предметом исследования является исторический процесс уголовно-правового генезиса у древнегерманских племен, в период, предшествовавший образованию первых варварских королевств эпохи меровингов. Основаниями такого правогенеза является совокупность общественно-политических и культурно-религиозных признаков, отражающих полукочевой образ жизни и быта древних германцев, их воинственность, любовь к свободе, и праву силы. Особенности устройства общинной организации и мифо-поэтического отражения окружающего мира, соединенные в одно целое, привели к формированию совершенно особого правового восприятия древних германцев времен Цезаря и Тацита галло-римским окружением. В работе используется конкретно-исторический метод исследования, опирающийся на анализ и научную интерпретацию историко-правового материала. Появление на исторической сцене древних германских племен связано с процессом их переселения, движения, смены «ареала» существования, а значит, неизбежно с военными столкновениями с коренным населением захватываемых земель. Отсюда рождение права силы, формирующего особый образ человека-воина, прошедшего процедуру инициации, свободного юридического субъекта. Пленный враг, чужой, а значит не только враг, но и преступник, достойный самого сурового наказания, за то, что оказал сопротивление. Право силы, право войны санкционируется верховными антропоморфными божествами, а значит близкими и понятными, достойными подражания или порицания. Враг-герой иногда достоин уважения. Свобода юридического субъекта выражается в возможности всеобъемлющего участия в жизни общества, в решении вопросов войны и мира, правосудия. И хотя правовая сторона жизни общества не выделяется в особую сферу, она инвариантна, и, вместе с тем, проста и понятна каждому. Правовой обычай в основном сформирован социально-политическим устройством древнегерманского общества, но также неразрывно связан с религией, которая также подвержена видовой трансформации. Во многом, характер правогенеза у древних германцев носил уголовно-правовой оттенок, так как неразрывно был связан с решением именно тех важнейших вопросов (жизни, смерти, чести, родового кровомщения), которые изначально во всем мире относились именно к данной сфере правового регулирования.

DOI: 10.7256/1994-1471.2014.1.9017

Аннотация: Охрана собственности древнерусской православной церковью носит достаточно специфический характер. Ко времени формирования списков Синодальной редакции Устава князя Ярослава о церковных судах, оформляется и получает закрепление целая группа посягательств не только на православные обрядовые практики, но и на другие объекты. Русская православная церковь, полагая, что восточные славяне достаточно созрели в плане вероисповедания, начинает усиливать охрану других своих непосредственных дополнительных объектов. Помимо православной догмы, охране начинают подвергаться, в том числе, отношения собственности, получившие свое предметное выражение в церковном имуществе, символах, сооружениях. Именно эти составы различными исследователями очень часто объединялись одним родовым понятием – святотатством в широком смысле этого слова. А, кроме того, охране со стороны церкви начинают подвергаться собственность определенных лиц. Уголовно-правовая охрана собственности древнерусской православной церковью не относилась к числу приоритетных задач, если, конечно, не говорить о собственности церковных феодалов и святотатстве в широком смысле, как особого рода посягательстве на религию. Во всех подобных составах основным непосредственным объектом выступали интересы религии и церкви. В тех же случаях, когда церковь все-таки регулирует ответственность за собственно имущественные преступления, она четко фиксирует сферу своего воздействия, ограничиваемую либо пределами семьи, либо особенностями предмета посягательства, либо способами совершения таких преступлений.

DOI: 10.7256/2454-0706.2013.7.7528

Аннотация: Институт неоконченного преступления в уголовном праве древнерусского государства является одним из наименее изученных и, вместе с тем, достаточно спорным. В дошедших до нашего времени отечественных законодательных памятниках стадии совершения преступления, как правовые явления и понятия о них, нормативно не оформляются, что было вполне естественно для уровня законодательной техники того периода. Различные фрагменты стадий совершения преступления фиксируются казуально, применительно к конкретным случаям из юридической практики и не всегда четко сформулированы. Мнения исследователей по поводу наличия или отсутствия законодательно закрепленных стадий (в основном покушения) в древнерусском уголовном праве разделились и были достаточно аргументированы. Сторонники существования в древнерусском законе положений о неоконченном преступлении настаивают на буквальном его толковании и фиксируют соответствующую терминологическую базу. Противники аргументируют свою точку зрения тем, что институт неоконченного преступления в уголовном праве Древней Руси не мог существовать в силу неразвитости субъективной стороны состава преступления. Очевидно, что истина находится где-то посередине – древнерусское уголовное законодательство не успело отразить институт неоконченного преступления, фактически существующий в юридической практике. Во многом этот вывод автора обусловлен сравнительным исследованием некоторых схожих норм законодательства иных славянских государств и стран Западной Европы соответствующей эпохи.

DOI: 10.7256/2454-0706.2013.7.42586

Аннотация: Институт неоконченного преступления в уголовном праве древнерусского государства является одним из наименее изученных и, вместе с тем, достаточно спорным. В дошедших до нашего времени отечественных законодательных памятниках стадии совершения преступления, как правовые явления и понятия о них, нормативно не оформляются, что было вполне естественно для уровня законодательной техники того периода. Различные фрагменты стадий совершения преступления фиксируются казуально, применительно к конкретным случаям из юридической практики и не всегда четко сформулированы. Мнения исследователей по поводу наличия или отсутствия законодательно закрепленных стадий (в основном покушения) в древнерусском уголовном праве разделились и были достаточно аргументированы. Сторонники существования в древнерусском законе положений о неоконченном преступлении настаивают на буквальном его толковании и фиксируют соответствующую терминологическую базу. Противники аргументируют свою точку зрения тем, что институт неоконченного преступления в уголовном праве Древней Руси не мог существовать в силу неразвитости субъективной стороны состава преступления. Очевидно, что истина находится где-то посередине – древнерусское уголовное законодательство не успело отразить институт неоконченного преступления, фактически существующий в юридической практике. Во многом этот вывод автора обусловлен сравнительным исследованием некоторых схожих норм законодательства иных славянских государств и стран Западной Европы соответствующей эпохи.

DOI: 10.7256/1994-1471.2013.5.7561

Аннотация: Институт совершения преступления несколькими лицами в древнерусском уголовном праве возникает и формируется постепенно, но не изолированно от подобных же уголовно-правовых институтов ближайших славянских и европейских соседей. Наряду с постепенным законодательным оформлением института соучастия происходит накопление и осмысление судебной практики данного юридического явления, вырабатываются способы уголовно-правового реагирования на групповое совершение преступлений. Причем, вполне очевидно, что появление института совместного участия в совершении преступления нескольких лиц могло быть основано на реализации древнеславянской мифоэпической оппозиции: «один участник – много участников», что было свойственно мировосприятию древнего человека. Отсюда же и специфические особенности дифференциации уголовной ответственности, выражающиеся в ее усилении по отношению к институту соучастия в уголовном праве Древней Руси. Такое усиление носило специфический характер, преломлялось сквозь призму отношения к групповому преступлению потерпевшего лица. Чем больше лиц участвовало в совершении группового преступления, тем более тяжкой считалась обида, причиняемая потерпевшему. Каждый из участников совершенного преступления платил одинаковый с другими штраф, причем, как правило, этот штраф был равен размеру штрафа в случае совершения преступления в одиночку.

DOI: 10.7256/1729-5920.2013.4.7370

Аннотация: Собственность в светском древнерусском уголовном праве являлась одним из важнейших объектов уголовно-правовой охраны. Преступные посягательства против собственности содержат практически все законы Древней Руси – договоры Руси и Византии, Русская Правда, Псковская и Новгородская судебные грамоты, договоры русских городов с немцами. Древнерусский законодатель очень детально фиксирует в нормативном построении признаки потерпевших, предметы преступных посягательств и способы совершения преступлений против собственности, к которым относились не только хищения, но и неправомерное пользование чужим имуществом, а также его уничтожение или повреждение. Такое пристальное внимание к признакам объекта и объективной стороны преступлений против собственности способствовал формированию оптимального механизма дифференциации уголовной ответственности виновных. Факт наличия или отсутствия собственности предопределял, по сути, многие жизненно-важные вопросы для древнерусского человека. Это вопросы социальной стратификации и юридической самоидентификации личности в древнерусском государстве. Именно поэтому посягательства на отношения собственности карались в уголовном праве Древней Руси очень строго, вплоть до применения исключительной меры наказания.

DOI: 10.7256/2454-0668.2013.4.8961

Аннотация: Общественная и государственная безопасность как объекты уголовно-правовой охраны в Древней Руси получают свое законодательное закрепление значительно позже таких объектов как личность и собственность. Это вызвано приоритетностью закрепления тех или иных объектов охраны в соответствии с определенной стадией общественного развития. Безопасность общества и государства древнерусским человеком четко не разделяется. Интересы государства воспринимаются как интересы определенной коллективной общности и караются достаточно часто очень жестко, вплоть до смертной казни. Однако и интересы общественной и государственной безопасности получают свое законодательное закрепление уже в первых нормативных актах древнерусского государства – Договорах Руси и Византии, Договорах русских и немецких городов, Русской Правде, Псковской и Новгородской судных грамотах, церковных Уставах великих князей. Уголовно-правовой охране подлежат общественная безопасность и общественный порядок (как мирской, так и церковный), экологическая безопасность, внешняя безопасность государства.

DOI: 10.7256/2454-0706.2013.2.7384

Аннотация: Символизм в уголовном праве Древней Руси – явление многоаспектное. Он отражает взаимосвязь обычного народного права, сформировавшегося под влиянием ранних религиозных верований, с правом раннегосударственным. Древнерусское уголовное законодательство насыщено правовыми символами. Правовой символ это особый «код», хранящий и способный передавать правовую информацию. Получая особое осмысление, правовые символы трансформируются и закрепляются в первых нормативных установлениях наших предков. Правовые символы не только включаются в диспозиции норм, но и становятся инструментом дифференциации уголовной ответственности и индивидуализации наказания. В уголовном законодательстве древнерусского государства получают отражение символы – правовые идеи, символы – правовые обряды, символы-предметы, символы-наказания. Однако символизм древнего права не исчерпывается лишь символизмом правовой формы. В ряде случаев правовой символ может носить надправовой характер, когда, например, в сложных юридических ситуациях на помощь призывается божество. Право в древнерусском государстве и само, во многом, явление сакрального характера, напрямую связанное с героическим былинным эпосом и языческими славянскими верованиями.

DOI: 10.7256/2454-0668.2013.2.7554

Аннотация: Искажение современного русского разговорного языка ненормативной лексикой представляет серьезную угрозу не только этнокультурной самоидентификации русского народа, но и, в полном смысле этого слова, национальной безопасности российского государства. Циничное использование взрослыми в повседневной речи так называемых «матерных слов» приводит к тому, что молодое поколение воспринимает это уже, практически, на генетическом уровне как совершенно нормальное явление. Нетрудно представить себе, что может произойти в ближайшее время с нашим языком, если не попытаться кардинально изменить ситуацию. В истории права России наиболее эффективно и последовательно защитой русского языка от проникновения в нее нецензурной брани, в том числе, занималась Русская православная церковь, осуществлявшая в рамках своей уголовно-правовой юрисдикции охрану чести и достоинства личности в период с XI по XVII вв. Однако только ее усилий сегодня может оказаться недостаточно, если не выработать эффективные меры противодействия на законодательном уровне.

DOI: 10.7256/2454-0706.2013.2.42184

Аннотация: Символизм в уголовном праве Древней Руси – явление многоаспектное. Он отражает взаимосвязь обычного народного права, сформировавшегося под влиянием ранних религиозных верований, с правом раннегосударственным. Древнерусское уголовное законодательство насыщено правовыми символами. Правовой символ это особый «код», хранящий и способный передавать правовую информацию. Получая особое осмысление, правовые символы трансформируются и закрепляются в первых нормативных установлениях наших предков. Правовые символы не только включаются в диспозиции норм, но и становятся инструментом дифференциации уголовной ответственности и индивидуализации наказания. В уголовном законодательстве древнерусского государства получают отражение символы – правовые идеи, символы – правовые обряды, символы-предметы, символы-наказания. Однако символизм древнего права не исчерпывается лишь символизмом правовой формы. В ряде случаев правовой символ может носить надправовой характер, когда, например, в сложных юридических ситуациях на помощь призывается божество. Право в древнерусском государстве и само, во многом, явление сакрального характера, напрямую связанное с героическим былинным эпосом и языческими славянскими верованиями.